Три минуты

      Энди стоит почти в центре зала, скользя равнодушным взглядом по собравшимся вокруг людям. Многие из них ему не знакомы. Многие знакомы только смутно – парень с трудом может вспомнить их имена. Некоторых из них он знает очень хорошо, некоторых слишком хорошо, а некоторых лучше бы вообще не знал.       Вовсю играет музыка. Веселая толпа гудит. Через края льются горячительные напитки. Люди куда-то движутся, что-то обсуждают, а он стоит совершенно один среди этого бурного потока и почти не понимает, что он тут делает.       С трудом Энди удается вспомнить, что сегодня его день рождение. Ему исполнилось тридцать два. Какая все-таки большая цифра. Еще позавчера ему было всего шестнадцать и казалось, что весь мир лежит у его ног, что нужно только протянуть руку и сорвать все блага этой жизни, как лозу винограда. Еще вчера ему было двадцать три, и Энди уже понял, что в этом мире все не так просто как казалось ему в шестнадцать… Сегодня ему тридцать два. Он получил все, о чем мечтал в шестнадцать лет и только теперь начал догадываться, что мечтал он далеко не об этом.       Нет, у Энди прекрасная жизнь. Он поет и играет в замечательной группе, которая как говорят «находится на вершине своей популярности», а на самом деле год за годом покоряет все новые и новые вершины. У него большой дом загородом, шикарная квартира в центре Москвы, дорогая машина. У него прекрасные друзья. У него замечательный лучший друг. Настоящий друг. Тот, с которым Энди прошел и огонь, и воду, и медные трубы. А кроме того у ребят непревзойденный творческий тандем. Воистину прекрасное сочетание возвышенного и земного. У Энди замечательная жена: и умница, и красавица и одна из лучших певиц современности. Настоящая поп-принцесса. Прекрасная партия для одного из главных рок-идолов эпохи. У Энди две замечательные падчерицы, которые любят его едва ли не больше, чем родных отцов. И он души в девочках не чает. Они втроем даже создали свою линию одежды. Рисуют принты для футболок, бейсболок и худи. У Энди подрастает маленький сын. Его долгожданный первенец. Так похожий на своего отца – похожий во всем от черт лица до черт характера. У Энди и правда, есть все, о чем он мечтал. У Энди есть все, о чем мечтают многие из нас, но нет главного. В его жизни нет счастья. То о чем Энди мечтал, он видел показателями счастья, но теперь понял, что это не так, что счастье находится в чем-то другом. Но в чем же?       Оглядываясь по сторонам, Энди натыкается взглядом на свою Марину. Она прекрасна. Ей невероятно идет ярко-розовое коротенькое кожаное платье без бретелей. Оно соблазнительно обнажает загорелые плечи, стройные ноги, подчеркивая ее превосходную фигуру. Ее босоножки на баснословно высоком каблуке, ослепительно сияют стразами. Аккуратный неброский маникюр украшает длинные тонкие пальцы. Ее темно-рыжие волосы завитыми кудрями ложатся на бронзовые плечи и во всем этом свете, во всей этой музыке, во всем этом празднике она выглядит особенно пленительно. Кажется, что нет никого прекраснее ее. Это тот момент, когда Энди должен завидовать самому себе, но почему-то не завидно. Он спокойно смотрит, как его нимфа, сжимая в руке бокал игристого шампанского, мило беседует с Наташей Давыдовой. Он смотрит и почти ничего не чувствует.       Продолжая искать взглядом в толпе, искать непонятно кого, и непонятно зачем он замечает Мыросю. Сидя у барной стойки, она копается в своем телефоне и, судя по всему, опять пишет кому-то гневное сообщение. Эта женщина совершенно не способна отказаться от работы даже на время праздника. Насладиться в полной мере торжеством, к которому она сама приложила руку. И да, Мырося опять «забила» на дресс-код подобных мероприятий. Она сидит в дурацкой, яркой шапочке – видимо снова забыла помыть голову. На ее лице минимум макияжа. Она одета в синюю клетчатую рубашку больше ее как минимум на размер, и серые джинсы с рваными коленками и подвернутыми штанинами. На ногах ее любимые, уже давно заношенные и стоптанные серые кеды, и глядя на них Энди невольно вспоминает любимую присказку Цимбалюка: «Как гласят легенды и мифы древней Московии…». Это воспоминание вызывает у Энди грустную улыбку, и он продолжает внимательно изучать взглядом, казалось бы, до каждой клеточки известную ему женщину.       Из ее нагрудного кармана выглядывают очки в тяжелой роговой оправе, с которыми Мырося не расстается уже почти два года. В последние пару лет у нее здорово упало зрение – это последствие родов. Такое иногда бывает, но Энди ничего не знает о причинах ее внезапной болезни. Все знают, а он не знает. Или предпочитает не знать. Это ведь так удобно находиться в полном неведенье?       Мырося держит в руках стакан яблочного сока, который издалека можно принять за порцию крепкого алкоголя. На самом деле со спиртным она давно завязала. Как и с сигаретами. Об этом Энди тоже не знает. Так же как продолжает не знать о причинах ее внезапной увлеченности ЗОЖ. Он уже давно общается с Мыросей исключительно по работе, уже давно обращается к ней только по имени-отчеству и никак иначе. Теперь она Мырося Иннокентьевна. Это раньше они могли часами говорить друг с другом обо всем на свете и ведь всегда находились самые разные темы: чем ты сегодня ужинал, как прошел твой день, твое отношение к Рембрандту, к войне в проливе свиней, история лажи со звуком на последнем концерте, его детство в Цинциннати, ее детство в Тернополе, первые и вторые впечатления о Москве. Это раньше, они как два подростка закутавшись в простыни, дымили сигаретами в дорогих гостиничных номерах или крепко держались за руки перед его выходом на сцену, обменивались жаркими поцелуями где-то глубоко в кулуарах.       Это все было раньше, но Энди не признается даже самому себе, каким звоном в душе отдается ее низкий прокуренный голос, как на щеках загорается румянец от нечаянной встречи взглядом, как от случайных прикосновений по телу пробегает дрожь, а в венах закипает кровь. Иногда, опять-таки не признаваясь в этом даже самому себе, он специально часами без дела блуждает в коридорах ее продюсерского центра, надеясь случайно столкнуться. Иногда, он специально неправильно паркуется подъезжая к студии звукозаписи, чтобы услышать в трубке ее грубое: «Бирсак, сука пидарская, где ты купил права?! Ты гнида опять заблокировал мне взъезд!» и каждый раз после таких звонков выскакивая на парковку, он снова встречал ее. И пусть она была зла на него как черт, но чего стоили его томившемуся сердцу эти короткие встречи. Они заменяли Энди воздух.       Энди не признавался самому себе, но рана еще не зажила. Прошло уже больше двух лет, с тех пор, как они порвали все, что было между ними. Прошло уже больше двух лет, как Мырося его бросила. Она сказала: «Я уже жалею о том, что делаю, но все это пора заканчивать», а Энди ничего ей не возразил, хотя видел и в этой фразе, и в ее глазах, немую просьбу «останови меня!». Он хотел поступить «правильно». Она просто устала. Устала от шепотов за спиной, от сплетен и порицаний, устала от необходимости делить его с кем-то другим. Она устала встречать все праздники и выходные одна – отпуская его к семье. Она устала и бросила это пустое дело, а он не попытался ее остановить. У него тогда как раз родился сын и он считал, что так будет правильно. Он и сейчас считал, что они поступили правильно, что Мырося оказалась гораздо сильнее и благоразумнее его, но если все было правильно, почему до сих пор так больно?       Энди не знает ответа на этот вопрос. Он просто смотрит, как грозно сдвинув брови, Мырося что-то кому-то строчит в своем мобильном телефоне и в душе неистово радуется, что этот таинственный кто-то не он. Он знает, что в гневе эта женщина страшна, правда, уже давно ее не боится. И любимая фраза Мыроси: «Бирсак, а ты не прихуел ли от наглости? Звездой себя почувствовал?» уже не вгоняет его в такой дикий ужас, как четыре с лишним года назад. Мырося далеко не такая, какой кажется на первый взгляд. Она бывает совсем другой и Энди входит в число тех редких, избранных людей, кто знает ее обратную сторону.       «Интересно, сколько ей теперь лет? – невольно задумывается парень, - Она была на двенадцать с половиной меня старше и если мне сейчас тридцать два, значит ей уже сорок пять. Странно, а ведь, кажется, что с момента первой встречи она ничуть не изменилась. Все такой же вечный трудоголик. Все такой же подросток-переросток, с хрипящим прокуренным голосом, резкой манерой речи, плохим английским и невыносимым характером. Разве что теперь она научилась хоть немного отдыхать. Разве что теперь она миллионер. Разве что теперь она не внушает мне прежнего ужаса, только благоговение…»       Энди думает об этом. Он вспоминает весь пройденный ими путь, от встречи в гримерке «советчиков» до сегодняшнего дня. Энди вспоминает все, что их объединяло и объединяет и сквозь этот гул в своей голове слышит, что в зале заиграла песня «Молитва» группы «БИ-2». Еще одно приятное воспоминание рождается в его голове и даже не успев понять, что он делает, не успев придумать нужных слов, он уже шагает в сторону барной стойки и, приблизившись к девушке, протягивает ей руку. Подняв на него немного растерянный, немного возмущенный, немного удивленный взгляд, Мырося спросила:       - Бирсак ты ошалел? Перепил что ли?       В ответ на ее привычную грубость, Энди только улыбнулся и сказал:       - Мырося Иннокентьевна, Вы помните эту песню? Можно в честь моего день рождения пригласить Вас на танец? Я украду у Вас всего три минуты.       Энди был почти уверен, что Мырося ему откажет. Она не даст ему даже эти короткие минуты, чтобы вернуть дуновения ветров прошлого. Она в привычной манере пошлет его куда подальше. Она ведь почти его ненавидит. Он разбил ей сердце. Он изувечил ей жизнь. Он был первым человеком, которого она полюбила, и он этого не оценил. Она отдалась ему вся и с головой, впустила его глубже чем, кого бы то ни было, сделала из него звезду мирового масштаба, а он все равно ее не выбрал. Впрочем, она сама неплохо на нем заработала, но… но Мырося взяла его за руку и встав со стула, послушно пошла следом. Остановившись среди других танцующих пар, Энди положил руку ей на талию и еще крепче сжал ее холодные пальцы в своей ладони. Медленно кружась в такт песни, он так боялся посмотреть в ее бездонные карие глаза. Он долго разглядывал ее обкусанные до мяса ногти, и костяшки изъеденные заусенцами пока, наконец, не заставил себя взглянуть в ее лицо.       Он и сам не знал, откуда в нем взялась эта смелость, но наклонившись к девушке поближе, он немного неровным голосом спросил:       - Ты слышала последние записи?       Энди снова обратился к ней на «ты». Он и сам не заметил этого, но в тот момент все казалось таким естественным, что даже Мырося ничуть не удивилась, ничуть не разозлилась.       - Обижаешь, - сказала девушка, - Я уже выбрала одну тему для первого сингла. Это будет твоя песня и ее придется быстро доработать, но поговорим об этом в среду, «в центре».       - Знаешь, все, что я написал для нового альбома, я написал для тебя. Каждая моя строчка о тебе…       - Я это уже поняла, - ответила Мырося и смущенная, грустная улыбка, украсила ее обветренные губы, а после она и вовсе уткнулась лицом ему в грудь, полными легкими вдыхая любимый запах. Его запах. И аромат его туалетной воды. Когда-то она сама купила ему ее серый флакон. И сколько с тех пор прошло времени? А он до сих пор не сменил запаха. Ему он действительно очень подходил.       - Я скучаю, - тихо, ему в грудь прошептала Мырося, - Иногда по ночам я просыпаюсь, и забываю, что тот гастрольный тур давно кончился. Просыпаюсь и начинаю искать тебя. Глупо, правда?       - Я тоже очень скучаю, - ответил Энди сумев различить каждое слово ее сдавленного шепота, - Если бы ты знала, как мне тебя не хватает, - признался он, еще крепче прижимая ее к себе, и для него как будто не было последних двух лет. Будто не было ее решительной фразы: «Я уже об этом жалею…». Будто сегодня они снова в Цюрихе, Милане, Париже или Мюнхене. Будто все еще впереди. Будто все еще не закончилось и не закончится никогда. Будто сегодня ночью, они снова будут засыпать крепко прижавшись друг к другу и он снова, как в первый раз будет изучать ее тело, осыпая ее поцелуями, до синяков вцепляясь в ее бедра и плечи, кусая ее шею и затвердевшие соски. Будто они снова могут разговаривать обо всем и снова понимают друг друга с полуслова и одного прикосновения. Будто Энди никогда не стал «правильным», а Мырося никогда не «устала» от своей доли актрисы второго плана. Они так живо все это представили, но у них на эту хрупкую фантазию было всего три минуты…       Музыка закончилась. Песня, с которой было так много связанно, отыграла и, выпустив Мыросю из своих крепких объятий, Энди снова обратился к ней по имени-отчеству, робко попрощавшись с женщиной, с которой когда-то не было никаких преград, никаких границ дозволенного, а потом она «устала», а потом Энди выбрал быть «правильным».       Проводив ее до барной стойки осторожным взглядом, он снова встретился глазами со своей красавицей женой и, подав ему ненавязчивый знак подойти ближе, Марина тут же отвела взгляд. Не став перечить ее воле, Энди пересек зал, остановившись возле своей благоверной. Стараясь ничем не выдать перед собравшейся публикой своего раздражения, она с улыбкой спросила:       - И что это только что было?       - Ничего, - спокойно ответил Энди, - Я, что не могу на собственном день рождении подарить один танец своему продюсеру?       - Можешь… но ты же обещал, ты говорил, что все кончено, что…       - Я прекрасно помню, что я говорил, амнезией я пока не страдаю, - сказал он, ничуть не потеряв в своем спокойствии и наклонившись Марине, ласково поцеловал ее ямочку на щеке, - Обещаю, что следующий медленный танец обязательно будет твой…