Бескрайний горизонт

Эрен уже множество раз наблюдал этот вид, но, стоит ему снова очутиться на этом самом месте, как что-то внутри резко сжимается пружиной, а затем медленно, аккуратно отпускает, раскручиваясь к первоначальному состоянию и посылая миллионы импульсов, отдающих по всему телу. Перед Эреном расстилалась мечта Армина, ставшая в последствии общей. Бескрайний горизонт союза бесконечного моря и вечного неба над головой. За те разы, что Йегер побывал здесь, он заметил, насколько бывает разной огромное пространство соленой, зеленовато-синей воды. Он был здесь и в шторм, и в штиль, и в момент нестабильной задумчивости, когда море не могло решить, разразиться ли ему ураганом гнева или остаться обманчиво-спокойным, фальшиво-ласковым. Эрен глубоко, почти до боли, вдыхает соленый воздух, оседающий в глотке мельчайшими частицами, и поджимает губы, думая о том, что нет, не такого продолжения он ожидал. О чем Йегер мечтал, когда открывал потрепанную книжку отца вместе с единственными выжившими их отряда? О том, что вот сейчас, вот прямо сейчас все разрешится. Неважно что, не конкретно что-то - все. Конечно, наивно было предполагать, что на этом закончатся мучения маленького мальчика, который в свое время съел отца для того, чтобы не дать заполучить Власть, дающую контроль над гигантами, людям, считавшими таких, как он, чужими, отбросами, монстрами. Да, правда, открывшаяся в тот день, стала ударом обуха по затылку для всех. Не только для людей, надеявшихся увидеть истину всего мира, а на деле открывших наглухо запертый ящик с ядовитыми змеями. Вскоре каждый ребенок и старик, мужчина и женщина знали, что за пределами стен их никто не встретит с распростертыми объятиями. А если и встретят, то маленьким, но проворным куском металла, что с большой скоростью вылетит из узкого дула прямо в голову. И теперь они понимают, что, если хотят жить, то им нужно не только уничтожить собственных сородичей, безмолвно кричащих внутри гигантских тел без возможности вновь стать человеком, но и доказать другим людям, живущим в иной эре развития и по другим законам, что каждый из них - личность, а не дерьмо на их подошвах. Вот только Эрен, просыпающийся по ночам от все новых и новых вспышек воспоминаний, осознает, что доказывать словами уже бессмысленно, а, значит, остается только метод силы. Да и потом, "понимать" и "действовать" - совершенно разные вещи. И толпы добровольцев не ломились в двери разведотряда, потому что большинство, на самом-то деле, давно привыкло к мысли, что в итоге все умрут. Ведь, в общем-то, неважно, как: гигантами или снарядами агрессивной империи, если окончание будет одинаковым, верно? Йегер же не принимал этого никогда. Он всегда, сжимая кулаки и стиснув зубы, шел против. Против мнения толпы, гнущейся по ветру подобно траве, против структуры сложившейся системы, заложенной давно умершим, но не мертвым королем, что проповедовал пацифизм, даже видя глазами своих потомков, как исчезает его народ. Эрен не мог иначе, ему катастрофически требовалось идти напролом ради своих принципов. И, если раньше он думал, что это только его выбор, то сейчас он как никогда ясно осознавал, что и старший Йегер, и Крюгер, и даже Фрида Райс были такими же идеалистами. "Нет, - думает Эрен, когда память подбрасывает последний кадр жизни Григория, - отец правильно сделал то, что сделал". Пусть и причинил этим невыносимую, незаживающую рану, дав срок жить собственному сыну с того дня ровно тринадцать лет, чтобы затем добровольно склонить голову и быть съеденным следующим носителем Проклятия Имир. Не поступи он так, быть бы им всем сейчас рабами плешивой элиты, а все члены сопротивления стали бы либо гигантами с голыми инстинктами, либо кормом для вышеуказанных. И их смерть была бы ни разу не поэтической или жертвенной во имя победы, потому как бойня между технически продвинутой расой и замурованными в стенах, напуганными людьми, что знали лишь одного врага - титанов, просто не может быть такой. Нет, выбора не было. И, благодаря этому выбору, он сейчас здесь. Эрен оглядывается назад и очень остро чувствует колюще-режущий взгляд серых глаз. "Как-то глупо выходит", - вздыхает он, вновь разворачивая голову к завораживающему дух простору и ощущая, как под пристальным взором расслабляются плечи, а сердце, замерев на миг, снова отбивает ровный, уже более спокойный ритм. Эрен до безумия любит представителя рода Аккерман. Но не ту девушку, выросшую с ним бок о бок, видевшую и разделившую с ним всю боль, что преследовала сводного брата каждый день, готовую ради него на все. Эрен до безумия любит Ривая Аккермана, и, к его счастливому удивлению, это взаимно, пускай прямо капрал никогда этого не говорил и не скажет. Один-единственный поцелуй со вкусом крови и смерти выразил все лучше глупых слов. Но также никогда и ни за что у них двоих ничего не будет. Потому что бессмысленно познавать чужую душу и раскрывать собственную, отдавать друг другу тело и сердце до последней капли, когда может быть так, что Йегер однажды потеряет контроль окончательно, и капралу придется ликвидировать опасную особь. И, даже если нет, уже всего через пару лет Эрен будет мертв, так или иначе. Микасе при любом раскладе предстоит отпустить всецело опекаемого брата, а, будь они влюблены, то Йегер не сомневается - сестра бы просто не выдержала, и даже Армин не сумел остановить ту от необдуманных поступков. Капрал Ривай другой. Как бы жестоко, грубо и аморально это не звучало, тот привык к постоянным потерям в своем окружении. Эрен не понимает, как, но Аккерман научился беспрецедентной силой воли подавлять горькие воспоминания и обращать эту боль в ярость и мощь собственного тела. Грязь и тьма, следовавшие за ним с детства, сделали его сильным. Но лишь смерти тех, кто стал для него близким знакомым и даже другом, сделали его сильнейшим воином человечества. Однако Эрена все равно беспокоит то, что будет с человеком, что, кажется, не испытывает никаких чувств, хотя внутри него ежесекундно подрываются люди и разносятся крики погибших. После его смерти Ривай останется один. Потому что почти все разведчики его поколения, с которыми он прошел огонь и воду, мертвы, а Эрвин, тот, кто втянул в эту войну, умер сам, спасая Армина. Останется только Ханджи, да и то только потому, что ее работа состоит в изучении гигантов, и она почти всегда находится вдали от фронта. Капрал Аккерман выживет, вот только не выгорит ли в нем все после того, как он заглянет в глаза следующего титана и заметит в них проблеск упрямого взора Эрена? Йегер опять незаметно оглядывается и слабо, но ободряюще улыбается всем позади, зная, что тот, кому предназначен этот посыл, поймет. Нет, уж кто-то, а Ривай не сломается. Сломаться означает проиграть тем людям, что за морем жаждут выгрызать жителей пятидесятиметровых стен. А в капрале слишком много ярости, чтобы так просто отдать тем ублюдкам победу на блюдечке. Забавно, ведь многие верили в Эрена, в его силу, в то время, как большая часть собственной веры Йегера безвозмездно отдавалась Аккерману. Эрен вновь окидывает взглядом два мира, пересекающихся в тонкой линии неба и моря, и, наконец, замечает их. Крохотные точки грязного темного цвета, направляющихся в их сторону. Которые, Йегер помнит, вблизи выглядят, словно безликие и мрачные куски металла, способные одним выстрелом улучшенных пушек снести голову любому титану. Эрен встречается взглядом со стоящим рядом Армином. Пусть сам Армин не видит, но он изменился намного больше, чем кажется. Выбор Йегера, поддержанный Риваем и самим Эрвином, лег на плечи Арлерта невероятно тяжелой, почти непосильной ношей. Эрену даже не нужно спрашивать "как ты?" - ответ очевиден: "Все хотят видеть на моем месте Эрвина Смита". Это будет преследовать Армина до конца его жизни. Быть, по его мнению, тенью истинного стратега и тактика, жалким подобием, что, на деле, совершенно не так. Арлерт всегда был умным, чрезвычайно и невероятно умным, и, если уж кто и сможет принять новую реальность и разработать рациональный план не хуже командора, то это Армин, способный быстро подстраиваться под события и жизненные перипетии. Пожалуй, ему лишь нужно найти баланс между холодным расчетом и эмоциями, чтобы в следствии неизбежных ошибок, которыми изобилуют любые, сколь ни продуманные, стратегии, не растерять человечность. Бирюзовые глаза молча встречаются взглядом с ярко-синими. "Вы почти и есть море и небо", - едко, но тихо шепчет голос в голове, и Эрен Йегер, мысленно кивая поэтично настроенному Эрену Крюгеру, поднимает руку к занывшим зубам. Когда-то давно целью всей его жизни было попасть в подвал. Но подвал, видевшийся окончанием опасностям, отчаянию и непониманию, оказался всего лишь отправной точкой, ступенью перед еще более ужасной правдой. Эрен знает, сколько ему осталось. И знает, что тишину и спокойствие во всем мире он увидит лишь глазами следующего обладателя формы его титана. Три года - слишком мало для переворота во всем мире, как бы не заверял его Армин. Но пока Эрен Йегер жив. Каждая клетка его тела состоит из борьбы, непробиваемого упрямства и желания очистить собственный мир от врагов. И раз уж Крюгер олицетворяет его с глубоким, полным подводными течениями и морскими тварями, морем, то ему ничего не остается, кроме как поднимать волны, восставать из своих берегов, бушевать оголенной яростью ветра, хлопающего крыльями свободы, и грозы, искрящей в выси рядом с правым плечом. Те люди, за бескрайним горизонтом, с деньгами и оружием, так сильно желали уничтожить сидевших на полезных ископаемых жителей одинокого острова Парадис, что сами не заметили, как взрастили собственных палачей. И эти палачи готовы к войне.