Примечание: Вступительная часть: главы 1-3. Время действия: 74-е Голодные игры. История ментора Двенадцатого, который-таки поймал «Миг удачи». Вот только какова цена за Две Жизни? И удастся ли ментору заставить самый безжалостный и самый бесчеловечный механизм в истории сыграть по его правилам, по правилам Хеймитча Эбернети?
***
Он прогуливался по Форуму Августа, огромной площади в семи минутах пешком от Тренировочного центра. Нервное напряжение последних суток вынудило его сделать перерыв. Редкая минутка спокойствия на арене. Солнце почти зашло: Китнисс залезла на дерево и привязала себя к нему верёвкой, а Пит, этот хитрый сукин сын, с ледяным спокойствием варил мясной суп. Рассказ Катона о «слишком долго» умиравшей девчонке из Девятого и похвальба Марвела о мгновенной смерти мальчишки из Седьмого, которому он перерезал горло, а также холодно-пристальный взгляд Мирты, которая невзлюбила Мелларка с первой же минуты его «предательства», казалось, ничуть не трогали парня. Мальчишка просто делал свою работу. — Мистер Эбернети! — окликнула его девчонка с зелеными губами. — Ментор «Огненной» Китнисс! Удачи Вам, сэр! Хеймитч искренне улыбнулся и поклонился ей. Его хамоватые манеры остались где-то там, далеко, в угольной дымке Двенадцатого. Здесь, в Капитолии, он менялся. Каждый раз. Город не желал принимать его таким, каков он есть. И Хеймитч был вынужден следовать установленным столицей «правилам игры». Вернее сказать, делать вид, что следует им. Издалека ему помахали капитолийцы. Даже не пытаясь вспомнить, кто они такие и как его с ними свела судьба, мужчина помахал им в ответ и улыбнулся.***
«А вечерний воздух не такой удушающий. Никогда не любил лето в Капитолии, мне куда больше по душе золотая капитолийская осень, она напоминает о ней… о единственной любви моей жизни. Жизни, которая закончилась в этом самом городе двадцать лет тому назад. Как быстро летит время! А я ведь так и не отомстил!» — размышлял Хеймитч, глядя на безмятежную водную гладь Малого Канала имени Манлия-Торквата Данбара. «Не сдаваться и не пытаться свести счеты с жизнью. Ради памяти о Сибилле», — и в этот самый миг в груди больно кольнуло. — «Наверное, это никогда не закончится. Город будет напоминать мне о ней. Почему её больше нет, а я выжил? Почему? За что?»***
В центр ментор вернулся обновленным, но в его темно-серых глазах плескалась мучительная боль. Он ничего не забыл и никого не простил. — Хеймитч! Спешу напомнить, что в пол-одиннадцатого тебе назначена встреча с мисс Фокс, — раздался строгий, призывающий к порядку, голос Эффи. Дидона Фокс была личным секретарем президента «Капитолийской угольной компании», мистера Катулла Хиггинса. Хеймитчу совсем не хотелось идти на встречу с этой девчонкой, но отвертеться от неё было никак нельзя, поэтому ровно без четверти одиннадцать он спустился вниз. Эбернети пожалел, что у него нет автомобиля: до билдинга КУК и пешком было рукой подать, но именно сегодняшней ночью улицы были переполнены праздношатающейся публикой. Ещё бы, ведь Игры идут! Хеймитчу пришлось буквально продираться сквозь пеструю толпу: странные, явно находящиеся «под кайфом» молодые парни, девчонки-школьницы и бритые наголо женщины. Безумное столпотворение! И всё же он сумел добраться до заветных дверей штаб-квартиры корпорации, продававшей уголь Двенадцатого по всему Панему. «Надеюсь, на этот раз она оделась не так, как в прошлом году! Даже Эффи не стала возражать, когда я сказал, что наряд девчонки — полный провал. Как же называется эта штука, которая волочилась по полу? А, точно! Шлейф», — мрачно подумалось ему, когда он входил в вестибюль. — Ремонт! Твою ж угольную прамать!.. — повод извергать самые изощренные ругательства Шлака был налицо: повсюду царила ужасная грязь, тут и там валялся мусор, со стен свисали какие-то сетки. И ни одной живой души! Хеймитчу пришлось ступать очень осторожно. Не зря же он ради этой встречи надел новые туфли и новый костюм! Мужчина кое-как пробрался к лифту, который, как оказалось, не работал. Эбернети начал вскипать. — Самая паршивая во всем Панеме чертова контора! — в полный голос, не сдерживаясь, злобно проговорил Хеймитч. — Мистер Эбернети! Идите за мной! — прозвучало откуда-то издалека. Ментор развернулся и остолбенел. Миротворец! Но вместо заслуженных неприятностей охранник компании просто сопроводил его к запасному выходу, а оттуда — наискосок в здание напротив. О да, здание Энергетического Консорциума было самое высокое в Капитолии! 98 этажей! В этом гигантском небоскрёбе можно было легко заблудиться, не зная секретных выходов и потаённых коридоров. А Хеймитч их знал! И самое главное: здесь очень просто можно было уйти от слежки! Он быстро догадался куда надо идти: войдя в главное фойе он резко свернул направо, потом ещё раз направо, затем налево к эскалатору на второй этаж. Поднявшись по нему, Хеймитч оказался в огромном аквариуме. Вернее, многочисленные аквариумы со всевозможными видами рыб и иных морских обитателей были по левую руку от Эбернети, справа же его ожидал внезапный и весьма приятный сюрприз — мисс Фокс сегодня определённо радовала глаз! Вот уже три года мисс Дидона Фокс занимала должность личного секретаря-референта генерального директора КУК Хиггинса, но выглядела она значительно моложе своих двадцати четырёх лет, а вздернутый носик лишь усиливал впечатление исходящей от нее обманчивой несерьезности. У девушки было ужасное пристрастие к антикварным нарядам, в которых её тоненькая невысокая фигурка смотрелась крайне неестественно. Но никто не осмеливался ей об этом сказать: юная особа была необычайно дерзкой и решительной, когда дело касалось отстаивания собственного мнения. И всемогущий Катулл Хиггинс попал к ней под каблучок. Теперь, как рассказали Хеймитчу знающие люди, он шага не смел ступить без ее одобрения! Пять лет назад «этой несносной женщине», т.е. Эффи, взбрело в голову взяться за абсолютно безнадежное дело — она желала продвинуть «в высоких кабинетах» проект по уменьшению аварийности на шахтах Двенадцатого. Кому принадлежал этот сумасбродный план: мистеру ли Винбергу, директору шахты номер два, или, все-таки, здесь приложил руку «неправильный капитолиец», Ливий Анжелотти, директор шахты номер один, — этого ментор не знал. И не очень-то хотел знать. Сам Хеймитч трезво посчитал эту затею полным бредом. Но ошибся. Если Эффи Тринкет бралась за какое-либо дело, перед ее кипучей энергией пасовали даже самые неприступные бастионы! И, как Эбернети не упирался, — а упираться он умел, как никто другой — ему всё же пришлось исполнять роль посредника между мэрией родного дистрикта и главою КУК, Катуллом Хиггинсом, которого умудрилась «захомутать» и заставить стать «главным продвигателем» её проекта неукротимая Эффи. Её проект! Понимаете? Затея осуществлялась крайне трудно, медленно, а денег она успела сожрать неисчислимое количество: ведь «нужные люди» в Капитолии за «пробивание» брали мзду. Часто и помногу. И вот, к великому изумлению Эбернети, на четвёртый год она начала давать ощутимые результаты — медленно, очень медленно, но вопрос правильной организации техники безопасности труда шахтёров в Двенадцатом сдвинулся с мёртвой точки. Его самого использовали, главным образом, в качестве курьера. Дважды в год, когда ментор собирался на Игры или на Съезд Победителей, проходивший в конце февраля, мэр Двенадцатого, Кристофер Андерси, сияя улыбкой, вручал ему огромную коробку с документами, которую Хеймитч Эбернети вез в Капитолий. По прибытию в столицу он должен был передавать бумаги важным людям. Дело это отнимало немыслимое количество времени. Согласия Хеймитча на эту невероятно тягомотную деятельность никто не спрашивал. Под надзором Эффи Тринкет и согласно инструкциям мистера Хиггинса он отвозил и привозил, отдавал и забирал документы, но не более того. В итоге физиономия Хеймитча за несколько лет успела примелькаться, а сам он теперь знал в лицо всю «нужную для дела министерскую челядь», которая могла помочь с «неофициальным решением вопросов». Самого Эбернети уже принимали за «человека мистера Хиггинса», «человека нужного», поэтому он, под шумок, сумел сдвинуть с мертвой точки и свои собственные дела. Вот уже двадцать пять лет личным проклятием Хеймитча было пополнение менторского фонда. Его подопечные, трибуты Двенадцатого, относились к категории «М», что неофициально расшифровывалось как «мертвецы», поэтому даже Хиггинс выделял в год сущие крохи — миллиона два-три. Да и то только из корыстных соображений: если вообще ничего не выделять, а просто поставить крест на «своем» же дистрикте, неизбежно пострадает и репутация КУК. Сначала ментор без зазрения совести воспользовался неофициальным статусом «человека мистера Хиггинса». На третьи сутки после своего прибытия на 72-е игры он, направляясь в бар, был буквально атакован группой просителей прямо в вестибюле центра. — Мистер Эбернети! Не могли бы Вы помочь нам в одном очень важном для нашей компании деле? Их было четверо. Четверо мужчин, по виду — довольно состоятельные капитолийские граждане. Не миллионеры, конечно, но на пальце у одного из них ментор приметил перстень с агатом, а у другого половина зубов во рту оказалась золотой, туфли же третьего были из крокодильей кожи. «Две тысячи долларов», — моментально оценил их стоимость Эбернети. А пластическая операция на лице четвертого стоила свыше ста — ста двадцати пяти тысяч, никак не меньше. — А что за дело? — с показной заинтересованностью спросил Хеймитч. — О, сэр! Нам срочно нужна Ваша помощь! В контракт на снабжение углём нашей компании не включен пункт о летнем перераспределении нагрузок! Кондиционеры! Они слишком энергоемкие. Лимит превышен вдвое. Это просто катастрофа, сэр! Мы согласны на любые условия. Но мистер Балдуин из КУК сообщил, что пересмотр контрактов займет два месяца, а это слишком долго. Если мы не исполним наши обязательства в срок, тогда… Даже представить невозможно, что случится тогда! Хеймитч смутно уловил суть дела и, не моргнув глазом, согласился «протолкнуть в бесконечных властных коридорах» данный вопрос. Тем более, что один из его трибутов — девочка — уже была мертва, а парнишка из Шлака на арене мог рассчитывать только на собственные силы. Фактически ментор был свободен от своих официальных обязанностей, поэтому согласился помочь «страждущим». Беготня по министерским и корпоративным кабинетам заняла целую неделю. Ради этого он даже задержался в Капитолии на двое суток, намеренно опоздал на отбывающий в Двенадцатый экспресс и не стал сопровождать два мертвых тела, а Эффи, которую он заранее обо всём предупредил, без вопросов его прикрыла. Хеймитч же занялся «важными делами». Ему повезло: дело оказалось пустячным — его просители просто неверно поняли ответ Балдуина, одного из директоров КУК. И вот, через десять дней, он лично вручил своим радостным нанимателям переписанный контракт, утвержденный в Министерстве ресурсов. Самая важная и трудная часть дела решена. Спасибо знакомым клеркам, работающим в соответствующем отделе, — всё прошло как по маслу. Эбернети заранее решил не брать за работу деньги ни наличными, ни чеком. Через безгласую он передал просителям номер своего менторского счета в Банке Голодных игр. Уговор заключался в том, чтобы деньги на счет поступили в отсутствие Хеймитча. Эти деньги пригодились ему годом позже, когда он пытался спасти своего трибута, сына знакомого шахтера: замерзающему насмерть 14-летнему ребенку требовалось послать простой коробок спичек. Этот коробок спичек на 73-х Голодных играх обошёлся ментору в пять миллионов восемьсот тысяч долларов! Парень всё равно погиб, но не от холода, а сражаясь. Благодаря ему никто из профи не дожил до финала: одного мальчишка убил, другого — смертельно ранил. В играх же победила слабая маленькая девочка из такого же бедного, как и родина Хеймитча, дистрикта — из Девятого. Когда Хеймитч смотрел телетрансляцию её коронации, губ его коснулась непрошеная улыбка, ведь он и его парень тоже помогли этой девчонке. Пусть самую малость, но они помогли Милк выжить на Ледяной арене. Кроме того, его сердце согревал огонь праведной мести: он не спросил, как называлась компания, которую представляли его наниматели. А когда прочитал бланк перевода средств, то долго и безостановочно хохотал — оказалось, что он помог Третьей военно-промышленной компании Панема. Согревшийся спичками за пять миллионов, сын его знакомого шахтёра воспрянул духом и вступил в схватку с ослабевшими от жуткого мороза профи. И убитый им профи был родом именно из Второго дистрикта.***
— Мисс Фокс! Вы сегодня просто бесподобны! — Хеймитч Эбернети не мог скрыть испытываемых им в тот момент чувств: метаморфоза, случившаяся с девушкой, вызвала у него, не старого еще мужчины, полный восторг. Дидона, по непонятной для него причине, заказывала себе платья, которые точь-в-точь напоминали ему вычурные одеяния Летиции, покойной кураторши Двенадцатого, которая отличалась худобой и даже в двадцать пять лет продолжала напоминать мальчика. Так, словно специально, в ее платьях талия была слишком низкой, а сама она питала нездоровое пристрастие к черной туши для лица. Её привычка делать короткую стрижку выводила Эбернети из себя, поэтому они постоянно ссорились, и Хеймитч то и дело старался побольнее ее уязвить. Летиция Майерс не носила париков, зато вставляла в причёску невообразимое количество перьев и надевала ужасные широкополые шляпы, которые, к несказанной радости Хеймитча, навсегда вышли из моды после 54-х Голодных игр*. Вместо них в моду вошли холодные тона в одежде, а мисс Майерс наконец отказалась от «мальчишеского стиля», стала делать акцент на свой от природы тонкий стан. Их с Эбернети отношения заметно потеплели, а затем Летиция вышла замуж… Бесившие Хеймитча в юности, наряды мисс Летиции Майерс были намертво привязаны к воспоминаниям, от которых он тщетно старался избавиться. И вот, по прошествии стольких лет, он снова вынужден контактировать с поклонницей «Жуткого стиля Второй квартальной бойни». Подлинная мука! Но Хеймитчу Эбернети приходилось терпеть, потому что добрые отношения с мисс Дидоной Фокс лично для него были очень ценным и выгодным приобретением. И не только потому, что в ее хрупких и цепких ручках находилось благоволение и прекрасные взаимовыгодные отношения с главой КУК Хиггинсом. Мисс Дидона сама по себе была «исключительно ценным и полезным знакомством». И сегодня она изумила Хеймитча. Со стилем Давней поры было покончено — то ли мисс Фокс повзрослела, то ли она влюбилась, или, может быть, на нее снизошло озарение. Она перестала красить свои медно-красные от природы волосы, зачесала их назад, сделав очень скромную и очаровавшую Эбернети современную прическу. «Её платье. Кажется, я его где-то видел… Нет, не могу вспомнить. Мысль ускользает. Всё эти проклятущие игры!» — подумал ошарашенный Хеймитч. Платье в светло-серых и светло-коричневых тонах было несколько мрачновато, но очень шло девушке. Приглядевшись, Эбернети заметил, что оно будто бы сделано из двух слоёв: сверху — полупрозрачная ткань, очень легкая и подвижная, второй слой — коричневато-серая материя, отливавшая серебром. Ментору в голову пришла мысль о том, что она напоминает тусклый блеск каменного угля. Платье, в общем, было просто потрясающим. Оно идеально подходило для невысокой и хрупкой фигуры Дидоны и отражало её утонченную женскую суть. — Я рада, мистер Эбернети, что Вы положительно оценили мой дерзкий шаг, это многое значит для меня. Иногда Дидона Фокс производила впечатление обычной девчонки. Ментор смутил её. Или она мастерски делала вид, что он её смутил… — Ах да, Вы же торопитесь к своим трибутам, но я обязана передать Вам, сэр, искренние поздравления от мистера Хиггинса. Совет управляющих Капитолийской Угольной компании поручил мне оказать Вам поддержку от их имени! — Что смог, то смог, — ментор моментально почувствовал «запах больших денег» и возблагодарил находчивость и речивость Пита и безумный поступок его девчонки на показе. Благодаря им он сейчас, впервые за свою карьеру — двадцать пять безумно сложных лет! — начинает чувствовать себя «любимцем Фортуны». Это капитолийское словечко он услышал давно, когда молодой президент Кориолан Сноу водрузил корону на его голову. Теперь для него всё словно повторялось заново. Одиннадцать баллов и восемь баллов в сумме дали Девятнадцать. Больше имел только многоопытный старший тренер и старший ментор Второго — Брут — и его питомцы. Двадцать баллов. — Абсолютный рекорд нашего дистрикта! — провозгласила Дидона. Девушка впервые назвала родину Хеймитча «нашим дистриктом», что он не мог не отметить. Это льстило его самолюбию. Давным-давно юный Победитель Второй квартальной бойни пообещал себе доказать всем, что его родина — не край неудачников. Эбернети со всей страстью ненавидел это мерзкое, смертельно ранящее душу капитолийское словечко. Люто ненавидел. Горькая правда состоит в том, что предыдущим рекордом для трибутов Двенадцатого было девять баллов: четыре — для девушки и пять — для сорванца, уроженца Торгового квартала. В руках Дидоны появился заветный Сертификат. Это был его пропуск в «Высшую менторскую лигу». Год назад он не смел и мечтать о подобной удаче. — Я всё подготовила заранее. Вы просто должны приложить свою ладонь вот сюда. Идентификатор личности. Прошу Вас, — и рука ментора коснулась миниатюрного устройства. Раздался щелчок, но Хеймитч его не слышал: он завороженно смотрел на сумму, указанную в сертификате. Двести миллионов долларов!