***
Я не хочу, прожить большую часть своей жизни вот так — скрываясь и переходя как статуэтка, от одного мафиози к другому. Я уже просто устал, почему я не могу остаться со своей семьёй и просто жить счастливо? Кажется, единственный вариант для моей счастливой жизни — побег.Часть 24
31 декабря 2018 г. в 11:34
Примечания:
С наступающим Новым Годом вас)
POV Амато
Родители вернулись довольно поздно и я подумал, что сейчас будет всё будет хорошо, мы сядем ужинать, они расскажут, как прошёл их день… Но что-то было не так. Отец не смотрел на меня, а папа был немного бледноват. Возможно, я бы подумал, что папе стало плохо на работе и вот вся суть проблемы, но позже, я заметил, что папа игнорирует все высказывания отца и вообще не идёт на контакт, словно сильно обижен на него.
Они делали вид, что всё нормально. Я решил помочь приготовить ужин, занимаясь разделкой мяса. Мне всегда нравился запах сырого мяса, хоть это и столь необычно. Папа весело щебетал, стараясь скрыть свою взволнованность за резкими, чуть ли не наигранными движениями. Но даже это было приятно видеть, осознавая что я сейчас рядом со своей семьёй, там, где и должен быть. Сколько это ещё продолжится, сколько у меня есть времени, чтобы насладиться этим? Именно сейчас я начинаю осознавать, что я не испытываю ничего подобного, как «утрата истинного», ведь по идее, сейчас мне должно быть плохо, по крайней мере если основывать своё мнение на словах тех людей, которые встречали своих истинных. «Я и минуты без него провести не могу, ощущая как расстояние разделяет нас» — у меня нет ничего подобного. А что, если никакой истинности и нет?
Мои родители не являются истинными, и всё хорошо — они любят друг друга, любят меня и Поля…
Но если вспомнить, то я действительно что-то ощущаю, что-то иное, когда нахожусь рядом с Витторио. Однако… Почему же я сейчас не ощущаю ничего подобного? Может, просто я — не правильный? Или же… Никакой истинности между мной и Витторио никогда не было, и мы просто напридумывали друг другу это? Мы придумали этот бред и поверили в него. Ведь, какова вероятность, встретить своего истинного среди других миллионов людей, разбросанных по планете? Но, самое ужасное, что может произойти — такая «апатия» лишь с моей стороны, а Витторио как раз и ощущает всё это. Из этого, можно сделать вывод, что альфа сейчас безумно мучается, а мне всё равно. И в этом виноват лишь я.
Всё, что я чувствую, так это вина.
Ужин удался отменным, хотя он больше был похож на праздничный, нежели чем раньше. Думаю, папа очень рад моему возвращению, вот и перестарался. Братец был этому лишь рад. Дальше, был горячий чай, конфеты и печенье. Мы очень часто так садились и пили чай, неспешно переговариваясь ни о чём. В какой-то момент отец намекает Полю, что тому пора спать, ведь завтра — учёба. Немного расстроенный, мальчишка обнимает меня, целует папу в щёку и уходит на второй этаж, вероятно в свою комнату.
У отца взгляд становится более тяжёлым, хмурым. Папа сразу же замолчал, стал более грустным и взволнованный, как тогда, когда он только вернулся с работы. Что-то внутри меня вздрагивает, а после — обрывается. Видимо, вот и ответ на мой вопрос, сколько у меня ещё осталось времени — нисколько.
Но, мне так не хочется возвращаться к Витторио… Я заметил это ещё и до этого, тогда, в парке — чем дольше Вита нет рядом со мной, тем сильнее уменьшается моё желание возвращаться к нему. Что же мне сейчас делать?
— Я хотел спросить у тебя… — Голос отца дрожит, хотя он и пытается это скрыть. — Ты хочешь вернуться к нему? — «К нему» он сказал так, словно отцу неприятно произносить имя Вита, что только добавляет напряжения.
Почему же мне стыдно? Почему у меня такое чувство, что я обязан сказать — «Да, хочу»? Чувство, словно все ждут от меня «правильных» действий, которые просто невыносимы мне, чувство, что если я пойду против желания общества, буду поступать, как угодно именно мне, то я сразу упаду в глазах всех, меня начнут презирать. Почему я обязан поступать, так, как правильно? Не хочу больше быть хорошим.
— Нет. — Всё ещё сомневаюсь, правильный ли это ответ…
— Как он тебя вообще нашёл? Мы с отцом совсем ничего не знаем. — Кажется, у отца был ещё какой-то вопрос, но папа перебил его, видимо уже давно держа всё это в себе и просто не стерпев.
— Меня перепутали с каким-то омегой… Он действительно очень похож на меня, но всё же некие отличия есть, мы не выглядим как близнецы, а просто очень схожи внешне. Я до сих пор не понимаю, как это воз… — Я посмотрел на папу и слова встали в горле… Он выглядит разбитым.
— Пап?
— Амато, я тоже думаю, что подобного просто так не может быть. — Никогда я ещё не видел своего отца таким. — Вы действительно выглядите столь похожими, что другие могут вас перепутать, подумать, что вы родственники, например?
— Я… Я не знаю, думаю, что да… Пап, к чему ты это всё?
— Винсент, ты не хотел бы ничего объяснить нашему сыну? — Почему в голосе папы столько боли, разочарования и ненависти? Что происходит?!
— Отец…? — Он действительно выглядит виноватым и немного шокированным.
— Я даже предположить не мог, что он — может оказаться беременным. — Голос отца стальной, он пытается скрыть свои эмоции так образом, но я то знаю, что сейчас он жутко недоволен, зол, потому что что-то пошло не по его плану.
— Ну, хочу тебя поздравить, это конечно не точно, но не думаю, что это случайность — процентов семьдесят на тридцать. — Папа даже не смотрит на меня, продвигая взглядом отца.
— Да вы может скажете, что происходит?!
— Прошло уже около лет девятнадцати, скорее всего, этому омеге столько же лет. Очень давно, ещё до твоего рождения, Амато, когда я общался с твоим папой, я познакомился с его братом, — Папа напрягся на этом моменте, а я совсем перестал понимать что-либо. У папы же… Нет брата? — Мы как-то быстро сдружились…
— А по итогу — просто переспали. — Папа не смотрел на меня, делая вид, что дальняя стена намного интереснее. — Мы с моим братцем были близнецами и если это действительно его ребёнок, то всё объяснимо.
Но, как папа, да и отец, не могли не узнать о беременности? Это ведь родственник, они должны были встречаться на больших праздниках, как Рождество, или подобные. Беременность трудно не заметить.
— Ну, а… А где сейчас брат папы? — Мне почему-то было очень неприятно от подобного разговора. Я сжимал подлокотники бежевого кресла, стараясь хоть куда-то деть напряжение.
— Он умер, лет семнадцать уже как… Именно поэтому, ты ничего о нём не знаешь. Мы не общались, от слова совсем. В какой-то промежуток времени, он уехал, просто исчез, не хотя поддерживать с нами никаких связей. Я никогда ничего не знал, о его жизни, ни когда мы были подростками, ни уже после. — Папа чувствовал свою вину, я понимал, что его брат — всё же что-то для него значит, раз даже сейчас он скорбит.