***
Чимин почти существует уже полтора месяца и пытается найти новый смысл в своём существовании. Он всё так же работает продавцом в магазине, всё так же улыбается клиентам, но в глазах абсолютная пустота. И, возможно, пустота настолько огромная, что отталкивает и никому не даёт даже пробовать в душе Пака порыться. А, возможно, никому и дела до него нет. Вот и всё. Чимин сменил номер, купил дешёвый телефон и оборвал все возможные связи. Ему и одному хорошо. Созванивается он только с родителями, и то для этого нужно слишком много усилий, вроде бодрого голоса и килограмма лжи. Чимин врать не любит, но усугублять всё нет никакого желания. Расскажи он им, из-за чего переживает, лишится как минимум хоть какой-то поддержки вдали от дома. Лишится окончательно всех, кому был хоть капельку нужен. Чимин из прежнего оставил только работу и квартиру. От всего остального он постарался избавиться с концами, удалив все соц-странички, стерев номера и оставив все знакомства до надломленного состояния. И, как и думал Чимин, никто связь возобновить и не рвался. За все полтора месяца одиночества к нему не заглянул в магазин никто. Собственно, ему это и не нужно было. Чимин был уверен, что о том, что случилось, узнали все, кто крутился в одной компании с ним и Чоном. Чонгук просто не мог промолчать и не высмеять. Так было всегда, когда ему признавались в любви не те. Неважно, какого пола, неважно, какого возраста, неважно, какие были у них отношения с Гуком до этого. Чонгук смеялся всегда больно и жёстко, и Чимин в каждый такой момент знал заведомо, что когда-нибудь окажется на месте кого-нибудь из них. Чимин пробивает товары и сухо улыбается, желая удачного дня. Чимин взял дополнительные часы и теперь работает ежедневно, выкроив только один выходной, чтобы не свалиться в какой-нибудь из дней от недосыпа и усталости. Спать он почти перестал. И не потому, что возвращается поздно, а потому что не может заснуть в принципе. Чимина ночью разрывает от мыслей, и сон долго не идёт. Были бы у него друзья, они бы сказали, что тому пора к врачу. Но у Чимина нет друзей и желания к врачу идти. К чему-нибудь это просто приведёт, какая разница к чему. Его это не особо беспокоит, его вообще сейчас не беспокоит ничего. Колокольчики мелодично переливаются, впуская и выпуская посетителей из магазина, а Чимин неизменно продолжает стоять за кассой, изредка выпадая из реальности. Скоро будет канун, скоро от посетителей отбоя не будет, а пока можно дышать вполне свободно. Хотя Чимин был бы не против толпы, загруженности и бесконечной беготни между стеллажей. Это бы отвлекало от всех мыслей. Это бы отвлекло от разъедания самого себя. Чимин вытряс из себя всё за неделю после произошедшего, только уже без истерик и осознанно. Чимин просто решил довести всё до логичного конца. Все свои чувства, все свои переживания, себя самого в целом. Чимин оставил внутри лишь пустоту и безысходность, Чимин с кровью вырвал все сорняки. Но он прекрасно знает, что сорняки вырастают вновь, и удалять всё придётся по новой. Чимин видит сначала руки, опустившиеся перед ним на стол, а потом ловит голос, поднимая взгляд и натыкаясь на внимательные чёрные глаза. — Чонгук? — выходит само и тихо, Чимин хочет поймать вырвавшееся слово обратно, вот только оно уже до обладателя долетело. — Вот список, соберёшь всё по-быстрому, консультант? — обжегшая надежда тухнет так же быстро в глазах, как и загорается, принося обычную пустоту за собой. Чимин кивает, берёт список не дрогнувшими пальцами и выходит из-за прилавка, скрываясь где-то за многочисленными стеллажами с товаром. В магазине кроме них ещё несколько покупателей, но Чимин и продавец, и чёртов консультант, и отказать просто не может. Чимин возвращается так же бесшумно, как Чона покинул, ставит корзинку с товарами на стол и собирается пробивать. Аппарат мерно пиликает, стоит парню его к штрих коду поднести, а Пак чувствует в каждой такой вспышке стук собственного безжизненного сердца. — Нам бы поговорить, — бросает Чонгук, а Чимин поражается, как не вздрагивают его руки, когда всё внутри болезненно щиплется. — Зачем? Мы же больше не общаемся. — Это ты решил, что мы больше не общаемся. Ты просто исчез. — У тебя было полтора месяца, чтобы связаться со мной. — Я и пытался, ты отовсюду удалился, а номер сменил. — И поэтому ты через столько времени пришёл сюда, серьёзно? — Чимин смотрит без единой эмоции и лишь кривит губы в насмешливой улыбке. Чонгук поджимает свои, а это значит, что ему нечего на это сказать. Чимин горестно вздыхает где-то на подсознательном уровне. — Нам не о чем с тобой говорить, Чонгук. — Нам есть о чём. Когда ты можешь? — Дождись перерыва. Он через час. — А сейчас никак? — Никак, Чонгук, жди перерыва, — в глазах Пака, наверное, что-то всё же мелькает, потому что Чонгук унимает своё раздражение и затыкается, кивая и протягивая купюры, чтобы расплатиться. Чимин молча берёт их, отсчитывает сдачу и отдаёт её парню, закрывая кассовый аппарат и поднимая на Чона взгляд снова. Раньше бы Чимин кинулся сразу, стоило бы Чону его попросить. Но это было раньше, сейчас всё совсем по-другому. Сейчас Чонгук не называет его ласковым Чиминни-хён, не сверкает своей улыбкой для него и больше не считает его чем-то важным. Чимин действительно мог бросить всё, поменяться перерывами и пойти за младшим туда, куда ему вдруг очень понадобилось. И не важно, что была за просьба: будь то выбор подарка девушке Гука, перекус в каком-нибудь ресторанчике быстрого питания, потому что Чон возвращался с занятий и просто решил заглянуть, или знакомство с той самой новой пассией парня. Чимин не отказывал никогда, улыбался наигранно искренне и продолжал давать собой пользоваться. Для своей влюблённости было не жалко ничего. Даже себя. Но теперь они друг для друга никто, теперь нет смысла подстраиваться, нет смысла стараться угодить. Нет смысла вообще. Чонгук смотрит в глаза в ответ, а затем кивает, вроде на прощание, и уходит из магазина, так и не дав понять, вернётся ли через час. К Чимину подходит новый покупатель, и он отрывает себя от самокопания и ворошения прошлого. Снова натянуто улыбается и забирает принесённые товары, поднимая треснувшую куклу из себя и своих конечностей. Только никто эти трещины не видит или даже не пытается рассмотреть. Впрочем, Чимину только лучше с этого.***
Чимин выходит из магазина через час и пятнадцать минут, не специально, просто так получилось. Нужно было отпустить покупателя перед тем, как отправиться на обед. Чонгук всё же ждёт его на улице, облокотившись о противоположную стену, и смотрит напряжённо, цепко. Чимин чувствует себя добычей. Чимин подходит к нему, а Чон кивает в сторону и от стены отлипает, уходя прочь. — Сколько у тебя времени? — Тебе хватит. — Сколько, я спросил? — Как обычно. Полчаса. — Мало. Чонгук замолкает, а Чимин горько усмехается, качая головой. Мало. Для разноса хватит и трёх секунд. Тогда фраза была брошена всего за секунду, как и безжалостный взгляд, а на следующей Пак уже услышал звон. Сердца, по идее, оно не выдержало первым. Теперь Чонгуку мало каких-то полчаса, когда тогда времени хватило и меньше. Чон заходит в ближайшее кафе и садится за первый попавшийся столик, — как драматично, что он в углу. Чимин думает, что выяснять отношения в кафе самое то, чтобы не сломаться на глазах у всех окончательно: переломиться чуть вперёд, выдрать остатки, кое-как сдерживающие от падения, и разбиться. Но здесь люди, при них такое не сделаешь. Чимину наплевать на них, наплевать на собственную гордость, но он знает, что чужие взгляды его на долю секунды спасут. — Латте и американо, пожалуйста, и сэндвичи с тунцом, — Чонгук бросает это официанту небрежно, даже не задумываясь, а Пак хмыкает снова. Помнит. Надо же. — И чего тебе от меня понадобилось? — Умный вопрос, молодец, — Чон взглядом темнеет, и Чимина пробирает дрожь. Нет, не от страха. Предвкушения. — Ты признался мне и исчез, прикольно, да? — Как будто тебе есть дело. — Мне… — Чонгук, — Чимин обрывает. — Давай без этого всего. Говори, что хотел, и давай прощаться окончательно. Побудь человеком хоть раз, умоляю. Чонгук пристально смотрит на него и молчит, и Чимин не знает из-за принёсшего их заказ официанта это или его слов. А может, всего сразу. Чимин забирает свою чашку и делает пробный глоток. Горячо. Как и их накалившиеся отношения. — Ешь. — Спасибо, — Пак не спорит и просто двигает тарелку тоже. Когда он вообще ел что-нибудь, кроме растворимой лапши, в последнее время? — Я женюсь. У Чимина с хрустом надламывается что-то ещё. Подождите. Там есть чему вообще, кроме позвоночника, пожалуй? А, нет. Это сломался он сам. Впрочем, как он и думал. — Поздравляю. На Йёри? Она хорошая. — Да, на ней. — Ты хотел мне сказать это? Может, на свадьбу позовёшь ещё? — Нет, не позову. Хах. Действительно. Чимин бы и не пошёл. — Ну, ты услышал мои поздравления, что ещё ты хочешь? Садист. — Я всё смотрю на тебя и пытаюсь понять одну вещь. — И? — Когда ты научился так играть? — Играть? То есть ты считаешь, что все мои чувства — игра? — Я считаю, что маска равнодушия ко всему на тебе сейчас — игра. Она мерзкая, знаешь ли. — Ну, простите, — Чимин хмыкает и затягивает ремешки маски потуже. — Просто кто-то не центр моей вселенной больше. Обидно? — Обидно, — ремешок предательски съезжает: у Чимина дёргается бровь. — Ещё больше спокойствия, пожалуйста. — Это всё? Я могу идти? Еду и кофе я заказывать не просил, оплатишь сам. — Нет, ты посидишь со мной ещё, я не закончил, — Чонгук даже бровью не ведёт, продолжая окутывать Пака всего своим цепким взглядом. — Ты не хочешь со мной больше общаться, я правильно понимаю? — Правильно. В этом нет смысла. Я люблю тебя, а ты женишься, и ты предлагаешь что-то сохранить? — Всё ещё любишь? Ремешок, кажется, едет снова. Чимин едва удерживает невозмутимый взгляд, не отведя его от собеседника. — Люблю. — Что ж, хорошо. — Мы всё решили? — Да, мы всё решили, — Чонгук встаёт с места, резко поправляет пальто и кидает на стол деньги с маленькой бумажкой. Чимин хочет встать следом, но его удерживают за плечо и заставляют голову в немом вопросе поднять. В Чимина впиваются осколки, спирая дыхание и вскрывая все старые раны вновь, потому что Чонгук мягко целует его в губы и шепчет после на ухо, удаляясь быстро и без конкретных объяснений. У Чимина горят губы и вновь, кажется, бьётся сердце. Только больно очень и совсем не сладко. Чимин переводит взгляд на бумажку и втягивает носом раскалённый нервами воздух. «Там мой номер, Чимини. Подумай, хочешь ли ты оборвать всё действительно. Я буду ждать твоего звонка».***
Чимин мечется. Мечется его душа, мысли и грёбанное сердце. Чимин не знает, как себя вести. Чимин не знает, как должен поступить. Завтра у него выходной, а сегодня магазин закрыли пораньше: городской праздник и оттого сокращённый день. Впрочем, Чимину всё равно. Зарплату он получит за полную смену, а не её часть. Но теперь есть место мыслям, ведь он вернулся не за полночь, а всего лишь в девятом часу. И они, будь прокляты, лезут, заполняют собой всего пустого его и требуют внимания. Чимин проклинает себя за то, что бумажку тогда взял. Оставил бы на столе, не было бы всех этих мыслей. Чимин вытягивает ноги на диване и тяжело вздыхает. Что это вообще всё значит? Чонгук требует звонка, сам кинув наживку жертве, посадив её на крючок успешно и ловко. Чонгук требует каких-то действий, а с чего бы вообще? Чимин чувствует витающий в воздухе запах крови и обмана и не хочет довериться вновь. Его и так не осталось. Новый телефон показывает всего один квадратик зарядки, а это максимум на полчаса. Чимин тратит батарейку так, чтобы осталось не больше пяти минут, и пишет чёртово смс. — И что бы это всё значило? — Чимин-хён? Ты? — Допустим. — Надо же, всего полторы недели прошло. — Ничего сказать не хочешь? — Я просил позвонить. Так не хочу. — Ох, ну простите. Только я твой голос слышать не хочу. — Ты дома? Короткий день сегодня вроде. — Я в персональном аду, Чонгук. Катись обратно в свой рай. — Чимин?.. Телефон загорается заставкой и гаснет через несколько секунд. Чимин хмыкает и кивает самому себе. На этом и закончим. Чонгук смеётся, что прошло всего полторы недели, а от Чимина самого осталось только треть себя. Ему больше не плохо, ему даже не мерзко. Ему почти никак. Та часть, которая ещё жива, не испытывает ничего, кроме физических потребностей. Эта та самая часть, которая просто живёт. Существует, потеряв все остальные. Чимин держится благодаря ей и ищет заклинания, чтобы восстановить оставшееся. Чимин ставит телефон на зарядку и уходит в душ. Самое оно, чтобы расслабить хотя бы тело. Те тиски, которые сжали его сердце и душу, он не в силах разомкнуть. Может, уехать? Покинуть Сеул, уехать куда угодно, хоть обратно в солнечный Пусан. В Пусане семья и старые проблемы, в Пусан дорога закрыта. Хорошо, ну, а что насчёт Тэгу? Кванджу? Да куда угодно, подальше отсюда и всей ненужной суеты. Чимин здесь отныне чужой, ему бы новую жизнь и маску попрочней, эта заметно начала подводить с креплением. Это не будет побегом. Это будет шансом на спасение. Последним, кажется. Больше их нет. Чимин тянется к крану и выключает воду, путая волосы в махровом полотенце тут же. На часах почти одиннадцать, а это значит, что проторчал он под струями не меньше часа. Впрочем, отлично. Можно просто пойти и лечь спать. Чимин разучился засыпать, но ничто не мешает ему попробовать. Чимин проходит мимо двери, как в квартире раздаётся звон. Чимин удивлённо моргает и поворачивает голову в её сторону, хмурясь. Ведь это не то, о чём он думает?.. На пороге оказывается Чонгук, и Пак закрывает дверь перед его носом, так и не раскрыв до конца. Чонгук верещит что-то, стучит сильнее и грозится вдавить звонок в стену, но Чимин не реагирует никак. Сползает по стенке с обратной стороны и невидящим взглядом замирает на уровне окна. Зачем он пришёл?.. Чонгук бесится с минуту, а затем затихает. И Пак хмыкает, поднимаясь со своего места и отходя на пару шагов. Вот и перебесился. Славненько. Но замок внезапно щёлкает, а дверь распахивается через пару поворотов ключа, и Чимин зависает в немом удивлении, смотря на вошедшего Чона округлёнными глазами. Откуда у него, чёрт возьми, ключи?! — Ты всё это время сидел здесь? Садист. — Откуда? — Ключи? Ты сам их мне отдал как-то раз. Сказал, что пусть будут запасные, вдруг свои посеешь. — Надо менять замки. — Чимин, хватит! — Чонгук это рявкает, кажется, громче, чем хотел. Вот только глаза всё равно огнём вспыхивают, а у Чимина всё сильнее сжимается внутри. — Хочешь — забирай! Почему ты от меня убегаешь? — Почему? — выходит вроде не так надломлено и истерично, но Пак не уверен, когда внутри всё закипает и жжётся вновь. — Серьёзно?! Потому что мне больно, Чонгук! Понимаешь, больно?! Потому что мне к чертям сдалось твоё сочувствие, мне хуже от него! Ты устроил себе жизнь, будь добр, не порть ещё больше мою. — Каждый раз удивляюсь, насколько всё это серьёзно. — Катись отсюда, ты не понял?! — Нет. И никуда я не пойду. — За что мне это всё, боже… — Чимин. — Что? Что тебе ещё надо?! Пришёл сказать, что готов изображать дружбу, несмотря на всё? Или вдруг потерял меня и понял, что тоже любишь? Какой бред ты мне собираешься втирать, Чонгук?! — Второй вариант вполне близок к истине. — Уйди, пожалуйста. Просто уйди, Чонгук… — Чимин теряет бдительность всего на пару секунд, опуская голову и чуть качая ей, но Чону это хватает, чтобы к стенке припечатать и чужие запястья перехватить, прижав их рядом с висками. Чимин не вырывается, покорно принимает всё и подставляет тело для ножей дальше. Не воткнули все в прошлый раз, что ж, он потерпит снова, виноват. — Почему ты не хочешь меня слушать? — Я слушаю тебя. Говори. — Никакой свадьбы нет, мы разбежались с Йёри ещё месяц назад. Я хотел посмотреть на твою реакцию, и она оказалась именно такой, какой я её себе и представлял. Тебе нравится, когда над тобой издеваются, Чимин? — Нет. — Тогда почему? Почему ты всё бросил, почему позволяешь это? Почему ты не даёшь мне сдачи?! — Да потому что… — Чимин не держится, Чимин не видит в этом нужды. Его зажали во всех смыслах, ему перекрыли все пути возможного отступления. Маска, кажется, с грохотом падает с лица и расшибается. Чимин чувствует собственные слёзы на щеках. — Ты бы смог причинить вред человеку, которого любишь? Да что бы он там ни делал, что бы тебе ни говорил, это невозможно, пойми, Чонгук. Я в жизни не смогу тебе сделать что-то больше, чем просто огрызаться. — Такой глупый, а ещё хён мне, — Чонгук улыбается, как-то виновато и без вечной насмешки. Кажется, это называется нежностью. — Простишь меня? — Я и не обижался. Нет смысла тебя винить в твоих же взглядах на жизнь. — Но я обидел тебя, не отрицай. — Нет, я же говорю. Я не обижался. — Ты странный, — Чонгук отпускает одну руку и мягко стирает влажные дорожки с лица, пытаясь поймать взгляд Чимина. — Можно дальше? — Говори. — Только не закрывайся сразу, дослушай. Когда ты признался, мне действительно стало не по себе. Сам подумай: человек, который тебе родной, который как старший брат, вдруг говорит, что любит тебя. Для меня это было шоком, ты никогда не давал усомниться в том, что любишь кого-то, кроме девушек. Впрочем, не важно уже сейчас. Я до сих пор не пришёл к однозначному выводу, но мне тебя не хватает, Чимин. Я не осознал, что люблю тебя по гроб жизни, не нашёл в себе особой симпатии, но… У нас есть только один шанс попытаться всё исправить, так? Мы не можем быть друзьями, но мы можем попробовать… — Нет. — Чимин, я просил дослушать. — Нет, Чонгук. Никаких попробовать. Стоит остановиться здесь. Ты научишься справляться без меня, а я уеду и забуду чувства. Мы сможем, но для этого стоит остановиться. — Но я не хочу. — Почему ты всегда такой эгоистичный? — у Чимина снова слёзы, потому что это всё нечестно, несправедливо вовсе, его никто и не спрашивает. Чимин знает, что если Чонгук сказал «не хочу», то будет обязательно так, как он «хочет». Но в этот раз надо бороться, Чимин не выдержит этой пытки, он загнётся с концом. — Я не эгоистичный, я думаю сейчас о нас, вообще-то. — Ты понимаешь, что если ты не сможешь переступить через свои принципы, что если дашь мне хоть толику надежды, а потом выкинешь и её, мне будет хуже? Ты понимаешь это?! Я не смогу уже всё вернуть, не смогу! — Но никто не говорит, что у нас обязательно не получится! — Да ты не гей, Чонгук! Ты даже не чёртов би! Ты всю жизнь принижал людей «не той ориентации», а теперь вдруг решил присоединиться к ним сам?! Да неужели! — Люди меняются, Чимин. — Но ты — нет. — И я меняюсь. — Ты даже не целовался никогда с парнем, как ты можешь судить… — Я целовался с тобой, и это было даже приятно. — Это не поцелуй, — Чимин фыркает и очень хочет этот разговор прекратить. Пожалуйста, хватит уже с него. Некуда больнее. Но Чонгук только всё усугубляет. Чонгук наклоняется и накрывает своими губами чужие, целуя совсем не невинно и мягко, как тогда в кафе. Чимин хочет его от себя отпихнуть, ведь это уже смешно, но Чонгук вовремя возвращает вторую руку к голове и сжимает запястья крепче, не давая вывернуться и уйти. Чимин не отвечает, позволяет губы сминать в несдержанном поцелуе и прикрывает глаза, уже не стараясь влагу в них сдержать. Чимину хуже с каждой секундой, потому что внутри предательски зажигается тепло, называемое надеждой, а Чимин помнит, как больнее всего рушится именно она. Чонгуку не нравится то, что ему не отвечают. Чонгук бесится с этого, Пак чувствует всем своим нутром. Он покусывает его губы, оттягивает, всячески призывает ответить, но Мин только всхлипывает и всё для себя решает. Ни за что. — Ответь мне, чёрт возьми, уже, наконец, — Чон шепчет это в покрасневшие губы и целует снова, но Чимин пытается держать себя в руках, потому что не нужно ему это всё. Не нужно. Слышишь, дурацкая надежда, не нужно! Но выдержка даёт сбой. Она трещит вместе с мантрой Пака и сбивается на долю секунды, давая себя потерять. Чимин приоткрывает губы и отвечает, давится новым всхлипом и сминает искушающие губы в ответ. Чонгук тут же вздрагивает, прижимается ближе и переплетает свои пальцы с чужими, отпуская запястья, но не давая руки отстранить. Чимин отвечает не в полную силу, потому что собственные принципы умирают вместе с ним и пока не дают сорваться, но Чону достаточно и этого. Его распирает и бьёт током, ему нравится их странный, с примесью чего-то большего, поцелуй. Он отстраняется не сразу, после, кажется, поцелуя третьего или пятого, когда Чимин уже перестаёт плакать, а собственные губы горят. Он кладёт чужие руки себе на плечи, прижимается лбом ко лбу и кладёт одну ладошку на щёку, скользя большим пальцем по губам и стирая, кажется, остатки поцелуя. — Теперь целовался. — Ты идиот. — Может быть. Но твой аргумент потерял силу. — Чонгук… — Чимин, — брюнет мгновенно перебивает, видя, как Пак прикрывает глаза, и заведомо зная, что тот хочет сказать. — Давай попробуем. — Всё может стать гораздо хуже. — А может и не стать, так? Почему ты смотришь на это так пессимистично? — Потому что это жизнь, Чонгук. Розовые очки бьются стёклами внутрь. — Чимин, пожалуйста. Дай нам шанс. Я не хочу терять тебя, — Чонгук срывается где-то внутренне, но держится внешне, прижимается губами к щеке парня и принимается покрывать лицо поцелуями. У него тоже есть предел. В нём тоже играет отчаяние. — Ты понимаешь, что это больше похоже на одолжение с твоей стороны? — Никакое это не одолжение. — Одолжение. Ты жертвуешь своими принципами непонятно ради чего. — Я жертвую своими принципами ради тебя и осознанно. Хорошо, не хочешь так, давай по-другому, — Чонгук вздыхает и отстраняется, заглядывая в усталые, потухшие глаза. — Ты будешь пытаться ужиться со мной заново. Просто находиться рядом. Принимать свои чувства снова, ведь я уверен, что ты успел на них наложить кучу замков. — Звучит ещё хуже, чем предложение встречаться. — Так мы и будем встречаться. Просто будем учиться вместе новому: я — не бояться своих желаний, а ты — вновь мне доверять. Пойдёт? — Нет, но ты всё равно не отстанешь. — Ты прав, — Чонгук улыбается и отстраняется совсем. — А теперь пойдём в гостиную и посмотрим что-нибудь. Нам нужно расслабляться в обществе друг друга. Чимин тяжело вздыхает и понуряет голову, давая себя за руку взять и пальцы переплести. Ему всё это откровенно не нравится, и он не верит в положительный исход. Он почти уверен, что потом будет ещё хуже. Причём исключительно только ему.***
Через месяц такой игры в отношения Чимин может сказать, что лучше не стало. Чонгук фильтрует речь, заботливый и нежный, внимательный до жути и мягкий. Чимин теперь, кажется, прекрасно понимает слёзы всех барышень, которые с Чоном расстаются. Чонгук замечательный. Это ты чувствуешь и видишь сразу, стоит вам стать ближе. Но Чимин с хриплым смехом может сказать, что они «стали» ближе. Они пытаются, но пока никак. Чонгук просто обращается с ним так же, как со всеми своими пассиями. Наверное. Чимин никогда не видел подробно, как протекают у Чона отношения с девушками. На второй месяц Чимин может сказать, что начинает вспоминать, что нужно хоть иногда улыбаться. Чонгук всячески его старается взбодрить, вот только Мин ждёт подставы и не поддаётся. Впрочем, иногда Чонгуку это всё же удаётся, отчего Чимин и вспоминает, что люди умеют улыбаться. И он, вообще-то, тоже. Третий месяц начинается гладко, но под конец Пак не понимает, когда Чонгук успел у него почти поселиться. Нет, тот, конечно, ночует дома, но всё реже. Теперь Чимин учится засыпать и просыпаться в объятиях, делиться одеялом и не злиться на закинутые на себя конечности. Чимину упорно пытаются напомнить, что такое отношения, вот только тот продолжает закрываться на все замки. С четвёртым месяцем наступает весна, а с ней и болезни. Пак действительно не ждал, что подхватит простуду, но он её подхватил. И теперь его более живому внутреннему миру напоминают о заботе. Она приятно колется, но колется, Чимин всё ещё ждёт момента, когда Чонгук скажет, что всё ему это надоело. Когда он развернётся и, наконец, ожидаемо уйдёт. Но тот не уходит, пичкает его таблетками и любит греть в своём тепле, целуя в щёки и виски, потому что в губы Пак не позволяет. Если заболеет ещё и Чонгук, заботиться о нём Чимин не сможет, пока не вылечится сам. Так что нечего. Немного перебьётся. Пятый месяц встречает хорошим настроением и свиданиями. Чонгуку нужно выплёскивать энергию, Чонгук отчаянно пытается внутрь к Паку проникнуть, но тот всё ещё слишком закрыт. У того больше эмоций, меньше грусти во взгляде, но он до сих пор не привык. Чимин слишком хорошо помнит, что обычно Чонгука хватает на полгода максимум, а потом ему попросту надоедает. И своего шестого месяца он с нетерпением и возрождающейся болью ждёт. А ещё он выплёскивает на них первые крупные ссоры, и в своей правоте Пак убеждается всё больше. До этого были мелкие стычки, но теперь они поругались помасштабней и с истерикой. Впрочем, к миру прийти они всё же смогли. Чимин долго не давался в объятия, долго увиливал от поцелуев, но потом сдался и извинения принял. В конце концов, Чонгук был и не виноват вовсе. Когда наступает шестой месяц, Чонгук строит планы на приближающееся лето, и ноет про поездку на море. Чимин ждёт подвоха всеми фибрами души, но его всё нет и нет. Что идёт не так, Чимин не представляет, а оттого срывается и чуть не уезжает подальше, больше не в силах себя изводить. И если бы Чонгук не приехал с чёртовой работы раньше, у Пака всё бы получилось. — И что это значит? — Чонгук стоит в проходе и сверлит старшего внимательным взглядом. Чимин отшвыривает дорожную сумку вбок и раздражённо вскакивает с дивана, подходя к окну. — Я хочу уехать. — Устал от меня? — Устал ждать подвоха, — Чимин разворачивается и встречается своим взглядом с чужим, сцепляясь в последней схватке. — Ну же, давай, Чонгук. Скажи уже, как тебе это всё надоело. Скажи, что жалеешь о том, что решил попробовать. Скажи, что я запятнал тебе имя натурала. Скажи это. Я жду. Хватит тянуть. — Но мне не надоело, я не жалею и не неси чепухи, — Чонгук проходит вглубь комнаты и облокачивается спиной о диван, возвращая Паку свой взгляд. — Ты врёшь! Всё не может быть так сладко, прекрати! — Я не вру. Чимин, мы вместе уже полгода, а ты до сих пор ждёшь подвоха? — Я ждал бы его и через год отношений, потому что он был бы. Ты не мог сдаться. — Чему? Чувствам? Ну, как видишь, меня всё устраивает. — Бред. Не может этого быть. — Может, просто тебе пора уже успокоиться. Подойди ко мне, — Чонгук улыбается и протягивает руки, сбавляя во взгляде и в голосе напор. Чимин смотрит недоверчиво, кривит лицо, но всё же подходит, даёт себя обнять и прижать к чужому телу, ежась от горячего дыхания в собственную шею. — Тебе не может это всё нравиться. Мы даже не серьёзно встречаемся, заметь. — Почему не серьёзно? Мне казалось, всё вполне себе серьёзно. — Казалось, — Чимин вздрагивает, потому что Чон скользит носом по коже, а это дрожь в голосе и ненужные мурашки. — Мы даже не спали, о чём ты. — А ты позволишь? — Чимина передёргивает от лёгкого поцелуя в шею. — Ты всячески сворачивал эту тему. — Да, но… Чонгук, прекрати, — Чимин упирается руками в плечи и мечтает наглые губы со своей шеи скинуть. Но Чонгук не реагирует, прихватывает кожу и оставляет засос, расходясь всё больше. — Что ты творишь?! — Завожу тебя, — Чонгук хмыкает, а Пак в ответ сглатывает образовавшийся ком. — Тебе не нравится, Чимини? Чимин молчит, потому что нравится, но они не должны. Пора остановиться и уже разойтись, как планировал Чимин. Но Чон снова тянет разговор куда-то не туда, снова старается их сблизить весьма успешно, снова перекрывает все пути к отступлению. Чимин сдавленно выдыхает и хватается за чужие плечи крепче. Нет, нет, нет. Нельзя. Им нельзя. Ни в коем случае. — Чимини, ты позволишь? Ты доверишься мне полностью? — Чонгук поднимает на него тёмный взгляд, а Пака коробит и бьёт от Чонгука током. Самое время, чтобы поставить точку. Самое время, чтобы отступиться. Но Чимин идёт против своих мыслей, подаётся вперёд и накрывает чужие губы поцелуем, отчаянно обвивая руками шею и прижимаясь ближе. Они ведь, кажется, играли по-крупному? Чимин просто продолжает следовать правилам, так? В конце концов, падать всё равно будет очень больно. Чонгук тут же подхватывает его под бёдра и встаёт, заставляя ногами талию обхватить, перехватывая поцелуй и забирая лидерство. Чимин отдаётся, доверяется, Чимин, кажется, переступает сейчас через самого себя и выдуманные принципы, а это слишком хрупко и ценно. Чонгук не имеет права этому дать треснуть и разлететься на осколки. Пака аккуратно кладут на кровать и нависают мгновенно сверху, возобновляя прерванный поцелуй. Жжётся. Все стоп-краны и принципы горят, останавливая Пака от действий, но он идёт против, не обращает на их отчаянный вопль внимания и блаженно прикрывает глаза от ласк. Чимин помогает стянуть с себя одежду, помогает стянуть её с Чонгука тоже, прогибается под требовательными руками и жмётся к горячему телу ближе, смотря неуверенным, сбитым взглядом. Чонгук старается, Чонгук убирает ненужную боль, он дарит только удовольствие, которое сейчас сравнимо с ядом. Удовольствие отравляет хлеще физической боли, и Чимин продолжает глушить его стаканами, сжигая внутренности его разъедающей жидкостью. Чимин жмурит глаза, кусает губы, но Чонгук делает всё, чтобы дискомфорт ушёл. Чонгук двигается плавно и медленно, заставляет вновь схватиться за плечи и провести по ним ноготками. На Чонгуке теперь есть след Чимина, и это отчего-то вызывает улыбку, только пока не время и не место ей. Чонгук растягивает их слияние по максимуму, мучает медленным темпом и дарит слишком много себя, стараясь все пустоты заполнить. И Чимин отчаянно вбирает, забирает всё, что предлагают, и пичкает себя бомбой замедленного действия. Чимин растворяется в Чоне, растворяется в их близости и, засыпая, чувствует, что не жалеет. Всё может обернуться чем угодно, вот только он не жалеет. Они действительно играют по-крупному, чтобы потом нельзя было жалеть о чём-то одном.***
Чимин просыпается посреди ночи и не находит Чона рядом. Мысли не успевают в голову забиться, как Пак видит луч света сквозь щёлку в двери, и встаёт, накидывая на себя футболку и запрыгивая в нижнее бельё. Чонгук действительно находится в гостиной, с чашкой чая в руках и задумчивым взглядом. Чонгук облокачивается копчиком о спинку дивана и смотрит в окно, покрывшись гусиной кожей от лёгкого сквозняка. Чимин подходит ближе, забирает чашку из рук и делает пару глотков. Холодный. Значит, давно уже тут стоит. — Чимини? Чего проснулся? Меня рядом не хватает? — Чонгук шутит, а Чимин думает, что это, кажется, правда, и проснулся он действительно из-за его отсутствия. — О чём думаешь? — Чимин жмётся к боку, тут же чувствуя горячую руку на своей талии, и облокачивается точно так же, как и Чон о диван. — Ни о чём конкретном, но в большей степени о тебе. — И что надумал? — Тебя любить, оказывается, классно. — Что?.. — Серьёзно, такие чувства внутри каждый раз, когда ты рядом, не передать. А когда ты не кусаешься, то вообще цены нет. — Нет, подожди, что ты перед этим сказал? — Чимин голову с чужого плеча поднимает и упирается в Чона нервным взглядом. Показалось же, нет?.. — Что тебя любить классно, — Чонгук улыбается и голову поворачивает, сияя своими глазами. — Заметил, молодец. — Ты с ума сошёл? — Хуже, влюбился. — Чонгук, это не смешно. — Я и не смеюсь, — Чонгук мягко целует в лоб и прикладывает ладошку к щеке, почти невесомо поглаживая большим пальцем. — Я люблю тебя. Мои чувства похожи на шутку? — То есть подвоха никакого нет? Ты, хочешь сказать, смог полюбить меня за это «попробуем»? — Это «попробуем» длится полгода, Чимин. И полюбил я тебя, кажется, ещё в самом начале. — И тебе не мерзко? Я же всё-таки парень… — Ты смеёшься? — Чонгук прыскает, а Пак чувствует, как что-то не сходится в собственных обвинениях. — Конечно, мерзко ужасно, поэтому я и переспал с тобой пару часов ранее. Поэтому я и встречаюсь уже столько с тобой. Да, это определённо называется словом мерзко. Чимин улыбается, кажется, даже смеётся вроде, впервые искренне за столько времени, и тянется за объятиями, мягко в них падая. Чонгук гладит его по спине, зарывается руками в волосы и как-то слишком нежно целует в висок, опаляя дыханием ухо. Чимин чувствует, как всё трепещет внутри, как всё это за столько времени не приносит боль, как это всё приятно, чёрт возьми. Чимин чувствует, что, наконец, даёт себе ожить, запуская механизм восстановления. — Когда-нибудь я услышу от тебя признание снова, а пока давай выбирать, куда мы с тобой едем через месяц, и оттапливать тебя окончательно. Чимин согласен. Нет, его не оставили все сомнения, но он согласен. Да. Пожалуйста. Только потом не отпустили бы. Чимин готов верить, готов отдать всё, казалось бы, уже не живое внутри в чужие руки, которым это оказалось нужным. Не всё потеряно, Чонгук тогда был прав. Чимин никогда не верил во все эти «попробуем», но это впервые сыграло против него в положительную сторону. Пока он всячески старался от Чона отстраниться, тот двигался ближе и подошёл вплотную, не желая с места сдвигаться. Всё как-то слишком просто, но Чимину не нужны больше сложности. Он от них устал, он хочет своего счастья. И оно его упорно не отпускает от себя уже полгода. Чимин не знает, когда сбросит с себя все оковы окончательно, но он постарается это сделать вовремя и больше никогда на себя не цеплять. А сейчас Чимин чувствует разрастающееся внутри счастье и ликующую надежду, которая не обожглась вновь. Всё вроде вернулось на круги своя и больше не кажется ничем невозможным. Чимин рискнул. Совсем неоправданно, но рискнул. А теперь осознаёт всю ущербность того, что ничего бы и не было, выстави он тогда младшего за порог. Чонгука, кажется, больше не смущает то, ради кого сердце бьётся, а это прекрасно. Чимин больше не ждёт подвоха так сильно, Чимин ждёт чего-то светлого и успешного, потому что это обещает им Чонгук, а ему он, кажется, верит всё больше. Чимин жмётся к телу младшего крепче и глубоко вздыхает, ощущая себя другим. Как хорошо, что тебе не дают закрыть глаза, когда ты считаешь, что уже всё. Как хорошо иногда рисковать. Как хорошо, что все эти «попробуем» Чона обдуманные до мелочи и успешные. Как же всё-таки хорошо, что когда-то Чимин влюбился именно в Чонгука, а не в кого-то ещё.