Реджина

— Иди, — толкает Алена в спину Руф. От силы толчка омега чуть не падает. Стоящая рядом с Руфом Джина улыбается угрожающе и хищно, утром она говорила, что сегодня у нее планы на Алена, но приезд Реджины их спутал. — Иди! — повторяет Руф. — Ты заставляешь альфу ждать. Альфы. Всегда только их желания, их прихоти, их капризы. Ален открывает дверь, проскальзывает в комнату и тихонько затворяет ее за собой. Тут же слышится звук опускаемого запора, а следом мелодичный смех: — Я бы предпочла запереть дверь изнутри. Реджина лежит в ванной, тяжелые темные волосы забраны в узел, на затылке одна прядка выбилась и свернулась в спираль, надо лбом тоже видны завитки. Ален видит только очертания головы, сильной шеи и плеч, да еще поднимающийся от воды пар. Если бы не плотные занавеси на окне, комната сейчас была бы освещена оранжевыми закатными лучами, а так у двери почти темно. — Что же ты застыл, малыш? Мой брат отправил тебя помочь мне с купанием, — Реджина снова смеется и делает повелительный жест ладонью, приказывая подойти. Ален подходит медленно, выставляя перед собой корзину с душистым мылом и таким огромным полотенцем, что его самого можно было бы завернуть в него целиком. Но Реджина не маленький, щуплый омега — Ален едва до уха ей достает — она взрослая альфа, сильная и очень красивая. Ален помнит, как у него перехватило дыхание, когда впервые увидел ее, въезжавшую к Руфу во двор верхом на вороном жеребце. Альфа спешилась, кинула поводья подбежавшей Тине, потом шлепнула ее по заду и поднялась на крыльцо. Алену надо было посторониться, но он застыл на ступеньках, как истукан. Реджина оглядела его с ног до головы, протянула хрипловато, медленно и опасно цедя слова: «Какой милашка». Хотела коснуться, кажется, но тут дверь распахнулась, и навстречу гостье вышел хозяин дома. Поздоровался шумно, стиснул за плечи. Они зашли внутрь, а Ален до самого отъезда сестры хозяина прятался в чулане. Реджина приезжала еще пару раз за этот месяц и всегда требовала, чтобы Ален прислуживал ей за столом. Сегодня альфа снова примчалась на лошади, запыленная и злая. С Руфом проговорила недолго, потом, пока грели воду для ванны, смыла первую дорожную грязь в купальне, а теперь вот Алена отправили к ней с забытыми мылом и полотенцем. Ален доходит почти до бортика ванны. Глаза привыкают к полумраку, он отчетливо видит гладкий лоб, прикрытые веки, едва раздувающиеся от дыхания ноздри. Взгляд сам собой ползет ниже, к запрокинутой шее и видным над водой полукружиям груди. Зрелище совсем нескромное, но полумрак его скрадывает и приглушает. Ален так и стоит, вцепившись руками в корзину, чувствуя, как все тело покрывается испариной и первая капля пота ползет по позвоночнику вниз. Реджина вздыхает так глубоко, что над водой показываются ее крупные темные соски, и приоткрывает глаза. — Чего ты стоишь, глупый? Убери полотенце на стол, пока не уронил. В паре шагов справа и правда есть небольшой стол. Ален сначала ставит на него корзину, потом спохватывается, что мыло может понадобиться, и хватает корзину снова. Выкладывает на столешницу полотенце, разглаживает его рукой. Реджина наблюдает за каждым его движением, у Алена от ее взгляда мурашки бегут по спине и слабеют колени. — Иди сюда, — мягко командует альфа, — я сегодня устала держать поводья, разотри мне руки. — Ален возвращается к ванне, усаживается на корточки и начинает осторожно массировать правую руку Реджины. Сначала пальцы, потом ладонь и запястье. Та прикрывает глаза и довольно стонет, но, стоит рукам Алена замереть на миг, велит: — Выше, до самого плеча. Должно быть, Руф ошибся: Реджине не нужно мыло, Ален чувствует исходящий от ее кожи знакомый лавандовый аромат. А еще непривычные, терпкие и резкие, ноты ее собственного запаха. Он ощущает под пальцами мягкую кожу и сильные мышцы, все нерешительнее действуя по мере приближения к подмышке: слишком уж близко его руки оказываются к выступающей из воды выпуклости груди. Реджина с плеском поднимает вторую руку, вытягивает ее на бортике и щелкает пальцами, веля заняться ею. Ален обходит ванну и принимается за левую кисть. Он худенький и слабый, у него уже ноют пальцы и затекли ноги, но разозлить альфу страшно, так что Ален старается изо всех сил, чтобы Реджина не заметила его усталости. — Да у тебя талант,— мурлычет альфа довольно. — Как тебя зовут? Ален? Ален молча кивает. На самом деле Реджине не нужен ответ: Тина рассказала, как та расспрашивала о нем Руфа, да и саму Тину тоже. «Узнать хотела, когда ты потечешь, — насмешничала Тина, — а зачем? У тебя и так от нее мокреет между ног». Реджина улыбается, сочувственно приподнимает брови. — Да ведь ты устал, бедняжка, и замерз, наверное, на каменном полу? Раздевайся и залезай в воду, потрешь мне спину позже. Алену совсем не холодно, у него рубашка прилипла к спине, но он не спорит. Послушно поднимается и начинает раздеваться. Реджина следит, как расходится ворот, показывая ямку между тонкими ключицами. Она облизывает яркие губы, когда Ален непослушным пальцами поднимает подол, оголяя впалый, бледный живот. Прятаться за рубашкой долго не получается, Ален кладет ее на угол стола, рядом с господским полотенцем, и начинает развязывать шнурок на штанах. От смятения его подташнивает, пальцы слушаются плохо, и узел лишь туже затягивается. — Подойди, — терпение Реджины не бесконечно, и испытывать его не стоит. Альфа быстро распутывает шнурок и вдруг сильно тянет за него вниз, так что равновесие удается удержать с трудом. Она почти касается носом кожи над поясом Алена, глубоко втягивает воздух, произносит: — Ты хорошо пахнешь, — потом отпускает, и омега отшатывается назад, чувствуя, как и правда начинает пахнуть, как влажно становится между ягодиц. Ален снимает штаны, прикрывает ладонью свой небольшой омежий член и обходит ванну, чтобы залезть в нее с другой стороны и оказаться как можно дальше от альфы. Бортик высок, а Ален неловок из-за волнения и стыда. Он закономерно поскальзывается — от резкого движения на пол выплескивается вода, а альфа ловит его в свои объятия. Ален спиной чувствует мягкую грудь и напрягшиеся соски Реджины, а ее рука обхватывает его бедро. — Поймала, — смеется альфа над самым ухом. Второй ладонью она крепко держится за край ванны в каком-то дюйме от пальцев Алена. Он чувствует на своей шее чужое дыхание. Реджина гладит его бедро, скользит пальцами почти до самого паха, а потом отпускает, снова устраиваясь напротив, и качает поднятым над водой коленом. Ален пытается сесть так, чтобы не касаться альфы, но это невозможно: как омега ни ерзает, как ни старается, он оказывается почти между ее ног, и от этого медленно, неудержимо краснеет. — Ты красивый, Ален. Такой беленький, — Реджина смотрит на него из-под полуприкрытых век, словно гладит. — И пахнешь так нежно. Я люблю нежных омег, мягких, покорных, влажных. Я умею быть ласковой, малыш, не то что Джина. Кузина для этого слишком молода. Она не знает, как правильно погладить внутри омежью дырочку одним пальчиком. Всего одним — и омега будет стонать и течь так сладко. А эта дуреха норовит сразу сунуть член. Ты видел член альфы, Ален? Реджина плавно приподнимает бедра, выгибаясь над водой, демонстрирует большой темный член, напряженный уже наполовину, и тут же, смеясь, падает обратно. Вода снова выплескивается на пол, но Ален этого не замечает. Воды теперь гораздо меньше, так что очертания альфы сквозь нее видны более отчетливо. Реджину забавляет испуганное внимание Алена, она снова приподнимается так, что головка члена выглядывает из воды. — Теперь увидел, — громко шепчет Реджина. — Страшно? Голос ее звучит хрипловато, и от этого у Алена почему-то поджимаются пальцы на ногах. Он не может ответить и только громко сглатывает. — Отдохнул, теперь разомни мне спину, — обычным тоном распоряжается Реджина, поворачиваясь спиной, — начни с плеч. Ален гладит шею, аккуратно надавливает большими пальцами вдоль позвоночника, вытягивает уставшие мышцы. В одном месте он нащупывает уплотнение и трет сильнее. Реджина ахает довольно, устроив подбородок на сложенных на краю ванны руках. Пальцы Алена успевают снова устать, а он и до лопаток не добрался. — Устал? — мурлычет альфа, — тогда разотри с другой стороны, здесь сила не нужна. — Реджина мягко перекатывается и усаживается повыше, так что теперь вся ее полная, тяжелая грудь находится напротив глаз омеги. — Ну же. Ален нерешительно кладет ладони ей под ключицы и медленно ведет ими вниз по мокрой коже. Даже глаза зажмуривает. Обводит пальцами полушария, гладит по кругу, старательно избегая сосков. Но Реджина чуть сдвигается, и один из них сам попадает под пальцы — упругий, окруженный сморщенной ареолой. От неожиданности Ален распахивает глаза, а Реджина шумно выдыхает сквозь зубы: — Потри. Ален послушно трет пальцами сначала один, потом другой. Его собственные соски от этого напрягаются, становясь похожими на розовые горошины, и альфа с них глаз не сводит. — Волшебно, Ален. А себя ты так ласкал? Или, может быть, какой-нибудь альфа? Он облизывал, сосал их, покусывал? Ты позволял поиграть с собой? — с каждым бесстыдным словом по телу омеги разливается томление. Из-за бешеного тока крови шумит в ушах, он едва слышит Реджину. — Ты же из деревни, малыш, верно? У вас там еще существует обычай пробных ночей? Ален отрицательно мотает головой. Обычай-то на самом деле есть, только вот начать встречаться с альфой Ален не успел: едва на него стали заглядываться, как Линда, его мачеха, отвезла омегу в город, отдавать в услужение. У Линды подрастают собственные дети, сводные братья Алена, а отец-альфа умер полтора года назад. Линда не совсем уж жестока: не стала продавать в городской веселый дом, отвела на рынок и стояла в сторонке, пока к ним не подошел Руф. Сговорились за целый золотой, Руф ощупал Алена всего, даже в рот заглянул, но особо не охальничал. Он предпочитал омег-девчонок и искал помощника по дому, а не постельную грелку. От воспоминаний Алена отвлекают прикосновения. Реджина берет его ладони в свои и перекладывает их на грудь омеги. Заставляет провести вверх-вниз, покатать соски между пальцами. — Неужели никто не гладил? — мурлыкает. — У тебя такая белая кожа. И родинки. Так бы и облизала, — она трогает ребра, шею, щеку, обозначая заметные темные пятнышки, гладит обеими руками бедра, подтягивает ближе, затаскивает к себе на колени. — А здесь родинки есть? Ален замирает: он чувствует, как живота касается чужой возбужденный член. Крупная головка тычется под самый пупок, и от этого омегу прошивает дрожью. Реджина гладит и гладит по бедрам, потом ее ладони сползают на беззащитный зад, тискают мягкие половинки, то разводя, то снова сжимая. Ален течет, вода скрывает это от альфы, но он-то знает, как горячо и мокро становится внутри. Член тоже напряжен уже до боли. Реджина пристально смотрит в глаза, и опустить взгляд у омеги не хватает сил; он почти ее не видит: все плывет в темном тумане. Альфа кладет одну руку на его поясницу, а вторую запускает в светлые пряди на затылке, тянет назад, заставляет запрокинуть голову. Ален скулит от беспомощности и похоти, пока Реджина широко ведет языком по его шее от ключицы до подбородка. «Вкусный», — шепчет она. Альфа снова сжимает его волосы в кулаке, но теперь тянет к себе, впивается в мягкие губы жадным, яростным поцелуем. Она врывается языком в его рот, вылизывает небо и изнанку губ. Даже рычит тихонько. А потом отстраняется и закрывает глаза. Реджина тяжело дышит, а Ален неосознанно жмется к ней, обнимает тонкими руками за шею — без подсказок и принуждения. — Хочешь, я заберу тебя в свой дом, малыш? От этих слов сердце в груди Алена на мгновение останавливается, а потом начинает стучать часто-часто. Он хочет, очень хочет, он даже мечтать не смел. Алену нравятся альфы-женщины, особенно Реджина. Пусть черты лица у нее тяжеловаты — грубее, чем у женщин-омег — она прекрасна другой, яркой и хищной, красотой. Альфы-мужчины же пугают Алена своей необузданностью и жестокостью. — Да, — шепчет он Реджине в шею. Та выдыхает с облегчением и на мгновение крепко стискивает Алена в объятиях. — Тогда пора собираться. Реджина ссаживает Алена со своих колен, мимолетом успевая погладить по растревоженной, истекающей соком дырке и приласкать яйца и член. Она подталкивает омегу к бортику, и тот послушно вылезает, шлепает по мокрому полу к столу, разворачивает на вытянутых руках полотенце. Реджина поднимается в полный рост, вода стекает по крепкому животу, стройным и сильным ногам, вызывающе торчащему члену. Она вышагивает из ванны прямо в объятия Алена, тот оборачивает ее мягкой тканью, говорит тихо и горячо: — Готов служить вам, моя госпожа. Реджина обнимает его одной рукой, ведет к выходу, нажимает на какой-то выступ на косяке, и запор снаружи скрежещет, поднимаясь. — А может, мы уедем немного позже, сладкий. Она открывает дверь и за руку ведет мокрого и голого Алена в свою комнату. Джина присоединится к ним чуть позже.