- Эстебан.
Никакой реакции.
- Эстебан! Вы помните наш договор?
Всё напрасно мальчишка продолжал спать или делал вид, что спит.
Проклиная себя, несносного оруженосца и того, что настоятельно порекомендовал оного взять, эр Людвиг потряс спящего за плечо.
Эстебан натянул на голову одеяло.
- Идите к кошкам.
- Прекрасно, - в голосе цивильного коменданта появилось некое злорадство, - значит, вы не способны держать слово. Вчера я сказал вам, что утром разбужу в шесть. Слугам добудиться вас не удалось, и…
Он не договорил – Эстебан распахнул глаза и рывком сел на постели:
- В чём дело? Дом загорелся? Или вам с утра нечем заняться, эр Людвиг?
Граф Килеан посмотрел раздраженно на оруженосца.
- Вчера вы пришли далеко за полночь. Если вам не хватает времени для сна, то это не мои проблемы.
- А если вам скучно, это не мои проблемы, - ответил мальчишка и потом добавил:
- Я спущусь через пять минут.
- Отлично, - голос коменданта напоминал лёд, - не опаздывайте.
Он вышел, прикрыв двери. Стало даже любопытно – встанет-таки этот несносный юноша или снова завалится спать.
Эстебан встал и действительно через пять минут был во дворе.
- Полагаю, я не опоздал.
- На этот раз нет, - ответил эр, - берите рапиру.
- Ну что же – Эстебан подавил вздох и слегка скривился, - если вы этого желаете.
- Да, желаю, - раздражение вновь появилось в голосе графа, - начнем тренировку.
По правде говоря, не эр тренировал оруженосца, а наоборот. Герцог Колиньяр не скупился на менторов, а учитель-кэналлиец занимался с единственным наследником обер-прокурора лет с восьми, если не раньше. Так что держать в руках оружие Эстебан умел. В отличие от слегка близорукого коменданта, который и в юности был весьма посредственным фехтовальщиком.
На губах мальчишки появилась злорадная усмешка, когда эр Людвиг начал отступать под его напором. Тот, однако, не собирался сдаваться, брал защиту, осторожничал, но держался. Через несколько минут Эстебану это надоело. Он атаковал сильно, напористо и ударил по гарде так, что шпага вылетела из руки Килеана, а сам он охнул и схватился за запястье.
- О, прошу прощения, не рассчитал. Но ведь на тренировке всякое бывает, - Эстебан подхватил упавшее оружие и вручил изящно эру Людвигу, - полагаю, вам не слишком больно?
Людвиг сразу подумал, что мальчишка сделал это нарочно. Отомстил за ранний подъем.
Рука стала словно каменной, граф Килеан даже не мог пошевелить пальцами.
- Мне позвать слуг? – светски осведомился оруженосец.
- Благодарю, не стоит. Сейчас пройдет.
Эстебан пожал плечами.
- Полагаю, на сегодня тренировка окончена? Могу я идти к себе?
- Да, разумеется, - Людвиг попытался выжать из себя жалкую улыбку.
Эстебан положил на скамью рапиру и пошел в дом, а Людвиг растирал онемевшую кисть и думал о том, что мало кого в жизни так ненавидел, как собственного оруженосца.
Это была не его инициатива – взять в оруженосцы «навозника», да еще сына обер-прокурора. Так пожелали «наверху», а для самого коменданта было передано письмо с «настоятельной рекомендацией» присмотреться к первому из фабианцев и назвать его имя на площади. Людвиг не посмел отказать. Это означало бы крах всей карьеры.
Так что в праздник святого Фабиана он, как положено, назвал имя Эстебана Сабве из Дома Колиньяров. По-видимому, герцогу уже было это известно, он никак не отреагировал на слова графа Килеана. А на лице первого из фабианцев отразилась гамма эмоций, от негодования до совершенно детской обиды. Но, тем не менее, Эстебан бодро поднялся на галерею и отчеканил клятву.
Чтобы потом превратить жизнь своего сеньора в Закат.
В первый же вечер он уехал к друзьям и вернулся за полночь. При этом едва держась на ногах и горланя непристойные песенки. Поднялся на крыльцо и долго не мог отворить двери. Когда же ему сие удалось, он рухнул на пороге и с хохотом пытался подняться. Слугам пришлось немало повозиться, прежде, чем не в меру пьяный маркиз был водворен в кровать.
Наутро зато мальчишке было отнюдь не до веселья. Голова раскалывалась, Эстебан морщился и хватался за виски. От горичника, тем не менее, отказался. И вышел к коменданту в весьма помятом виде.
- Почему вы не стали пить снадобье? – поинтересовался граф Килеан.
- Пейте сами, - огрызнулся Эстебан, потом добавил:
- Мне от него еще хуже становится.
Эр Людвиг счел объяснение исчерпывающим. Но не смог удержаться от нотации.
- Тогда вам не следовало так много пить. Винопитие в вашем возрасте вредно.
- А в вашем возрасте вредно быть таким занудой, - парировал оруженосец,- потому и дамы вас не любят.
- Не вам рассуждать на данную тему, - вспылил Людвиг, тем самым показав, что ему «наступили на больную мозоль».
Этого делать не следовало – Эстебан, поняв слабую сторону своего сеньора, начал бить по больному все чаще и чаще. Порой он с невинным видом интересовался, как прошел вечер у Марианны, и правда ли, что она уделяла внимание всем гостям.
Людвиг, который просидел все время за карточным столом в тщетной надежде увидеть звезду Олларии, порой удивлялся, откуда мальчишка так хорошо знает о его посещениях салона Капуль-Гизайлей.
- Не вашего ума дело, - отвечал тот.
- Вы так же отвечаете и прелестной Марианне? В смысле, односложно? Тогда я не удивляюсь тому, что она предпочла более словоохотливых гостей. Дамы любят ушами, как известно.
- Эстебан, еще раз говорю, не лезьте в мою личную жизнь.
- Вы повторяетесь и это скучно, - пожал плечами наглец и удалился с независимым видом.
Дальше – хуже. Эстебан взял за правило приходить за полночь, правда, по утрам вставал на тренировки рано. Как он высыпался за несколько часов, комендант было непонятно, но через пару недель у мальчишки под глазами появились черные круги от недосыпа, и в выходной он проспал почти сутки.
Зато под вечер проснулся и укатил в неизвестном направлении.
Известным оно стало потом, когда комендант появился у Капуль-Гизайлей. Среди гостей мелькнул знакомый колет. Вообще-то оруженосец был обязан носить цвета своего сеньора, в данном случае – аквамарин, но Эстебану было плевать на правила, и он ездил, в чем хочет. Кроме официальных приемов, разумеется. Сейчас на нем был черно-синий с серебром камзол, сшитый по последней моде.
- О, господин комендант, - обратился к нему Салиган, - вы берете с собой оруженосца даже когда едете отдохнуть?
- Вы ошибаетесь, милейший, - небрежно бросил Эстебан, стоял у камина с бокалом вина, - не он меня, а я его беру в подобные заведения.
Это было уже верхом наглости, но, похоже, «навозник» пренебрегал правилами приличия.
Зато Марианна весь вечер мило щебетала с юным маркизом, порой бросая красноречивые взгляды на цивильного коменданта. То, что они говорят о нём, мог бы догадаться и глухой.
А эру Людвигу лишь оставалось проводить их тоскливым взглядом, когда баронесса повела маркиза Сабве «посмотреть розы в оранжерее». И уныло вернулся к игре, которую оставил, проиграв с десяток талов Штефану-Гирке-ур-Приддхену.
- Вы сами и виноваты, - со смешком объяснил позже Эстебан эру, - взять хотя бы ваш колет. Он вышел из моды еще с десяток лет назад. А кружево на рубашке пожелтело. Я бы в таком виде постеснялся не то, что в гости – дома ходить. Могу я поехать к друзьям?
- Езжайте, куда хотите, - отмахнулся Килеан, радуясь тому, что насмешек пока больше не будет. И что сегодняшним вечером его уши перестанут терзать струны гитары.
Юный любитель кэналлийской музыки выпросил в качестве подарка на окончание Лаик гитару, и теперь по вечерам немилосердно терзал слух коменданта, ибо научиться играть не удавалось сразу. И бедному эру Людвигу, привыкшему к тишине, хотелось убрать ненавистный инструмент подальше с глаз. Но приходилось терпеть, ибо никому были не нужны проблемы - ни с Дораком, ни с герцогом Колиньяром.
Но в один далеко не прекрасный вечер в конюшне появился короткохвостый конь.
- Ваш оруженосец привел его под вечер, - объяснил конюх.
Оруженосец отпираться не стал:
- Да, привел. Имею право. Потому что выиграл в карты. Если вам мешает несчастное животное, можете увести на живодерню.
Эстебан нервно дернул плечом.
- Ну что вы….Пусть себе стоит, не мешает он никому, - примирительно забормотал граф Килеан.
- Вот и хорошо. Могу я идти к себе?
Этот вопрос Эстебан задал холодно-безразличным тоном, глядя не в глаза коменданту, а куда-то вверх.
- Можете.
Вскоре по дому раздались звуки терзаемой гитары.
***
«Проклятье! Чужой бы побрал этого несносного мальчишку, Окделла, который сел за стол, не умея играть, и впридачу к ним Алву! Вот Ворона – в первую очередь».
Граф Килеан был унижен, измучен и морально раздавлен. Он вышел из салона Капуль-Гизайлей, совершено не зная, куда идти и что делать. Его фамильный бриллиант остался в кармане свободной рубашки кэналлийского покроя. А ему было велено обыграть собственно оруженосца. Эр Людвиг мог сложить два и два. Кольца с надписью «Тверд и незыблем» он пока не видел, но отчего-то не сомневался, что оно у Эстебана.
Уже на крыльце один из гостей доверительно шепнул:
«Вчера ваш оруженосец обыграл юного Окделла. А герцог этого так не оставил».
Следовало поторопиться, пока мальчишка никуда не уехал и не потерял кольцо.
«Хотя куда он поедет среди ночи?» - задавал себе вопрос цивильный комендант.
И тут же отвечал на него, что юный наглец может поехать когда угодно и куда угодно. А потом – либо искать кольцо по всей Олларии, либо жить без бриллианта. Не хотелось ни того, ни другого.
Всё же граф Килеан не стал будить оруженосца, лишь приказал не спускать глаз с него и доложить, ежели он с утра куда-либо соберется. Но страхи оказались напрасными – тот преспокойно проспал до побудки.
- Отдайте кольцо.
Эр Людвиг был помят, взвинчен до предела, под глазами залегли темные тени – он так и не уснул ночью.
- Какое кольцо? То, что проиграл мне вепрь? И не подумаю. А вы не имеете права отнимать.
- Права свои вы знаете прекрасно, а вот обязанности…. Вы обязаны подчиниться приказу. А я приказываю вам отдать кольцо.
- Этот приказ не относится к моей службе. И отдавать кольцо я не буду. Вы вечно просите не лезть в вашу личную жизнь, а я прошу вас не лезть в мою. Будем квиты, так сказать.
Тут он заметил отсутствие бриллианта на безымянном пальце Людвига.
- Хм, похоже, вы влезли в ту же лужу, что и мой бывший однокорытник. Ну ладно, он вепрь, ему в лужу лезть положено. А вот вы…
На губах промелькнула усмешка:
- Или цивильный комендант обязан лично измерять глубину каждой лужи?
Эр Людвиг уже не обращал внимания на дерзкие речи. Он слишком вымотался и устал. Отчего-то вспомнился старший брат – Гвидо.
«Он был бы куда более достойным наследником, отец был прав. Жаль, бедный Гвидо погиб во время восстания».
Тонкая рука легла ему на плечо.
- Забирайте это безобразие, мне перстень все равно большой. Да и носить убожество я не собираюсь.
И Эстебан, не дожидаясь благодарностей от графа, вышел из комнаты. А сам Людвиг ошалело смотрел на древнюю реликвию рода Повелителей Скал.
***
«Господин комендант, если вы читаете эти строчки, скорее всего, со мной что-то случилось. Будьте любезны передать запечатанный конверт моему отцу, где я подробно изложил события вчерашнего вечера. Вам же это будет неинтересно, ибо вы никогда не поняли бы меня, равно, как и я вас. Всего наилучшего в вашей бесцветной жизни.
Ваш бывший оруженосец Э.К.»
Накануне Эстебан снова хамил, потому что не желал разбирать старые бумаги, сортируя по годам.
- Проще их в камин. Я бы даже позволил затопить у себя, лето в этом году на редкость дождливое и прохладное, - сказал он.
- Не вам решать! – вспылил комендант, - делайте, что велено!
- Какая скука, - демонстративно зевнул Эстебан.
Бумагами он так и не занялся, потому что слуга передал записку от Заля. И даже не удосужившись поставить графа в известность, оруженосец отбыл в неизвестном направлении.
Вернулся вечером, когда Людвиг раскладывал пасьянс. Сам эр не пожелал выйти навстречу мальчишке, хотя слуга сказал, что у маркиза были кровавые разводы на рубашке.
- Надо будет – сам расскажет, - отмахнулся эр Людвиг. Отправился спать с чистой душой. И даже предчувствия его не мучили.
А наутро, когда он нашел письма, было уже поздно.
***
Эстебана привезли в дом Колиньяров – хотя, пожалуй, ему уже было все равно. Кровь запеклась на белоснежном воротнике, а темно-карие глаза неотрывно смотрели в небо, будто надеясь найти ответ на такой мучительный для маркиза вопрос:
«Почему это ничтожество Окделла взял сам Первый маршал, а меня – всего лишь комендант Олларии?»
Увы, небесам не было дела ни до кого.
Граф Килеан не мог не прийти на похороны. Он робко стоял в стороне, опасаясь, по-видимому, что на него набросятся с обвинениями – мол, не уберег оруженосца. Но о нем словно забыли.
И лишь когда он подошел к заплаканной Анне-Ренате, одетой в траур, она выпалила ему в лицо:
- Для чего вы назвали имя моего брата тогда, на площади? Чтобы ненавидеть? Чтобы превратить его жизнь в унылую череду дней? И чтобы он погиб вот так…
Эсти пару раз виделся со мной, когда приезжал домой. Хотя он и не говорил ничего, но я понимала – ему было невыносимо у вас. От вечных поучений, нотаций, глупых требований и запретов. Потому он и делал все назло.
Людвиг лишь кивнул, не смея прервать ее.
Она закрыла было лицо ладонями. Но - сумела справиться со слезами и вновь подняла на коменданта ненавидящий взгляд:
- Неужели так трудно было понять его, просто принять, сделать первый шаг? Вы же старше, умнее… Вы могли узнать все. Уговорить, уберечь…
В смерти Эсти есть и ваша вина. Причем, даже в большей степени, чем вина Окделла и Алвы.
И она быстро – так же, как когда-то Эстебан вышла из залы. А графу Килеану осталось лишь растерянно смотреть ей вслед и думать, что возможно было бы все решить мирно.
И тогда – не было бы этих слез, обвинений и столь рано оборвавшейся жизни.
