В объятиях дракона

В объятиях растерянного дракона Люси становится горячо. Она обнимает его так отчаянно-крепко, словно не было целого года, минувшего после войны. Словно все ее страхи и не думали отступать. Нацу сбит с толку, и это понятно: для него-то война закончилась в тот самый день, когда Акнология был побежден. С тех пор все устаканилось, Фиор постепенно оправился, маги гильдий занялись своими делами. И воцарился порядок… не считая того, что его день за днем нарушали волшебники «Хвоста Феи». Но, признаться, кого это удивило бы? Мир, вот что в душе у Нацу Драгнила. Неугасимое тепло, способное отогнать любую тревогу — и даже безрассудную панику глупой Хартфелии, которой взбрело в голову порыдать. Честное слово, иногда она и сама не знает, как удержать в узде собственные эмоции, а подсказать ей некому. Потому что все хорошо, все кругом счастливы, но Люси, похоже, слишком привыкла бояться, даже когда для этого нет причин. А боится она, конечно, за Саламандера. Не потому, что он вечно во что-то влипает (ха, Люси тоже в этом не новичок), а потому, что весь рвется напополам, держа удар и буквально себя не жалея. И как же страшно ей было смотреть, как он погибает! Так страшно… до боли мучительно… Сердце сжимается даже сейчас, и тяжесть, лежавшая на нем целый год, все только усугубляет. Пускай Нацу с Хэппи думают, что она не в себе (только встала с постели, ругаясь, — и вот те на!), пускай думают, что им угодно, а Люси… нужно. Нужно выплеснуть страх вместе с ручьями слез, не держать в себе, а прочувствовать до конца, что она жива, и он жив, и все так прекрасно — все настолько прекрасно, что даже поверить нельзя! Разве бывает такое? Ну, в объятиях дракона чего только не бывает. Люси знает это, как никто другой. Ей даже плевать, что именно она шепчет Нацу, — она и не слышит сквозь темный шум крови в ушах, но ее слова сдвигают с орбиты все, чего они вместе достигли к этому дню. В той стороне, где проходят границы миров, ее жаркая речь отдается призрачным эхом… и хотя оно никогда не достигнет созвездий, но зато обязательно будет услышано здесь. И еще Люси нужно взять с него обещание. Приходить к ней вот так. Оставаться с ней. И быть рядом. … Люси медленно поднимает голову, чтобы взглянуть на Нацу, хотя лучше бы ей забиться под одеяло. В ее глазах, уже красных от обжигающих слез, читается явное смятение. Ей только что пришла на ум мысль, до этого казавшаяся невозможной, но теперь от нее не отделаться, как ни пытайся. Она не просила его ни о чем, когда война закончилась. Будни утянули ее в свой водоворот, а победная эйфория мешала мыслить здраво. Люси просто… забыла сказать очень важную вещь. Вещь, которая предназначалась Нацу. «С возвращением»? Нет, это она точно говорила. Быть может, она должна… Стоп, что он делает? — Нацу?.. Люси мелко-мелко трясет, румянец впечатался в ее щеки, а сердце — оно жмется к ребрам, как у зайчихи. Драгнил наклоняется к ней, похоже, целую вечность, но чем ближе его внимательные глаза, тем слабее Люси противится жаркому трепету. Голова так и кружится (но, возможно, дело в похмелье). Кажется, она знает, что забыла сказать. И еще она… ждет. Не чего-нибудь, а поцелуя. Это самое безумное. Самое обескураживающее. Из всего, что могло случиться на этой земле. Она хочет, чтобы Нацу, который склонился уже очень-очень близко, просто сделал это. Именно Нацу Драгнил, Саламандер, верный друг, подобравший ее в Харгеоне. Лучший друг, который у нее когда-либо был. Тот, о ком она заботилась, тревожилась и в худшие дни проливала слезы. Неужели он и правда хочет все изменить? Неужели она этого хочет? Осознавшая свои чувства предельно ясно и неожиданно, Хартфелия не знает, как с этим быть. Вся ее жизнь в «Хвосте Феи» мечется перед глазами, как если бы смерть дышала ей в лицо, — но от поцелуя еще никто не умирал, да и в лицо ей дышит… Нацу. Рехнуться можно. Оттого, что она не против. Определенно нет. Люси знает, что не отстранится. Не влепит ему пощечину. Не убежит. Не закричит. Не сделает ничего, чтобы он передумал. Она вообще ни о чем таком не думает, поддавшись временному помешательству. Может, ее порыв, и слезы, и внезапные объятия, вот это все тоже сводит Нацу с ума? Потрясенная Люси закрывает глаза. Ее беспокоит, что Нацу так близко и сокращает дистанцию, и в то же время ей все безумно нравится, а это еще один повод для беспокойства. Странно и ново, пугающе и приятно, она все еще до конца не может поверить… Но хорошо уже то, что многие вещи, сделанные ею когда-то, разом обрели смысл. Люси Хартфелия все это время сражалась, падала, поднималась, кричала, плакала, улыбалась, отдавала последние силы, терпела боль, смотрела только вперед, не теряла веры, потому что… потому что она… Она любит его. Не зная, как и когда это произошло, теперь она точно уверена: она любит его. Или, по крайней мере, влюблена. Для нее путешествие пока еще не закончилось. И если его губы дотронутся хотя бы на миг… «Но почему он медлит?» ... «В конце концов… Ах, была не была». Люси тянет его на себя, притягивает за ворот и целует так, что ноги отнимаются и, наверное, пар готов повалить из малиновых ушей. Кто сказал, что она не может сделать этого сама? Поэтому она делает то, что хочет. Прильнув к губам оцепеневшего от изумления Нацу, она только и твердит себе мысленно: «Это мой первый поцелуй». Очень хочется сделать все правильно, но вообще-то она не имеет понятия, как целовать парней. Тем более таких, как он. Хотя вряд ли ему есть с чем сравнивать, а значит, не нужно бояться или стыдиться. Но Люси, конечно, борется со смущением. Зато с чувствами не борется. И это здорово. … А если бы ей не хватило решимости сделать все так, как душа, объятая чувством, умоляла ее? Что, Нацу вместо поцелуя схватил бы ее за руку и, сшибая все на своем пути, потянул навстречу приключениям? О да, как пить дать. Десять шансов из десяти. И каково бы ей было с этим жить? С этой дурацкой влюбленностью в полнейшего дурака? К счастью, в нашей истории Люси, сама не своя от отчаянной смелости, берет дело в собственные руки. Точнее, берет в руки лицо Драгнила и делает большущий шаг прямиком в новую жизнь. Что-то подсказывает, что эта жизнь обещает стать очень яркой, потому что в ней никто не будет одинок. И если существуют на свете правдивые сказки, то, значит, Люси только что поймала свою фею за хвост.