Били крыльями голуби

— Зачем ты?! — воскликнула Герда, не решаясь, впрочем, подойти ближе и оттолкнуть Разбойницу от оленя. Та рассмеялась, но опустила руку и повернулась: — И правда, теперь у меня есть ты, золотце, — она приблизилась и повалила Герду на служивший постелью ковёр. Солома под ним порядочно примялась, и Герда вскрикнула, ударившись — Разбойница чуть нахмурилась, но, сев сверху, тут же продолжила, по-звериному хищно усмехаясь: — Теперь я могу играть с тобой. Лезвие ножа коснулось шеи, и Герда дёрнулась, едва не поранившись. В её взгляде читался страх. — Глупая — совсем как мой олень! — Разбойница наклонилась и, обжигая дыханием, заговорила: — С кем же я буду развлекаться, если убью вас? — она слегка прикусила мочку, провела языком по шее от основания к самым волосам, а затем отстранилась. Страх сменился непониманием, и, раскрасневшись и тем ещё больше напоминая лицом розу, Герда лежала, не двигаясь, и глубоко и неровно дышала. — Так-то лучше, золотце, — Разбойница отложила нож в сторону, — и пора помочь тебе избавиться от одёжки, сейчас она уж точно ни к чему. У нас достаточно времени, пока эти глупцы дерутся за добычу. Ха! Самое ценное-то я забрала. Герда, потрясённая, всё ещё пыталась осознать происходящее и не сопротивлялась: ни когда Разбойница снимала с неё кожушок с ботинками, ни когда больно стиснула руку на талии и провела носом от груди к подбородку, жадно вдыхая её запах, прежде чем стянуть платье, а следом — поспешно и неаккуратно — бельё. Она прикрыла глаза, борясь с объявшим её испугом, и не видела, как Разбойница разделась сама. Только почувствовала прикосновение обнажённой кожи к бёдрам, ощутила, как не по-девичьи сильные руки обхватили её кисти и прижали их к полу за головой. — Смотри, — опаляя, в самое ухо. Герда повиновалась: прямо перед её лицом — лицо Разбойницы, сбившееся дыхание обжигает, глаза блестят, словно её лихорадит, но в глубине их что-то болезненное, медленно кровоточащее, точно давняя рана, незаживающая, постоянно растравливаемая. Взмах ресниц — и взгляд уже пуст, а губы растягиваются в ухмылке. Губы, которые тут же касаются её губ, грубо вовлекая в поцелуй. Не отдавая себе отчёта, что она делает, Герда ответила. Осознание пришло всего через миг — она резко отвернулась и дёрнула руками. Конечно, безрезультатно. — Золотце, — Разбойница откровенно смеялась, — лежи смирно и наслаждайся. И снова поцелуй — резкий и жёсткий. Герда почувствовала, как одна рука Разбойницы отпустила её запястья и — с неуместной нежностью погладив предплечье — легла на горло, удерживая. Разбойница перестала терзать губы и спустилась к ключицам, к груди. Герда сдавленно выдохнула, когда Разбойница, потираясь, сильнее сжала её бёдра своими. Грубость пропала, и тело не могло не ответить. На миг Герде показалось, что можно сдаться. Но вот хватка на руках ослабла, а затем исчезла вовсе: Разбойница зарылась пальцами в её волосы, снова целуя в губы. Слишком настойчиво. Герда пошарила ладонью справа и, сколько хватило сил, попыталась оттолкнуть Разбойницу — та лишь выпрямилась и чуть подвинулась назад. — Уйди, не трогай меня! — Герда взмахнула ножом и тщетно постаралась привстать. — Дай мне уйти с ним! — она указала на оленя и всё же сумела сесть. — Как ты непоследовательна, золотце, — ни по голосу, ни по глазам Разбойницы невозможно было что-либо прочесть, но Герда понимала — что-то идёт не так. — Зачем же мне уходить, чтобы дать уйти тебе? Да и зачем мне отпускать тебя? Тем паче с Бяшкой? — Я… — она глубоко вдохнула, собираясь с духом, и выпалила: — Иначе я убью тебя! — и она вся сжалась, едва сказав эти слова. Что-то в лице Разбойницы изменилось. Она приблизилась — вплотную к ножу, погладила щёку Герды и прошептала: — А убей. Герда почувствовала, что её ноги свободны: Разбойница больше не удерживает, встать проще простого. Только это вдруг перестало иметь значение. Ей казалось, будто брошенные так беспечно слова вновь и вновь отдаются эхом. «А убей, а убей, убей, убей, убей…» Этот голос был точно пощёчина. Даже в голосе тётушки Милл, скорбящей по Каю, никогда не слышала она столько боли. Герда подняла взгляд и всмотрелась в глаза Разбойницы. Рана, та самая рана. Только больше нет нужды вглядываться вглубь. Рука задрожала. Нож с глухим стуком упал на пол. — Ну что же ты… — Разбойница будто снова переменилась. — Дура! — Герда не смогла бы сказать, было в этом восклицании больше злобы, раздражения, разочарования… или муки. Разбойница больно ухватила её за плечи и бросила на ковёр, нависая сверху. — А ведь ты могла, — она усмехнулась, — правда могла. — Её глаза стали почти чёрными — смоляное озеро злости и горечи. Она впилась в губы Герды, скорее даже не целуя, а кусая — но та ответила. Ещё не вполне понимая, что ею движет, Герда погладила Разбойницу по голове, вплела пальцы в волосы, а другой рукой провела по спине и теснее прижала к себе, обняв ногами. Она ласкала, точно стремясь успокоить, и очень скоро Разбойница смягчилась. Они растворились в ласках, в прикосновениях — нежных и внезапно заботливых — и друг в друге. Доведя Герду до оргазма, Разбойница помогла кончить себе и расслабилась в её руках. Однако не прошло и минуты, как тело её напряглось, словно бы став каменным. Она ловко поднялась, бросила Герде одежду и скрестила руки на груди: — Уходи, — она кивнула в сторону оленя, — тебе незачем здесь оставаться. — Герда не сдвинулась с места, только удивлённо глядела на неё. — Ну же, золотце, шевелись! Тебе лучше исчезнуть до того, как они вернутся. Она сделала вид, будто спешит одеться и сама, но Герда подошла и неожиданно сильно сжала её плечо: — Похоже, — она нервно и как-то грустно рассмеялась, — мне теперь некуда идти. — Да плевать! — Разбойница сбросила её руку. — Просто убирайся отсюда, — голос прозвучал глухо, в нём уже не было ни одной эмоции. Герда смотрела, как Разбойница одевается — быстро и легко, ей никогда так не удавалось, как бы она ни старалась когда-то, опаздывая к завтраку. К завтраку?.. Может, ещё можно возвратиться домой. Может быть, её ещё вспомнят. Вдруг Герда ощутила, как здесь холодно, и — впервые за всё это время — действительно почувствовала себя голой. Разбойница раздражённо наблюдала за ней, и она, отведя взгляд, пошла к одежде. Шаг — «Завтраки?», шаг — «Вспомнят?», ещё шаг: — Какой вздор, — она вновь обернулась к Разбойнице: та уже гладила оленя и что–то шептала ему на ухо. — Я не смогу больше гнаться за призраком, а дома меня давно не ждут. — Я не позволю тебе остаться здесь. Даже если придётся убить тебя, — её глаза блеснули. Неподалёку послышалось пение. — Чтоб тебя! — Разбойница стукнула кулаком по стене пещеры и метнулась к ножу. — Да оденься уже, — она сдавленно выдохнула и негромко добавила: — Золотце. Герда послушалась, больше не медля. Она не стала сопротивляться, когда Разбойница сунула ей в руки вместе с кожухом небольшую, но увесистую котомку, которую только что наскоро собрала. Набросив свой тулуп и взяв шапки, Разбойница отвязала Бяшу и спешно направилась к выходу. — Ну, чего встала, золотце? — окликнула она Герду, и та поторопилась следом. Когда разбойники вернулись в пещеру, там было пусто: только били крыльями и курлыкали голуби, не зная, что делать со вновь обретённой свободой.