Иногда любовь приносит счастье, Но иногда — только боль, да. © Adele — Someone like you
Дзы-ы-ы-нь. Оторвавшись от книги, Мерлин потёр уставшие веки и нехотя встал из-за стола. Дзы-ы-нь. Это не сосед снизу, вернувшийся за одолженным на днях стулом, решил Мерлин, плетясь к двери. Дзы-ы-ы-ы-нь. И уж точно не живущая напротив старушка к полуночи решила угостить его своим свежеиспеченным пирогом с вишней. Дзы-ы-ы-ы-ы-ы-нь. Мерлин поджал губы, точно зная, кто стоит по ту сторону двери и остервенело жмёт на звонок — так настойчиво к нему в гости мог ломиться лишь только один человек. Мерлин даже в глазок не взглянул, дабы убедиться в своей правоте. Дзы-ы-… Открыл дверь и тут же посторонился: как к себе домой, Артур ввалился за порог, бросил на пол неизменный кожаный портфель, полный деловых бумаг и ослепил безупречной улыбкой. И это могло означать только одно: — Я к тебе на недельку. Гвиневра опять выносит мне мозг. Громко хмыкнув, как бы говоря: «Я и не сомневался», Мерлин закрыл за гостем дверь. Только в прошлом месяце Артур провёл здесь практически три недели, в очередной раз поссорившись со своей невестой, носившей это «почётное» звание уже который год. И, чем дальше двигалось время, чем чаще и дольше друг отсиживался у него. — Может быть, вам уже стоит серьезно поговорить и разобраться со всем этим, — пройдя вслед за Артуром на кухню, неопределенно махнул рукой Мерлин. Тот уже по-хозяйски копошился в холодильнике и искал приемлемую для себя пищу. Открыл какую-то посудину — Мерлин отрешённо пытался вспомнить, что именно в спешке он приготовил с утра перед учебой. От уставших, но внимательных глаз не ускользнуло, как Артур поморщился и вернул её обратно. Пора бы уже запомнить, что в отличие от идеальной во всём Гвиневры готовил он так себе, — возмущенно подумал Мерлин, и слова эти чуть было не сорвались с языка. Пендрагон хмыкнул, задумчиво осмотрелся вокруг, словно был тут впервые, обернулся к Мерлину и… И хватило всего лишь одного взгляда, и то вскользь, чтобы тяжелым камнем сердце Мерлина ухнуло вниз. С некоторых пор — он уже и не мог вспомнить, с каких же именно, — время, проведенное с Артуром, превращалось в сплошное черное пятно, серую дымку, в которой он не мог даже вдохнуть, не причинив себе боли. А стоило Артуру уйти — краски снова возвращались в его жизнь. — Нам нужна нормальная еда. — Тебе нужна. Меня всё устраивает, — поправил он Артура — ну серьезно, будто за столько лет Мерлин не догадался, что под этим предлогом Пендрагон всего-то пытается проявить своеобразную заботу. — И да. Разобраться с Гвиневрой тебе стоит как можно скорее, хватит уже опустошать мой и без того неполноценный холодильник. Посмотри на него, совсем исхудал. Артур насмешливо фыркнул, но взгляд оставался острым и пристальным, словно выискивал в Мерлине изменения. Затем, будто что-то резко щёлкнуло у него в голове, он вздохнул и уселся за стол. — Чай, — словно король, Артур, не глядя, кивнул в сторону плиты и уставился в окно. И Мерлин, как и всегда, послушно принялся выполнять просьбу в стиле Пендрагона. Тому даже никаких усилий принимать не надо, можно просто вести себя, как обычно — словно заносчивый эгоист, при этом он продолжает оставаться для Мерлина самым прекрасным человеком. Единственный, кому он может позволить подобное, так уж случилось. И как с этим бороться — он не знал. — Я не знаю, Мерлин, как всё исправить. Гвиневра любит меня. Я… её. Запоздалый ответ, прозвучавший таким неуверенным голосом — редкое явление со стороны Артура, означающее полное доверие. Слепая, глупая надежда пробудилась в измученном сердце и тут же потухла, словно слабо мерцающий огонёк в истлевшей сигарете. Ругая себя, Мерлин стиснул ручку чайника, продолжая стоять к другу спиной. Он не может так больше. Это невыносимо, сердце не взаимодействует с разумом, продолжая в каждой фразе невольно искать подтекст. Точно зная, что между сказанных Артуром слов никогда не было иного значения. — Я же не виноват, что мне сейчас просто некогда жениться, — добавил Артур спустя мгновение. Мерлин не сдержался от нервного смешка. — Что? — Неудивительно, что с такой отговоркой Гвиневра устраивает тебе ссоры чуть ли не каждый день. — Так и есть. Каждый чёртов день она чем-то недовольна, — Артур запустил пятерню в светлые волосы и как-то уж слишком трагически вздохнул. Мерлин даже обернулся, дабы посмотреть на его несчастно сгорбившийся силуэт. — Не могу же я сказать ей, что ещё не готов обременить себя клятвой быть с ней всю жизнь, в горе и в радости, и так далее, о чём там говорится… Не помню, забыл. — Но ты же любишь её, — напомнил Мерлин, словно ком шерсти выплюнув. Поставив перед замолкшим Артуром чашку, он сел напротив, уткнувшись взглядом в свою. Мерлин старательно не поднимал глаз, чтобы не всматриваться в Артура так жадно, как бывало часто. Образ Пендрагона уже давно отпечатался на сетчатке его глаз. Закрывая их, Мерлин с лёгкостью воссоздавал его: взлохмаченные светлые волосы, голубые глаза, в которых в последнее время что-то рвалось на части, неизменный деловой костюм и, конечно же, небрежный, почти развязанный галстук — как сильно Мерлин ненавидел их, так сильно они шли Артуру. Да он был уверен — одень Артура в лохмотья, тот всё равно будет выглядеть как самый благородный и знатный оборванец, если так вообще можно было выглядеть. На фоне Артура, он, такой нескладный и — лишь с натяжкой симпатичный — словно бродяжка рядом со львом. Безликая тень на фоне яркого солнца. Второстепенный персонаж, который не в счёт. Никакого шанса и быть не могло. Они продолжали пить чай в молчании, и тема о Гвен грозовой тучей повисла между ними в воздухе. Артур не собирался отвечать, а Мерлин больше не хотел об этом заговаривать. Но было кое-что ещё, чего он боялся даже больше, чем разговоров о невесте Артура — и это кое-что он собирался озвучить прямо сейчас. Возможно, навсегда лишив себя общества Пендрагона. Мерлин готовился к этому разговору не один раз, но ни разу так и не смог решиться произнести нужные слова, глядя Артуру в глаза. Или хотя бы просто находясь с ним в одной комнате. — Знаешь, я хотел… — Ты, наверное… Они заговорили одновременно, и, разочарованный, Мерлин осушил всю чашку чая до дна — этот проклятый Артур и сейчас помешал ему, теперь он не сможет набраться мужества и попытаться повторить это вновь. — Что ты там хотел? — улыбнувшись, спросил Артур. — Нет-нет, ничего, — буркнул Мерлин, снова опуская глаза, запрещая себе смотреть на его улыбку. — А ты что хотел? — А, — Артур тоже допил чай и расслабленно привалился к спинке стула. — Уверен, что ты торчал за книгами, пока я не пришел. Мерлин что-то невнятно промычал. Да, он учил. Потому что только с третьего раза смог поступить на юриста и теперь не собирался терять возможность стать достойным человеком. — Хочешь, помогу, объясню что-нибудь. Мерлин не сдержался, и тёмная бровь насмешливо взмыла вверх. Несмотря на то, что разница в возрасте у них всего в несколько лет — в отличие от него, у Артура была возможность поступить в университет раньше. И порой Пендрагон, уже будучи дипломированным специалистом, действительно помогал ему, буквально разжевывая временами непонятный материал, давал советы, причем действительно стоящие. Но вот Мерлин… … Мерлин опять отвлекся, глядя на сосредоточенный профиль Артура. Тот натянул очки, потому что за годы учёбы уже успел изрядно подпортить отличное когда-то зрение, надел одну из футболок и штаны, которые в шкафу Мерлина находились, словно его собственные вещи, и со всей серьезностью объяснял ему нюансы законов. Мерлин отчаянно пытался слушать, но глаза жили своей жизнью, и он продолжал наблюдать, рассматривая уже давно изученные чёрточки его лица. И проклинал себя за эту слабость. — Мерлин? — Артур стянул очки, потер переносицу, напомнив Мерлину строгого учителя, уставшего от нерадивого, невнимательного ученика, и приглушил свет настольной лампы, от которого начала раскалываться голова. Мерлин отрешенно кивнул. — Да что с тобой такое? Может, тебе стоит нормально поесть? — явно намекая на пустоватый холодильник, с тихим смешком поинтересовался Артур. — Я… я хотел сказать, что тебе стоит поискать другое убежище во время ссор с Гвен, — на выдохе протараторил Мерлин и вдруг успокоился. Светлые брови Артура в удивлении взлетели вверх, а рот приоткрылся. — Скоро я буду жить не один, поэтому будет не совсем удобно, если ты… Ну, ты и сам понимаешь. Мерлин врать совершенно не умел, и будь Артур чуточку внимательней к нему в этот момент, с легкостью услышал бы ложь в его словах. Никого у него не было, и не могло бы быть, отчуждённо подумал Мерлин в тот миг, потому что вырвать Артура из неразумного сердца, ну или хотя бы подвинуть немножко, он просто не сможет. Но и мучить себя он тоже больше не мог. Но Артур был слишком шокирован услышанным заявлением, чтобы обратить внимание на очевидные признаки лжи на лице друга. Он деловито сложил руки на груди и прищурился, и, что удивительно — посмотрел на Мерлина с упрёком. — Вот как? Буду мешать? И когда же ты успел обзавестись подружкой? Или, может быть другом, а, Мерлин? — Артур приблизился к нему, рассматривая спокойное лицо перед собой. — Не говори ерунды, — поразительно, но ему удалось сохранять самообладание. Мерлин немного отодвинулся, чтобы не чувствовать дыхания Артура и этой тяжёлой, давящей ауры, исходящей от него. — Ты же знаешь… всё знаешь, — его голос всё же дрогнул, и беспомощность в нём слышалась так явно, почти жалко. Но Артур железной хваткой вцепился в плечо Мерлина и заставил смотреть на себя. — Думал, что знаю, — продолжая прожигать его прищуром глаз, сказал он. — Не так давно ты говорил, что любишь. И уже кого-то ведёшь в свой дом? Так значит, вот чего стоит твоя «любовь»? Уж лучше бы он ударил его, думал Мерлин, опуская голову и пряча болезненный взгляд за тёмной челкой. Физическая боль ничто в сравнении со словами, которыми так небрежно бросался Артур. Несколько лет назад, не в силах больше держать всё в себе, Мерлин признался в своей влюблённости. Но, чего и следовало ожидать — кроме дружбы, крепкой верной дружбы Артур ничего не мог предложить ему взамен. Удивительно только, что после того знаменательного фиаско Артур его не бросил — не отвернулся и не стал презирать. Единственное, о чём он попросил Мерлина в тот день — не вспомнить больше о случившемся. Мерлин пытался, изо всех сил пытался забыть, но Артур вновь и вновь напоминал об этом. Не словами, а просто своим присутствием, просто своими глазами. Просто собой. Являясь всем лучшим и одновременно худшим — всем, что было в его жизни. — Артур, пожалуйста, — Мерлин и сам не знал, чего просит, но боль в груди стала настолько острой, а плечо, к которому Артур прикасался сейчас своей рукой, настолько жгло, что сил терпеть эти муки не оставалось. Пендрагон убрал ладонь — и Мерлин было облегченно выдохнул, — но только для того, чтобы обнять, крепко прижимая к себе. — Я не хочу причинять тебе боль, Мерлин. Но ты мой друг и отказаться от тебя из-за «этого» я тоже не могу. «Этого»… Так просто Артур говорит о его чувствах, а для Мерлина «это» стало самым тяжелым и мучительным испытанием в его жизни. Впору было расплакаться, размазывая слёзы по серой футболке, которую он уже стискивал дрожащими руками. Но он только прислонился лбом к родному плечу и замер. Артур был как никогда близко, большим пальцем стирал с его щек влажные дорожки, и, казалось, был готов сам расплакаться от того, что не мог ответить взаимностью. — Ты мне не врёшь, Мерлин? У тебя на самом деле кто-то есть? — тихий голос, полный сожаления, боли и горечи, проник в самое сердце, и в сей миг Мерлин полюбил этого человека ещё сильнее. Мерлин отрицательно покачал головой, из-за застилающих глаза слёз практически ничего не видя. Артур обхватил его за затылок, прижал к себе еще ближе и невесомо дотронулся сухими губами до его лба, пытаясь забрать хоть малую часть страданий. — Если… если ты хочешь, я могу попробовать, правда… Попытаюсь… Ради тебя. Мерлин не сразу понял, о чём бормочет Артур, проникшийся его болью, и изумлённо выдохнул, почувствовав, как широкая ладонь нежно гладит левую щёку, а губы нерешительно прикасаются к его губам. Когда-то Мерлин мечтал об этом. Думал, что станет самым счастливым человеком во всём мире и сможет даже умереть только ради того, чтобы почувствовать этот лёгкий поцелуй на своих губах. Но человека несчастнее, чем Мерлин в этот миг, невозможно было отыскать на всём белом свете. Он отвергнул Артура. Сказав, что ему не нужны подачки, не нужна жалость, и уж тем более не нужно, чтобы тот наступал себе на горло ради него. И не врал. Мерлин мог поручиться за свою надломанную жизнь, разбитые чувства и пустое сердце, но на жизнь Артура у него не было прав. Артур ничего не ответил. Просто забрал свой портфель, полный деловых бумаг, и, даже не переодевшись в костюм, в котором к нему пожаловал, а так, в чём был одет — в футболке и в штанах, — куда-то ушёл. И вот уже несколько месяцев не появлялся в его жизни. Мерлин смирялся потихоньку, пытался научиться жить иначе, без Артура, который сам того не желая заполнил его жизнь серым смогом тоски. Никогда раньше они не расставались на такой долгий срок, даже в школьные годы, когда во время серьёзной ссоры подрались и казалось, что их дружбе пришёл конец. Артур никогда не делал навстречу шаг первым. Просто потому, что не умел. Эта роль всегда оставалась за Мерлином, но в этот раз он не собирался вновь ступать на эту дорожку. Новая жизнь — значит новая жизнь, без Пендрагона. Мерлин хотел этого, правда хотел — упорно верил в это и напоминал себе порой, что это его собственный выбор. Он сам захотел вычеркнуть Артура из своей жизни, а тот своим молчанием ему это позволил. Немного охладев, не ослепленный чувствами, Мерлин вдруг заметил, что им заинтересовалась его однокурсница — смышленая, милая девушка, постоянно краснеющая в его присутствии и всё чаще предлагающая составить ей компанию и выпить остывший кофе в коридорах университета. Она всегда нравилась Мерлину, как подруга, конечно же. Но заметив, наконец, что ею движет, он понял вдруг, что чувствовал Артур, находясь рядом с ним. Вину. Но вину не просто перед хорошим приятелем, а перед лучшим другом, с которым они вместе с самого детства. Осознав это, Мерлин пуще прежнего стал корить себя, что не смог сдержаться и признался Артуру, обрекая тем самым на неизгладимое чувство вины и жалости. Боясь сделать девушке больно, Мерлин улыбался и принимал пластиковый стаканчик с кофе. У неё не было голубых глаз, светлых волос и эгоистичного, заносчивого характера. У нее были милые ямочки на щеках, большие серые глаза и рыжеватого оттенка волосы. Она не морщилась показушно, когда покупала в буфете фастфудовскую еду или же пила дешевый кофе. Она совершенно не была похожа на Артура. А Мерлин сравнивал их вновь и вновь, снова и снова, выпадая из разговора и разглядывая черточки её лица, чтобы убедиться в этом наверняка. В его новой жизни Артуру не было места ни в каком обличье. Спустя четыре месяца молчания, беспокойство стало верным спутником Мерлина. Осознание накрыло огромной ледяной волной — они и в самом деле не будут больше общаться. Перечеркнут многолетнюю дружбу только потому, что Мерлин больше не смог выносить свою боль? Каким же слабаком он оказался, а ещё Артура смел называть эгоистом. Иногда на него накатывало, и Мерлин хватался за телефон, намереваясь отправить другу сообщение, потому что на звонок не хватало смелости. Хотелось порой написать Артуру письмо на емэйл с просьбой обо всём забыть, они же ведь друзья, пусть всё станет, как было прежде. Но одёргивал себя в последний момент — за время, проведённое вдали от Артура, Мерлин тоже потихоньку разучился примиряться первым.******
Дзы-ы-ы-нь. Мерлин поднял голову, отрываясь от конспектов, и почесал нос. Дзы-ы-нь. Дзы-ы-ы-ы-нь. Это точно не был сосед снизу, пришедший за одолженной дрелью. Или же одинокая, как и он сам, соседка, живущая напротив, решившая угостить его фирменным пирогом. Дзы-ы-ы-ы-ы-ы-нь. Мерлин лихорадочно вскочил из-за стола, зацепился ногой за стул и нервно повел плечами, с уверенностью в восемьдесят процентов зная, кто стоит по ту сторону двери. Он сглотнул и практически на цыпочках, крадучись, подошел к двери. Так настойчиво к нему мог ломиться только один человек — человек, который никогда не делает первым шаг навстречу. Дзы-ы-…