Just kidding

Он помнит яркий свет, оглушающий звук тормозов, которые ничем не смогли помочь. Сильный удар, десятки осколков впиваются в кожу, в голове пронзительный свист, очки разбились, перед глазами все плывет. Больно… Страшно… Дождь не прекращается, время от времени гремит гром, капли дождя тарабанят по дымящийся машине. Они умрут? Вот так просто, сидя в своей машине? Умрут из-за того, что в них влетел кто-то, кто не справился с управлением? Что же будет дальше? Нужно позвать кого-то на помощь. Больно шевелиться, слишком невыносимая боль. Тело не слушается, не поддается, но нужно сделать это. Телефон. Он был где-то здесь. Дрожащими руками, изрезанными из-за осколков, Юри с трудом вызывает скорую, говорит едва слышно, на большее не хватает сил. Телефон выпадает из рук, он поворачивает голову, смотрит на едва дыщащего Виктора. Нет, так не должно быть. Виктор не должен был пострадать, на его месте должен был быть Юри. Парень хотел сесть за руль, но Никифоров сказал, что сегодня водителем будет он, а Кацуки не стал перечить, и теперь жалеет об этом. Юри вздрагивает, открывает глаза. Снова воспоминания, которые так и не покидают его с тех самых пор. Он сидит в кресле в больничной палате, где находится Виктор. Прошло несколько дней с момента аварии, а Никифоров так и не пришел в себя. Врачи говорят, что такое бывает, и что скоро он должен очнуться. Именно «скоро» и пугает Юри. Проснется ли Виктор? Юри боится, что нет. Боится, что останется один, не сможет ведь пережить, если Виктор оставит его. Это похоже на лебедей, которые находят себе пару на всю жизнь, и если один из них погибает, то второй взлетает ввысь, а потом падает вниз, разбиваясь о землю, ибо не видит смысла жить без своей второй половинки. Юри верит, что Виктор очнется, хотя с каждым днем его уверенность угасает. Состояние мужчины стабильное. Уже стабильное. Когда он попал в больницу, то провел в операционной не один час, в то время как Юри ожидал в коридоре. Кацуки практически не пострадал, отделался парой царапин, несколькими синяками и вывихом, всего-то. У Виктора же было все куда хуже. Кацуки винил в этом себя, потому что считал, что он должен был быть на месте Виктора. Только он один. Юри не помнит, когда спокойно спал. Сначала его мучили кошмары связанные с той аварией, потом кошмары прекратились, но спать он уже не мог. Бывало, он просто сидел в палате, смотрел на Виктора, мысленно просил его открыть глаза, поговорить с ним. Юри часто разговаривал с Никифоровым, ему сказали, что это может помочь, что он слышит его. Кацуки слабо верил в это, но все равно говорил. Говорил обо всем на свете: вспоминал их совместную жизнь, как они отправились в путешествие по Европе, как катались на лыжах, плавали в океане. Первое время Юри практически не смотрел на Виктора, потому что того было просто не узнать из-за большого количества гематом, кровоподтеков. На лице и вообще практически на всем теле не осталось и живого места. Спустя пару дней Виктора можно было уже узнать. Поначалу Юри едва сдерживал слезы, но знал, что должен быть сильным и просто ждать. Это все пройдет. Они ведь живы, это главное. — Где это я? — Вдруг раздался хриплый голос, и Кацуки дернулся от неожиданности. Это у него уже галлюцинации от недосыпа, или что? Нет, ему не показалось. Точно не показалось. Это определенно голос Виктора. Юри посмотрел на мужчину, и охнул. Никифоров открыл глаза, смотрел в потолок, потом медленно повернул голову к Кацуки, слегка нахмурился. — Вы врач? — спросил Виктор, и Юри замер. Неужели он не помнит его? Неужели он правда забыл? Забыл все, что они пережили вместе? Забыл, кто такой Кацуки Юри? — Ты. Ты не помнишь? — Сглотнув, спрашивает Юри. Его руки немного дрожат, он не хочет верить в это. Не хочет. — Мы с тобой попали в аварию, несколько дней назад, ты был в коме, — дрожащим голосом объясняет парень, поправляет очки, нервно покусывает губы. — Почему я ехал с Вами? — Снова спрашивает Виктор, кашляет, морщится от боли. Юри мысленно просит его прекратить задавать вопросы, чтобы не делать ему больнее. Просит остановиться, срывает голос, моля мужчину. — Мы женаты. — Говорит Кацуки, показывая Виктору обручальное кольцо на безымянном пальце, осторожно прикасается к руке Никифорова, показывает ему его обручальное кольцо. — Уже как два года. Ты правда не помнишь? — Юри становится тяжелее дышать. Мысленно просит его сказать, что все хорошо. Парень задерживает дыхание, сжимает руки в кулаки. — Дурачок, я шучу, — вдруг говорит Виктор, легко улыбаясь. — Как я могу забыть тебя, Юри? — Кацуки хочет ударить его. Хочет, но не делает этого. Просто не может. Вместо этого он обнимает Виктора, целует его в шею, зарывается пальцами в его волосы. Слышит тихий смех мужчины, чувствует, как Виктор прижимает его ближе к себе. Конечно же он никогда не забудет его.