Бродвей

- Хей, Джек, как Мэри? - О, она замечательно, выбросила все мои вещи из окна и попыталась поджечь гараж, пока я там спал, - Джек ухмыльнулся и покачал головой. – Тебе как обычно?       Я кивнул.       Удивительно, сколько ненависти и любви может быть между людьми. Джек никогда не жаловался на выходки Мэри, Мэри никогда не изменяла Джеку. Вы можете не подходить друг другу, но, если в какой-то момент вас связали вместе – терпите. И продолжайте любить, ведь так проще терпеть.       «Бродвей» - бар разочаровавшихся алкоголиков и умелых куртизанок. Изменяющих мужей и несовершеннолетних, которые уверены, что выглядят старше шестнадцати. Также, для меня и моей прекрасной музы. Кто бы что не говорил про этот бар, но голос Джеффи заставляет закрыть глаза даже на мерзко-розовый цвет вывески. Ты можешь быть последним неудачником, но слушая мастера свинга Кори на своем контрабасе, жизнь становится менее дерьмовой. И да, главный повод для писка размалёванных девиц – Элвис, тенор-саксофонист, мастер импровизации.       Удивительно, как может подействовать один глоток на мозг, когда вокруг так много людей и софитов. - Милый, - я обернулся и встретился взглядом с очаровательной Мэг, - я уже и не надеялась тебя увидеть, - она потянулась за поцелуем. Пьяная Мэг равно грустный тромбон. Сияет, как и всегда, но звучит до жути отвратно. - Давай сыграем с тобой в игру? – она отодвинулась от моего лица и подмигнула. – Как раньше. Помнишь? - Конечно, Мэг. Начинай.       Мэг была замечательной женщиной. Когда-то. До второго развода и до третьего ребенка. До годового запоя и лишения родительских прав. До первой пробы фена и минета незнакомому парню в машине. - Видишь того парня? Нет, нет, не того. Правее, в пиджаке цвета детской неожиданности, - она глупо засмеялась и закинула голову назад, посмотрев на меня из-под ресниц. – Ставлю все деньги, что он работает в сфере продаж, а в выходные избивает свою жену и тащится в бар, чтобы забыться. Думаю, это из-за проблем с матерью. Все проблемы мужиков связаны с этим, - она приблизилась к моему лицу, и я заметил новые морщинки на ее лице.       Она была уже не той Мэг, в которую я был влюблен, но что-то живое еще оставалось в этом теле. - Девушка у бара в синем платье, - я проследил за взглядом Мэг, - да, она. Ей 17, сбежала из дома. Поссорилась с родителями на почве того, что спит с преподавателем. Думаю, по литературе – уж очень прозаичный профиль. - Бедняжка, - Мэг надула нижнюю губу, - она еще даже не знает, с каким количеством боли встретиться.       Она замолчала и ее взгляд завис на девушке. Когда-то она была такая же: молодая, с амбициями и твердой уверенностью в своей правоте. Тогда я ее и встретил. Она работала здесь официанткой и временами пела. У нее был чудесный голос, но роды, алкоголь, сигареты и наркотики сделали свое, и вместо глубокого альта, выходило что-то среднее звуком шваркающей сковородки и скрипом двери с перерывом на кашель. А еще у нее было великолепное тело, но время оставило на это только еле заметные намеки. От прежней Мэг осталось только ярко-красная помада и печальный взгляд. - Знаешь, милый... - она коснулась моей руки.       Зал заполнил звук аплодисментов и Мэг снова надела маску глупой женщины, и, наклонившись к уху, воскликнула: «Это они!».       Это была Джеффи с ребятами и своим чудесным голосом. Если бы не они, здесь не осталось бы никого. Уверенное звучание контрабаса, пафосно-обертонистое саксофона и невероятно-томное голоса чудесной женщины – давали желание жить.       Люди стали извиваться под музыку, был слышен громкий смех и чья-то ругань. Мэг встала и взяла меня за руку, потянув за собой. Мы были не в том возрасте, чтобы танцевать. Нам было пора сидеть спокойно дома на диване и залипать в телевизор, но, на удивление, мои руки на бедрах Мэг чувствовали себя все также комфортно, а ее движения оставались все такими же плавными.       Она откинула голову назад и улыбнулась. - Знаешь, я говорила с Полом, - она серьезно посмотрела в глаза и приблизилась к уху, - он говорит у нас проблемы. Этим стручкам понравилась местность, и они хотят построить здесь какой-то санаторий или что-то вроде того. Это ужасно.       Я удивленно поднял брови, и она рассерженно дернула меня за плечи. - Ты не должен позволить этому свершиться. - В руках Пола держать свою землю при себе.       Она крепко обняла меня, и я почувствовал, как на мою рубашку скатываются ее слезы. - Милый, я слышала разговоры официанток, они называли меня старой неудачницей. А ведь когда-то я была одной из них, и так же обсуждала посетителей. - Ты была лучше, - я поцеловал ее в висок и прижал к себе.       Время сыграло с нами плохую шутку. С Джеком, чья жена страдала приступами агрессии и паранойи. С Полом, который из бизнесмена превратился в жирного барыгу. С Джеффи, которая все чаще давала соло саксофону и не успевала за темпом, задаваемым контрабасом. С Мэг, для которой самый большой страх – проснуться трезвой. И со мной, бывшим преподавателем истории, который все чаще прижимал к себе пьяных дам и покупал их услуги.       «Бродвей» - это, как будто наше убежище, где мы устроили себе группу продленного дня, группу продленной молодости. Этот бар открылся, когда мне было 20, и честно говоря, большую часть людей, присутствующих здесь, я встретил еще тогда. Мы застряли здесь, не выдержав жестокой реальности. Мы воображали себе столы и стулья из красного дерева, хорошую выпивку и уют. Насколько это было правдой или ложью, трудно сказать: ведь я тоже часть этой иллюзии. - Мы здесь навсегда, милый? - Малышка, никому кроме нас не нужен этот бар.       Впервые я пришел сюда в двадцать лет и остался здесь до их пор. Пережил четырех барменов, постоянством отличился только Джек. Пережил несколько форм официанток, от развратно-сексуальных до обыденно-привычных. О, а сколько было самих официанток: не каждая выдерживает столько шлепков по заднице и пошлых комментариев. Но кое-что здесь оставалось неизменным - розовая надпись: «Бродвей».