Rescuers

      Вот ты сидишь на своем уже полюбившемся диване, который не совсем как бы и твой, но от того не менее любимый, и думаешь: Какого же черта вокруг происходит?!       Мысль в последнее время жестко, до боли в висках, навязчивая, потому что есть две проблемы, которые уже никак не зависят от тебя. Никак не зависят от Тэхёна, потому что «Нет, Тэхён» звучит уже буквально со всех сторон. В госпиталь ему почему-то вернуться нельзя, ведь:       «Отдохни недельку, Чонгук убьет меня, если ты припрешься сюда раньше», — от Нейтана, и благополучное: «Не смей поднимать свой зад. Я все равно узнаю, даже если ты выйдешь за порог дома, сперва мне не позвонив», — от Чонгука.       А ведь «Я, мать твою, старше!» — ну и на этом, в принципе, у самого Кима аргументы заканчиваются.       Стрелка настенных часов в гостиной у Чона переваливает за три дня, и Тэ с гаденькой ухмылкой мысленно потирает ручки — скоро придет Чонгук.       Хирурга уже слегка подбешивает тот факт, что после приезда из больницы ему почти ничего нельзя. Он чувствует себя каким-то старым дедом с артритом, о котором слишком пекутся его внуки, точнее один. Слишком дотошный и явно не собирающийся прикрывать свое тело ничем, кроме полотенца на бедрах после душа, пока роется в шкафу с одеждой, а ведь Тэхён не железный! И на третьи сутки это начинает бесить. Отвлекаться на готовку, а это - единственно что ему можно делать, кроме просмотра телевизора, серфинга в интернете и справления определенных нужд (ну прямо как в тюрьме с повышенной комфортностью, — почему-то думается Тэхёну), — уже конкретно достало. А еще хирургу отчаянно думается, что с таким продолжением и с тем же напором Чона (чего младший, к слову, кажется совсем не замечает), он заработает спермоинтаксикоз уже на завтрашний день. Поэтому у Кима щелкает что-то в голове и он едва сидит на месте, когда входная дверь хлопает, а из коридора слышится уже привычное «Я вернулся».       Чонгук целомудренно целует Тэ в щеку, спрашивая, как он себя чувствует, и Ким сдерживается лишь для скорой своей победы — он-то уверен. Спасатель греет обед, рассказывая о сегодняшней работе, и Тэхён, честно, впервые слушает его вполуха, а потом и вовсе говорит, что ему душно и он сходит в душ, потому что пока не голоден. И пулей сбегает в ванную, после такого же монашеского поцелуя в щеку для Чонгука, который кажется пока не чувствует как под ним уже разгораются угли.       Этих несчастных трех дней для Кима стало даже много для того, чтоб обмозговать одну важную деталь: как бы он ни припирался, а любовь не делала из него конченного идиота, а он у них — пассив. И дело даже не в том, что он бы не уломал своего «зайчика-спасателя», а просто от того, что Чон давит на него такой оглушающей аурой «папочки», что Тэ тихо поскуливает в углу и сглатывает в сторонке. И, да, он пришел к этому еще в первый день.       Теплые струи воды, и пока надо отогнать мысли о срывающем одежду Чонгуке, а то встанет раньше задуманного. Тэхёну все это нужно, чтобы для Чона появление Тэ стало неожиданным, а вот для Кима кое-что после — нет. И два пальца — это для подстраховки. Чонгук ведь тоже не железный…       — Вот теперь мне хочется чего-нибудь холодного и сладкого, — бодро, скрывая собственные намерения, говорит Тэхён, входя в кухню, где Чонгук сидит, поедая свой обед тыкая в телефон, но голос заставляет его обернуться на его обладателя. Такого мокрого и совершенно точно обнаглевшего в край, который светит влажной кожей, по которой скатываются капельки и оседают в ворсе полотенца, висевшем на смуглых бедрах настолько низко, что Чон порывается вызвать наряд, чтоб Тэхёна прямо тут оштрафовали за такие выходки!       Чонгук уже хотел было что-то сказать, но язык явно был проглочен вместе с последним кусочком овощей. Спасатель был не готов к дефилирующему по его кухне хирургу и уж тем более не был готов к тому, что, стащив из морозилки рожок мороженного, тот останется стоять у кухонной стойки опираясь на нее поясницей. Вот теперь засосало не только под «ложечкой». Совершенно ничем не прикрытые тазовые косточки Тэхёна сейчас так соблазнительно были обтянуты карамельной кожей, а по ним, вниз, настолько опасно для жизни младшего скатывались прозрачные капли… Чонгук был готов взвыть от осознания, что кое-что определенно настойчиво оживало у него в штанах.       Парень вспотел и прокашлялся, глотнул кофе из своей чашки и чересчур нервно потянулся к вороту своей домашней футболки, оттягивая ее подрагивающими от напряжения пальцами и едва ли их не заламывая.       Он только вышел из больницы. Из больницы, мать твою. Возьми себя в руки, Чонгук, нельзя его грубо валить и трахать! Он только выписался!!! — крутилось в голове у спасателя, пока он никак не мог побороть себя и отвести взгляд от тела старшего, что так ненавязчиво и легко прогибался в спине опираясь на одну руку и облизывая губы откусывал очередной кусочек лакомства.       Нет-нет-нет-нет! Господи, уберите его сейчас! Стоп. Ты же не животное, Чон Чонгук! Возьми себя в руки! Он просто вышел из душа и ест мороженое. Просто слишком, блять, пошло его ест!!!       — Чонгук-ки, не хочешь? — подходя прямо к Чону, что уже почти не дышал, и облизывая губы от белой молочной пенки, спрашивает Тэ и едва ли не скрипит зубами, потому что признаки у спасателя на лицо.       — Пиздец, — неожиданно ровно и довольно громко произносит Гук и выбивает Кима на две секунды из реальности.       И пока старший хлопает глазами, мысленно вопрошая «что?», Чон подрывается с места, тут же настойчиво прижимая к себе оторопевшего Тэхёна, из рук которого падает вафельный рожок. Спасатель собственнически сминает его губы своими. Быстро притесняет хирурга к столешнице, пока руки собирают оставшиеся на теле капельки и опускаются на ягодицы, успевая царапнуть ногтями кожу, а у Тэхёна наконец вырывается блаженный стон прямо в губы Чонгука.       Они как сумасшедшие вгрызаются поцелуем друг в друга, руками лихорадочно цепляясь за партнера. Тэхён пробирается под майку и тянет ее вверх. Секунда — ткань брошена около растаявшего десерта. Чонгук в этот момент слишком долго смотрит в подвздернутые возбуждением глаза Тэ, но также безмолвно припадает к пухлым губам обратно. Поцелуй настойчивый, жадный, но уже не животный — нежный, от него ведет голову, а внизу все стягивает прочным узлом и юркие пальцы хирурга прочерчивающие линии по кубикам пресса совершенно не добавляют трезвости младшему.       Собрать все углы и косяки — не проблема, тут скорее надо спросить, как их не собрать и не позажимать льнувшего к груди Тэхёна у каждого подольше. Шея у Кима красная, а скоро станет еще и в красивую фиолетовую крапинку. Кровать уж как-то слишком приветливо скрипнула под тяжестью тел, одна из подушек свалилась, порываясь сбежать, пока Чонгук срывает с бедер старшего полотенце и припадает губами к низу впалого живота совсем близко к той соблазнительной косточке, где под кожей стали ярче ниточки вен. Тяжелый вздох и протяжное поскуливание, как награда, спасателю уже плохо.       — Я, черт возьми, сдерживался, потому что ты еще не поправился, а ты… — говорит Чонгук, сжимая бедра Тэ, а сам терзает высоко вздымающуюся грудь.       — Да ты… спросил бы нужно ли мне твое воздержание. Че-ерт… — тянет, закусывая губу, когда Чон прикусывает один из сосков. — Думал, умру, если не сработает.       — Идиот, — беззлобно шипит спасатель, тут же получая короткое:       — Взаимно.       А сам накрывает ладонью давно возбужденный член Тэхёна, заставляя того толкнуться бедрами навстречу прикосновениям с низким стоном и густо покраснеть от собственной беспомощности.       На долго Чонгука правда тоже не хватает, как и выдержки Тэхёна, что стал лихорадочно стягивать свободные спортивные шорты вместе с бельем. Спасатель поддался и потом уже Тэ жадно глотал воздух смотря на мужественное тело Чона: широкая грудь, сильные руки, четкие линии мышц пресса, ниточки набухших вен… Он и раньше все это видел и хотел дотронуться, а теперь — самообладание в минусе, а руки везде, где могут дотянуться.       — Ты совсем не смущен, — выдыхает на ухо спасатель, нависая над старшим и пожирая его по кусочкам почерневшими глазами.       — Вроде не похож на кисейную барышню, Чонгук, — чуточку раздраженно говорит Тэхён, сжимая в руке член Чона, на секунду удивляясь собственному напору и своей прыти. «Сколько у меня не было секса?..» — мимолетная мысль, но на смену ей приходит мысль-ощущение чужой горячей плоти. — Да и я готов…       — Правда?       Только ответить ему не дали: Чон припал к губам Тэхёна, кусая их, стараясь отвлечь и себя и старшего, чтоб позорно не кончить уже сейчас. Кое-как достав смазку из оставленных недалеко шорт (и нет, Чонгук просто уже три дня там ее носит. Он же спасатель, Чон любит быть готов), он щедро смазывает собственные пальцы, пока совершенно ничего не подозревающий Тэ шипит в поцелуй. Быстрое, но мягкое проникновение холодного пальца заставляет хирурга выгнуться, сжаться от неожиданности и распахнуть глаза, чтоб тут же увидеть довольную ухмылку спасателя.       Пара движений внутри и рука на изнывающей плоти, а Чон мучает уже двумя, сгибая и разгибая пальцы, пытаясь найти комочек нервов. Отвлеченный на новые ощущения Тэхён даже забывает о том, что сам вообще-то хотел слегка помучить Чонгука, но теперь ему остается только выгибаться и бросать короткие взгляды на спасателя, сидящего у него между ног с самой восторженно-блядской ухмылкой и совершенно не стесняющегося довольно облизываться.       — Ах! — неожиданно срывается с губ Тэ, и Чонгук скалится, целуя согнутую коленку и опускаясь поцелуями ниже по чувствительной коже бедра.       Тэхён перед ним такой доверчивый и открытый, такой отзывчивый на каждое прикосновение, что Чона мутит от наслаждения. Покорный, отдавшийся беспрекословно в руки спасателя и так ласково благодарящий нежными прикосновениями и страстными поцелуями. Младшего ведет, он сходит с ума от такого Тэхёна, хочется зацеловать каждый участок, укусить каждую родинку и одновременно связать, подчинить себе еще больше... Но это потом. У них еще достаточно времени впереди.       Последней точкой начала становится жалостливое «больше не могу, Чонгук-а». Плавный толчок, а главное — уловить каждую эмоцию на лице Тэхёна. Тут и нахмуренные брови от боли, и приоткрытые в немом стоне губы, юркий язычок между ними и жаркий выдох, когда младший наконец полностью заполняет хирурга собой. Чонгук сам удивляется тому, как запоминает все это и с наслаждением целует давно припухшие, красные, влажные любимые губы.       Это далеко не секс — понимает Чонгук, начиная медленно покачиваться, выходя и вновь заполняя обратно, только сильнее прижимает тело Тэхёна к себе. Таким он еще не занимался, так его еще никто не хотел и никто также сильно не отдавался в его руки. Тэ уже давно стал необходим, наравне с воздухом, но теперь даже тело станет зависимо от старшего, понимает Чонгук.       Ким закидывает ноги Чону за спину и, обхватывая за шею руками, сам подмахивает бедрами, говоря, что можно. Тэхён сейчас бы крикнул о том, что Чонгук вообще может делать с ним все, что захочет, но от навалившейся на него нежности не хочется ничего, кроме как тонуть в объятиях и беспрекословно приподносить свое тело.       Медленные плавные движения сменились на более размашистые и глубокие. Спасатель выбивал из Тэхёна сладостные стоны, а сам вновь покусывал и зацеловывал его доверчиво выставленную шею и грудь, метил ключицы и плечи, создавая понятные только ему узоры. Тэхён был чертовски узкий и младший все еще не мог понять, как ему удавалось держаться, медленно доводя любимого до исступления. Ким уже и не знал сколько они действительно любили друг друга, а потом также быстро понял, что это и вовсе не имеет значения. Сигналом была только твердая горячая рука, которая двумя движениями заставила Тэ низко простонать и, крепко прижав к себе Чонгука, кончить в его руку и на свой живот.       Тепло маревом облепило кожу и только спустя пару минут, когда старший пришел в себя и смог открыть слипшиеся от наслаждения веки, Тэхён понял, что тепло было вовсе не от духоты в комнате — Чонгук лежал рядом с ним и крепко прижимал хирурга к своей груди. На коже красовались красные пятнышки засосов, и Тэхён довольно улыбнулся, дотрагиваясь пальчиком до своих собственных меток. Его сейчас даже не волновало то, что между бедер и на животе липко и не особо приятно. Наличие Чонгука, вот так близко, все вокруг делало абсолютно лучше, чем оно есть. Старший чувствовал себя маленьким, прикасаясь кончиком носа к впадинке между ключицами Чонгука. Крепкие руки на его плечах и нежные касания сильных пальцев к лопаткам и пояснице - маленький Эдем только для Ким Тэхёна.       — Как ты себя чувствуешь? — низкий шепот раздался прямо над ухом, и Тэ дернулся, прижимаясь еще ближе.       — Прекрасно, — промурлыкал хирург и сам засмущался тому, как по-ребячески счастливым он себя чувствует.       — Я не знаю, что сейчас стоит сказать, Тэхён, — Гук мягко зарылся пальцами в волосы старшего, нежно их перебирая. Этот жест его успокаивал, а не отталкивающий, наоборот, обнимающий за талию Тэ добавлял уверенности.       — Ничего. Я все знаю и без слов.       Мягко целующие губы и запах растворяющегося вместе с лучами солнца счастья. Невидимая пыль, опадающая вокруг под тихое безмятежное дыхание и легкие смешки только на двоих.       Зачем повторять на словах то, что только что было доказано?