Смерть и скалы.

Одно движение и все решится. Жизнь перейдет в историю, а история в бесследный сгусток слухов и россказней. Я давно перестал бояться смерти, возможно с 1980 года, когда на моих глазах перестреляли почти весь вооруженный конвой, живы только я и мой товарищ Сергей. Помню, как эти суки гоняли нас по проклятым горам, а мы как скоты какие-то только отпивая свой же пот с лица, шли дальше, шли, шли, шли! И вот, когда ноги словно налились свинцом, а дальнейший поход мы не представляли возможным, уповали на укрытие. Найдя хорошее его, мы засели. Тихо, будто время остановилось, отводя смертный приговор все дальше пытаясь подарить надежду на спасение, да какое нахер спасение? Я готов отдать последний рожок на спор, что нас давно записали в «двухсотые», долбаное правительство, долбанные жироеды чиновники. Псу под хвост нужна эта война, только воронье довольно, нечего нам защищать тут. Все им мало. Пьют как вампиры кровь, злость понемногу охватила меня, когда мы с Серегой увидели первых горцев из их отряда. В глазах моего друга сидит ненависть за убитых друзей, чувство, как медленно и уверенно в сердце подходит гнев, а в горле оставляя здоровый ком, который закрывает, чуть ли его не полностью, от этого приступа подходящей ненависти вздохи и выдохи выходили с легким сипением или шипением. Как змея, которая готова задорого продать свою душу. Мы с Серегой смотрим друг другу в глаза, молчаливый кивок, легкая дрожь, кипящий гнев и полное отсутствие страха смерти. Да, этот путь кончился здесь и теперь перестанет существовать как Витька Белоустинов так и Сережка Корлеев, мы уже стали «двухсотыми» еще тогда, когда конвой был атакован под гулом взрывающихся боевых машин. Первый выстрел дал Сергей, завалив бородатого горца на каменную землю лишая при этом его пол головы. Я тут же накрываю противника очередью из своего автомата, вроде зацепил, сразу же на заключение мыслей кто-то взвопил балакая на своем непонятном языке. Что, гнида заросшая, больно? Конечно, больно, а как извините было больно парням которых вы переложили из засады. Так что получите сполна! Я не уйду в мир иной пока не прихвачу парочку из ваших, сволочи. Ухнули две РГД-эшки, закладывая уши похлеще Ниночкиной скалки, эх Ниночка, не прийду я оказывается, только сильно меня не бей, ага? В ответ на хамство мы встретили их парочкой своих ручных гранат и тут-то у меня обожгло плече, правое. Я понимал что это ранение, черт возьми ударили по моей ахиллесовой пяте, что теперь я сделаю? Но не сдаваться, дальше стрелять и даже, если дойдет и до такого дело, будем закидывать камнями, словно пещерные люди. Тут же зашипел и Серега. Ему фортуна повернулась своим роскошным задом и кажется, она так к нам свои ликом не обернулась, а может сказать «Гильчютай, открой личико» и тут же она явит нам свое лицо и наконец-то нам хоть, впервые, повезет. Осмотрев ранение друга и при этом не забывая о том что стоит пустить пару пуль во врага я понял, что дело дрянь. Даже с учетом что тут мог быть доктор со своим полным набором всей своей лечебной хренью то вытащить из этой жопы Серегу все ровно будет ровно нулю, баранке с дыркой! - Витек… сваливай… да дай-ка мне гранату… хоть чем то подмогу еще раз те-бе. Последний выдох, друг ушел к оставшемуся на дороге конвою. - Мрази! – рявкнул я и затем выпустил целый рожок в противника продолжая выкрикивать еще какие то бранные слова в сторону врага. Вновь загрохотали несколько автоматов и в этот момент я готов биться об заклад что видел пулю. Эта остроконечная дура отсекла мне мочку уха. Меня дернуло вбок. Ранение? Да, и кажется что теперь меня не спасти. Ну что же, прощай, жестокий мир… Когда горцы решились подойти то перед ними ухнула последняя граната забрав с собой пять бойцов.