— Ты мне тоже

— Нацуки-сан, мне нравятся мужчины, лёгкие на подъем! Как бы Субару хотел, чтобы эта фраза изменилась совсем чуть-чуть. «Нацуки-сан, мне нравятся мужчины, похожие на тебя,» — хотел услышать он. Управляющий поместьем посмотрел на Субару испуганным взором, и причина тому была ясна. Страх, вероятно, пронизывал того до мозга костей. Ах, трусишка. — Нацуки-сан? — в голосе чуть не слышались слезы. — Отто? — Может, вы встанете с меня? — А может, ты назовёшь меня по имени. — Но ведь... Субару трясло от желания. Он хотел скинуть зеленые брюки с парня, оголив того окончательно, а затем впиться в тонкую, длинную, до ужаса бледную шею поцелуем. Он хотел целовать эту самую шею, попутно оставляя небольшие засосы, юношескую грудь, впалый живот, упиваясь вдохновительным удовольствием и даря его же. — Нацуки-сан, с вами все в порядке? — голос подрагивал. Сувен упирался в грудь парня руками, якобы пытаясь того оттолкнуть, но Субару знал, что парень, работавший торговцем и сутками державший драконов в узде, не может быть настолько слабым, что его «запредельные» толчки казались чем-то схожим дуновению ветра. А даже если так, Субару завтра же спрыгнет со скалы и вернётся к тому, что было, скажем, вчера. Он опять проснётся, позавтракает, поделает вид, что работает, а потом просто не заглянет в комнату переодевающегося Отто, чтобы вновь не повторять той ошибки, что совершает сейчас. Да, он совершает сейчас ошибку, и он это даже признает, но сдержать себя по какой-то непонятной причине не может. Но эта неведомая сила с белесыми худыми ножками и пугливым выражением милого личика на своей стороне была необычайно могущественна. Настолько могущественна, что не провести по гладкому бедру, заключённому в нетолстую ткань, просто нельзя. — Отто, ты мне нравишься, — чего только в мире не бывает, ведь Нацуки Субару посмотрел правде в глаза, смотря в глаза не только правде. Сейчас эти простые четыре слова вызвали безумный гвалт внутренних голосов, психика трещала по швам, руки тряслись крупной дрожью, а в низу живота было по-приятному тяжело. Хотя он неоднократно повторял эти слова, и необязательно самому себе. Однажды он сказал это Рам, вымывая ванную комнату, господину Розвалю, подавая тому чай, и Фелт, обсуждая всех и вся. Разок-другой он рассказывал это даже самому Сувену, но тот лишь премило отвечал «Вы мне тоже, Нацуки-сан, вы добрый малый». Но сейчас и пню понятно, что имеет в виду Субару. И Отто тоже был ясно виден смысл этих слов, ведь девственное личико исказила гримаса смешения теперь не только страха, но и непонимания и непризнания. — Нет, я не могу так. — «полоумный!» — гласила единственная мысль в не слишком светлой голове, когда эта самая голова опустилась на постель рядом с головой Сувена, уткнув слегка курносый нос в длинную тощую шею. — Субару? Самое обыкновенное имя, произнесенное вожделенными губами в сантиметрах от уха, казалось таким нереальным, слишком идеальным, как и подрагивающий голос. Только сейчас брюнет понял, что это то, чего он так сильно хотел, чем вожделел и чем жил. Не всей этой грязью и чернью, которой собирался опорочить ангелоподобное тельце, нет, он хотел этого. Он хотел, чтобы слегка звонкий голос назвал его по имени. — Что, Отто? Следующие слова перевернули мир несчастного с ног на голову и в то же время — с головы на ноги. Эти три несчастные слова, которые могут как значить ничего, так и все и даже больше, запечатлелись в мозгу Нацуки на долгие годы. Подумать только, парень как он будет проливать слезы из-за таких слов... Оголенный торс чувствовал каждый вздох вторженца, как кожа чувствовала его тепло. Сердце, видимо, решило сыграть с пепельноволосым злую шутку, ведь именно сейчас, когда скрыть нельзя ничего, оно танцует чечётку, разгоняя кровь под некогда вечно прохладной кожей и раскаляя ту до предела. Шею приятно щекочет дыхание в какой-то мере прохладного носа. — Ты мне тоже. Легкое давление пропало: Субару сел на кровати. Опершись на локти, Сувен приподнялся, оглядев согнувшуюся фигуру. Статная спина ссутулилась, всегда целеустремлённый взгляд смотрел куда-то вниз, а обычно сильные руки еле поддерживали слабое тельце. Сейчас он видел Субару, которому едва за восемнадцать. Сейчас он видел того, кто покинул свой дом в столь нежном возрасте, едва ли закончив школу, того, кто наверняка скучает по семье, оставшейся в тех далях, в которые устремляется порой взгляд карих очей и куда сами собой тянутся тонкие пальцы. Сейчас он видел не героя, спасшего всех не раз и не попросившего за это и гроша ломаного, нет, сейчас он видел мальчишку, чьи глаза были покрыты пеленой влаги. Несломимого Нацуки Субару сломило три несчастных слова. — Все же ты ещё совсем ребёнок, — тонкая кисть бывшего торгаша потянулась к чёрной макушке, чтобы потрепать торчащие во все стороны волосы, но руки, сомкнувшиеся на шее Сувена воспрепятствовали этому. Отто обнял Субару в ответ, опоясав чужой торс руками. Хотя нет, вовсе не чужой, более родной, чем свой собственный. От автора: Порой ты меняешь решение на середине пути. Главное — чтобы тогда твой Отто сказал своё «ты мне тоже» и тебе.