Слепой Кот

— Знаменитая Ледибаг оказалась неуклюжей неудачницей Дюпэн-Чэн? Даже хорошо, что я не могу этого видеть! — раздались в тишине злые слова, а после — быстрые шаги и хлопок двери. Адриан еще с минуту посидел неподвижно, прислушиваясь, не вернется ли обратно его напарница, но в палату никто не заходил, и парень откинулся на подушки, слепо глядя в пустоту перед собой. Непроглядную, черную пустоту.       Такая же пустота поселилась в его душе, но её, в отличие от слепых глаз, никто не замечал.       Прошла неделя с его последнего сражения с акумой. Всего семь дней, почти как с сотворения мира, но жизнь Адриана перевернулась, и он знал — она никогда не станет прежней. Не будет больше выматывающих фотосъемок, волнительных состязаний по фехтованию, школы, которую он так и не закончил. Последний класс, какая горькая ирония! Адриан много бы отдал за возможность готовиться к экзаменам вместе со всеми, слушать занудные уроки, а на перемене болтать с Нино о новых музыкальных треках. Мысль о том, чтобы снова вернуться на домашнее обучение, казалась омерзительной.       Но гораздо больнее прощания с друзьями было осознание — он больше никогда не станет Нуаром, бесшабашным Котом, гуляющим по крышам Парижа. Впрочем, Нуар никуда не денется. Его место попросту займет кто-то другой. Этот другой Кот станет ходить вместо него на ночные дежурства, сидеть с Ледибаг на вершине Эйфелевой башни и сражаться с акумами! Будет каламбурить и мечтать о том, что однажды они с напарницей снимут маски.       Кто знает, возможно, их раскрытие будет не таким болезненным?       Адриан потер рукой переносицу, все еще чешущуюся после снятых бинтов. Последняя битва закончилась его бесславным поражением. Если бы не Ледибаг, то Париж наводнили бы полчища вырвавшихся на свободу монстров. Но она справилась, снова смогла защитить любимый город и его жителей… А он — нет.       Грудь сдавила мучительная боль, и Адриан медленно выдохнул, успокаиваясь, чтобы зашкалившее сердцебиение не взволновало врачей. Воспоминания проносились перед внутренним взором смутными пятнами, и Агрест не был уверен, что произошло на самом деле, а что стало плодом воспаленного воображения. Когда Ледибаг опустилась на колени рядом с ним, изломанным, лежащим в луже собственной крови и едва дышащим, Адриан думал, что это конец. Тьма, которая окружила его, не давала ни шанса на светлое будущее. Ему даже показалось, что он бредил — с чего бы Ледибаг шептать слова о «любимом» и «дорогом» своему лучшему другу? Он решил, что ему остались считанные минуты, и поэтому, не мешкая, отменил трансформацию — просто чтобы она знала, с кем работала бок о бок последний год. Её удивленный вскрик долго звучал в его ушах. А затем его сменил вой сирен, острый запах лекарств и, много позже, безжалостное заключение доктора: «Мне жаль, но роговица повреждена слишком сильно. Он больше никогда не сможет видеть».       Тогда Адриан пожалел, что выжил. Он не хотел оставаться таким — беспомощным инвалидом, не способным пройтись по комнате без посторонней помощи. В гневе он бросал всё, что попадалось под руку, пока Ледибаг не вбежала в палату. Он узнал её по запаху — от напарницы всегда пахло клубникой и выпечкой, и, находясь в оглушительной темноте, сладкий аромат он ощутил ещё ярче. — Мадемуазель Дюпэн-Чэн, вам нельзя здесь находиться! — окликнул её незнакомый голос, и у Адриана упало сердце. Дюпэн-Чэн? Нет, это точно была Ледибаг. Неужели Маринетт скрывалась под ало-черной маской всё это время? Тогда, зная характер подруги, она точно не оставит его в беде. Но Агрест не хотел, чтобы жизнерадостная одноклассница гробила свою жизнь рядом с инвалидом.       «Ненависть лучше, чем жалость», — именно этим суждением руководствовался Адриан, когда говорил те слова. Правда, червячок досады всё же ощутил — он ожидал какой-то реакции на свою грубость, той же пощечины, но никак не того, что она, молча, развернется и уйдет. С другой стороны, может, так оно и к лучшему? Он не был уверен, что сможет продолжать играть надменного эгоиста. Горло сжал предательский спазм, а к глазам подступили слезы.       Надо же, он всё ещё мог плакать…       Соленые капли побежали по щекам, и Адриан поспешно стёр их рукавом больничной пижамы. Силясь справиться с нахлынувшей на него болью, он сжал кулаки и стиснул зубы. Он должен стать сильнее. Научиться прятать своё одиночество, потому что однажды его Леди наверняка придет, чтобы попросить не выдавать её тайну. И она не должна догадаться, как он отчаянно жаждет её внимания.       Конечно, Адриан пообещает ничего не рассказывать. Ему достаточно было помнить, что когда-то они защищали Париж вместе. Лелеять в душе яркие голубые глаза, вспоминать забавные хвостики, такие мягкие и пушистые, и по-кошачьи гибкую фигуру напарницы.       Хотя, если подумать, что ему остается, кроме воспоминаний?       Дверь скрипнула, и в палату ворвался свежий воздух. — Кто здесь? — глухо спросил Адриан. — Ты ведь не думал, что я уйду после твоих слов, глупый Кот? — произнесла Маринетт, ставя что-то на столик рядом с кушеткой, и по палате разнесся аромат сирени. — Я просто поменяла воду для цветов.