My darling omega

      Когда начался весь этот хаос, Парк был готов отдать всё на свете, лишь бы оказаться как можно дальше от этого богом забытого места. Да что там, он уже был готов даже провалиться под землю, лишь бы не остаться в замкнутом пространстве один на один с кучей обезумевших альф. Но окончательно Вейлона едва не добила течка, начавшаяся на две недели раньше положенного срока. Ситуация выглядела хуже некуда: один течный омега и несколько десятков жестоких альф-безумцев, в головах которых творится невесть что. Возможно, ситуация была бы не настолько поганой, если бы Парк догадался взять с собой какие-нибудь таблетки для подавления запаха течки, но кто же мог знать, что треклятый омежий календарь так не вовремя даст сбой!       В первый раз в голове промелькнула мысль о том, что Бог, быть может, всё-таки есть, когда первый же псих, с которым Вейлону «посчастливилось» столкнуться, прошёл мимо спрятавшегося под столом программиста. Возможно, тот случай можно было бы списать на неимоверную удачу, но когда нечто подобное повторилось вновь, Вейлон даже вздохнул с облегчением. Очевидно, здешним альфам, чей разум был охвачен безумием, затмившим инстинкт продолжения рода, течный омега был абсолютно безразличен, и даже если некоторые из них всё же планировали его как-то использовать, то явно не по прямому назначению.       Убегая от пациента с раздвоением личности, Вейлон очутился в каком-то подвале. Заряда батарейки в камере осталось всего ничего, и этот факт явно не добавлял Вейлону уверенности. Ситуацию усугубляла и обострившаяся из-за течки чувствительность не только к прикосновениям, но и к запахам: вокруг всё было пропитано тяжёлым металлическим запахом крови, от которого у Вейлона начала кружиться голова. В каком-то смысле это было даже хорошо, так как запах крови немного перебивал запахи альф, позволяя омеге мыслить более-менее осмысленно, и маскировал его собственный аромат, что значительно увеличивало шансы Парка остаться незамеченным. Пожалуй, только лишь по этой причине он был согласен терпеть этот жуткий смрад, однако все же не упустил возможность оторвать от лежавшей на швейном столе белой простыни кусок ткани и прижать к своему носу, чтобы хоть немного облегчить себе дыхание.       Стараясь как можно реже пользоваться камерой и издавать как можно меньше звуков, Вейлон осторожно перемещался по комнате, пытаясь понять, куда угодил на этот раз. Вокруг было множество столов со швейными машинками и около дюжины манекенов, некоторые из которых были наряжены в подобия свадебных платьев, сшитых из больничных простыней.       — Какого чёрта здесь вообще происходит?! – прошипел Вейлон, сильнее прижимая тряпку к носу. – Неужели кому-то из здешних психов взаправду могла в голову прийти мысль обустроить здесь ателье?       — Когда я был маленьким, мама часто говорила мне… – раздался где-то совсем рядом чей-то смутно знакомый голос, заставивший Вейлона содрогнуться всем телом.       Парк принялся судорожно оглядывать помещение в поисках возможного убежища, но в конечном итоге не придумал ничего лучше, чем забиться под первый же попавшийся стол, мысленно уповая на то, что в такой темноте хозяин голоса его не заметит или же просто не догадается здесь искать. Казалось, надежды Вейлона оправдались: всего в нескольких шагах от него прошёл альфа, который, казалось, не обратил на его убежище ровным счётом никакого внимания, а спустя пару минут, судя по удаляющимся шагам, и вовсе покинул комнату, привлечённый каким-то сторонним шумом. Не смотря на то, что Парк не то что не разглядел лица этого человека, но даже и не пытался этого сделать, в его голову закрались подозрения, что ему где-то уже доводилось слышать его голос, и даже запах казался смутно знакомым… Нет, сейчас не самое подходящее время думать об этом. Стараясь не шуметь, Вейлон выбрался из-под стола и крадучись побрёл в противоположном от незнакомца направлении. Добравшись, наконец, до спасительного выхода, омега уже было схватился за ручку двери, пытаясь её открыть… Вот только он не учёл, что слух у преследовавшего его психа оказался уж очень хорошим.       — Дорогая!       Внезапно раздавшийся за спиной возглас напугал омегу до полусмерти. Безумный альфа ворвался в комнату, едва не снеся дверь с петель, и сейчас стремительным шагом направлялся в сторону Вейлона.       — Я хочу, чтобы ты носила моего ребенка!       Парк бросился запирать за собой двери, но перед этим всё же успел разглядеть лицо незнакомца, который на самом деле оказался не таким уж и незнакомым. Кажется, его звали Эдвард Глускин. Вейлон видел его один единственный раз в тот день, когда доктора решили провести над Глускиным эксперимент, а Вейлона позвали настроить оборудование. Глускин кричал и вырывался, кидался в сторону программиста, умоляя его остановить это безумие. Но Парк не мог этого сделать. Однако сейчас не было времени размышлять об этом, нужно было бежать и как можно скорее. Несясь по коридорам, Вейлон совершенно случайно заметил открытую шахту лифта и находившуюся там лестницу, которая в тот момент показалась ему спасительной соломинкой. Недолго думая, он прыгает в шахту и хватается за эту лестницу, но неожиданно та начинает ломаться, накреняется, и мужчина падает вниз. Дикая боль пронзает всё тело, заставляя болезненно застонать, ибо сил на крики попросту не осталось. До затуманенного болью разума с трудом доходят слова стоявшего наверху Глускина. В голосе альфы слышится неподдельное беспокойство, которое внезапно сменяется на гнев. Внезапно лифт приходит в движение, неторопливо поднимаясь вверх. Вейлон лихорадочно соображает, пытаясь придумать выход, и в итоге выпрыгивает на этаж ниже того, где бегал от обезумевшего альфы. Теперь ему только и оставалось терпеть боль и надеяться на то, что всё обойдётся.

***

      Вейлон не помнил, как он добрался до спортзала, но прекрасно понимал, что в данный момент больше всего на свете хотел бы оказаться как можно дальше от этого чистилища. Повсюду стоял просто невыносимый запах, и когда Парк непроизвольно поднял голову, то едва не лишился сознания: прямо под потолком висело множество тел, некоторые из которых уже начали разлагаться.       — Мы с тобой где-то встречались? Твое лицо кажется мне знакомым.       Альфа был уже совсем близко, и Вейлону не оставалось ничего другого, кроме как спрятаться в железном шкафчике, до которого он едва смог дохромать с повреждённой во время падения ногой. А Глускин тем временем ходил рядом и не оставлял попыток разговорить свою жертву, очевидно надеясь, что та и вправду с ним заговорит.       — Твой запах… Такой приятный. Скажи, у тебя ведь течка, я прав? Настоящий деликатес.       Из последних сил Вейлон жмётся к стенке шкафчика, словно пытаясь слиться с ней. Он закрывает руками уши и крепко зажмуривает глаза, чтобы не видеть и не слышать ничего вокруг. Глаза застилала пелена слёз, и омега чувствовал, что в любой момент может попросту разрыдаться, однако дело было не только в страхе. Хуже всего было то, что трупный смрад уже не мог перебить запах альфы, который был всего в нескольких шагах от убежища Парка. Терпкий мускусный запах сильного альфы заставлял сущность омеги трепетать от предвкушения и желания чего-то большего, чем просто запахи. Хотелось прижаться к большому крепкому телу, ощутить прикосновения сильных рук к разгорячённой коже, слиться в поцелуе, полном нежности и страсти… Сердце Вейлона забилось в бешеном ритме, дыхание участилось, а тело непроизвольно принялось интенсивно вырабатывать большое количество смазки, пытаясь привлечь потенциального партнёра. И это, к большому ужасу Вейлона, у него прекрасно получилось.       Эдди улавливает усилившийся запах омеги, широкими шагами подходит к ящику и заглядывает в небольшие отверстия в дверце. На мгновение их с Вейлоном взгляды пересекаются, и они оба замирают: омега от страха, а альфа от замешательства, причина которого была понятна лишь ему одному. Недолго думая, Глускин опрокидывает тяжёлый шкафчик. Больно приложившись головой о железные стенки, Вейлон чувствует, как Глускин с завидным упорством и нечеловеческой силой тащит этот ящик в неизвестном направлении. Сотни мыслей проносятся в этот самый момент у Парка в голове. Где-то на краю сознания проскальзывает мысль, что, быть может, у него всё ещё есть крохотный шанс вырваться из лап обезумевшего альфы, однако прежде чем собравший всю свою волю в кулак омега успевает что-либо предпринять, Эдди прыскает сквозь отверстия в дверце шкафчика в лицо своей жертвы каким-то газом, который моментально усыпляет Парка.

***

      Придя, наконец, в себя, Вейлон с трудом открывает глаза и, когда пару минут спустя зрение полностью возвращается к нему, с удивлением обнаруживает себя лежащим на больничной койке. С трудом осознавая происходящее, Парк не сразу обратил внимание на сидевшего в противоположном углу комнаты Глускина, жадно наблюдавшего за каждым его движением.       — Я знал, что найду тебя. Ту самую омегу, которую представил я. Идеальная, хрупкая, без какой-либо вульгарности… И с таким потрясающим ароматом.       Вейлон даже не успевает ничего понять, как Глускин вдруг оказывается рядом с ним и осторожно берёт за руку.       — Знаешь, дорогая, я бы никогда не подумал, что встречу тебя в этом месте. Уверен, ты станешь мне замечательной женой и прекрасной матерью моих детей.       Глускин подносит руку застывшего в изумлении Парка к своим губам и оставляет на её коже невесомый поцелуй, от чего омега вздрагивает и пытается отстраниться.       — Прости, я… я был слишком вульгарен. – стушевался альфа, но уже в следующую минуту просиял, словно вспомнил нечто очень и очень приятное. – Дорогая, как тебе свадебное платье? Я сшил его собственными руками специально для тебя. Самое лучшее платье для самой лучшей невесты. Надеюсь, ты сможешь меня простить, но я… не смог удержаться и переодел тебя, пока ты спала.       Только после этих слов Вейлон заметил, что вместо привычной одежды одет он был в платье. В свадебное платье. В свадебное платье, которое на него надел альфа-психопат, пока он был без сознания. Осознавая всю безысходность и абсурдность сложившейся ситуации, Парк тяжело выдыхает и хватается за внезапно покрасневшие от прилива крови щёки. Страх немного отступил, и на его место пришло замешательство, а затем, к немалому ужасу омеги, и лёгкое возбуждение, которое грозило перерасти в нечто большее, от чего захочется лезть на стены. Заметив перемены в настроении Вейлона, Эдди сначала растерялся, но уже в следующую секунду притянул его к себе, заключая в крепкие объятия. Он полагал, что его невеста просто волнуется перед предстоящей свадьбой, поэтому и ведёт себя так странно. Признаться, он и сам волновался ничуть не меньше, ведь уже практически отчаялся встретить своё счастье в лице милой невинной омеги, которая ни за что не станет кидаться на первого же встречного альфу, раздвигая перед ним ноги. Но вот оно, это счастье, которое он прямо сейчас держит в своих руках. Он волновался, а потому вёл себя со своей невестой немного несдержанно. Переодевая пребывавшего в блаженном беспамятстве омегу, Глускин с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться и не овладеть им прямо так, наплевав на все церемонии и правила приличия. Ещё не время. Эдди во что бы то ни стало должен показать себя с лучшей стороны, должен доказать, что ему можно доверять, что он будет надёжным мужем и отцом. Он ведь ждал столько лет, значит, сможет подождать и несколько минут.       — Знаю, ты, должно быть, волнуешься из-за предстоящей церемонии, но нам обоим придётся немного потерпеть. – с придыханием шептал Эдди, пристально вглядываясь в глаза замершего от удивления Парка, который на своей памяти впервые встречал такого странного психа.       Вейлон мелко дрожит и пытается отстраниться, когда, повернув голову, он сталкивается с голодным полубезумным взглядом альфы. Тяжело дыша, Глускин лишь крепче прижимает к своей крепкой груди всё еще подрагивающего, но уже не от страха омегу, лишая его возможности нормально дышать.       — Я уже давно всё подготовил, так что, думаю, мы можем начинать церемонию. Тогда мы, наконец, станем настоящей семьёй, и нас уже никто и ничто не сможет разлучить. Ты будешь всецело принадлежать только мне. У нас будут дети, много детей. И все они будут такими же красивыми, как и ты, – мечтательно шептал безумец, чья широкая ладонь легла на пока ещё плоский живот омеги, бережно поглаживая. – Скажи, прежде чем мы поженимся, могу я узнать твоё имя?       В этот самый момент Вейлон, уже почти позабывший о страхе и отдавшийся во власть новых ощущений от близости альфы, с трудом сдержал рвущийся наружу смешок. Он серьёзно? Зайдя так далеко, Глускин только сейчас решает спросить его имя? Возможно, окажись они в немного иных обстоятельствах, Вейлон и вправду бы рассмеялся, но…       — Вейлон. Вейлон Парк, – тихо отвечает он и, краснея, отчего-то опускает взгляд.

***

      Церемония их бракосочетания прошла успешно.       Эдди, как и полагается, на руках принёс несмело прижимавшегося к груди своего новоиспечённого супруга Вейлона в их «семейное гнёздышко», оказавшееся той самой комнатой, в которой теперь уже бывший Парк пришёл в себя несколькими часами ранее.       — Ну вот и всё, дорогая, теперь мы с тобой настоящие супруги.       Эдди бережно опускает свою драгоценную ношу на кровать и начинает торопливо раздеваться. Обнажившись по пояс, он тянется к молнии платья, но та не поддаётся, и тогда мужчина начинает рвать платье от нетерпения. Вейлон испуганно вскрикивает и пытается оттолкнуть от себя вконец обезумевшего альфу, но Эдди как будто бы не замечал его жалких потуг и лишь сильнее прижал к себе беспомощно трепыхающегося омегу.       — Прошу, не бойся меня. Обещаю, что не причиню тебе зла. Я понимаю, ты боишься, ведь это твой первый раз. Я знаю, что ты не из тех грязных шлюх, что готовы стелиться под первого встречного. Я чувствую это, понимаешь? Чувствую, поэтому ни за что не сделаю тебе больно.       По правде говоря, несмотря на течку, Вейлон и вправду боялся того, что с ним собирался сделать этот безумный альфа, ведь в свои двадцать с лишним лет он по-прежнему был девственником. Единственные хоть сколько-то серьёзные отношения у Вейлона завязались ещё в старших классах с девушкой-бетой по имени Лиза, но встречались они недолго, да и дальше поцелуев у них дело не пошло. После школы Парк поступил в университет Беркли, бросив все свои силы на учёбу, и личная жизнь как-то незаметно отошла на второй план. Вейлон всегда считал себя самодостаточной омегой и был уверен, что прежде всего необходимо овладеть профессией, а уже потом обзаводиться семьёй, однако после учёбы он заключил контракт с «Меркоф», секретность работы которой так и вовсе ставила под сомнение возможность того, что у Вейлона когда-нибудь будет шанс устроить свою личную жизнь. А сейчас он лежит под малознакомым альфой, за которого каким-то неведомым образом умудрился выйти замуж, и мысленно уже согласен на всё, продолжая сопротивляться лишь по инерции, да и то с каждой секундой всё неохотней.       А Эдди тем временем, наконец, избавился от платья и теперь покрывал торопливыми поцелуями живот, грудь и плечи мелко подрагивающего то ли от холода, то ли от возбуждения омеги, попутно немного грубо сжимая его ягодицы в своих ладонях. А Вейлон тем временем чувствовал, что ещё немного – и он сам будет готов изнасиловать кого угодно: хоть этого треклятого Глускина, хоть любого другого психопата, который только попадётся ему на глаза. Ещё немного – и он сам сойдёт с ума. С головой окунувшись в омут новых эмоций, Вейлон и не заметил, как Глускин, закончив с предварительными ласками, пристроившись между бесстыже разведённых в стороны ног навис над ним, оголодавшим взглядом вглядываясь в его раскрасневшееся лицо, словно бы пытаясь навсегда запечатлеть в памяти этот момент.       — Я стану твоим первым и последним альфой. Ты – настоящий деликатес, который можно смаковать бесконечно. Я так рад, что встретил тебя, любовь моя.       Словно сквозь толщу воды Вейлон слышит, как дрожит от нетерпения голос его «супруга». Он очень взволнован. Однако, несмотря на волнение, в его голосе отчётливо слышны особые нежность и теплота, с которыми он произносил эти слова. Омега даже был готов поверить, что все сказанные альфой слова – правда.       Однако из раздумий его буквально вырвал резкий толчок, разом выбивший из лёгких весь воздух. На глазах выступили слёзы, а в горле застрял крик боли. И хотя из-за течки тела омег могли принимать в себя партнёров и без кропотливой подготовки, для Вейлона действия Глускина оказались весьма болезненными. Возможно, всё дело было в девственности омеги, или же в весьма крупных размерах достоинства альфы, а может быть и в том и в другом сразу. А тем временем вышеупомянутый альфа, поняв, что сделал что-то не так, принялся покрывать поцелуями заплаканное лицо новообретённого супруга, нашептывая какие-то бессвязные нежные глупости, среди которых то и дело проскальзывали слова извинения. Немного успокоившись и попривыкнув к ощущениям, Вейлон обхватил руками крепкие широкие плечи альфы, обнимая его. Будь что будет. Расценив этот жест как готовность омеги к чему-то большему, Эдди немного отстраняется и тут же подаётся вперёд, делая пробный толчок. Вейлон сдавленно шипит, но не отталкивает, изо всех сил стараясь расслабиться. Поняв, что его пара и не думает сопротивляться, Глускин осмелел и принялся медленно двигаться, постепенно наращивая темп. Спустя всего несколько минут Вейлон уже вовсю стонал, напрочь позабыв о сиюминутной боли. Его страстные стоны вкупе с усилившимся запахом течки лишь сильнее распаляли и без того разгорячённого альфу, вынуждая перейти к более решительным действиям. Закинув ноги омеги себе на плечи, Глускин принялся с животным остервенением вколачиваться в податливое тело, а Вейлон… Вейлону, казалось, вдруг стало абсолютно безразлично всё то, что происходило вокруг него и с ним. Насилуют? Да ради Бога! Альфа-психопат? Да хоть целая толпа! Единственное, что действительно волновало омегу в данный момент, – это горячий огромный орган альфы, дарящий невиданное доселе наслаждение, которое Вейлон даже в трезвом уме и при всём желании не смог бы описать никакими словами.       — Чёртова течка… чёртово воздержание длиною в жизнь… – словно в бреду шептал он, царапая от переизбытка эмоций то плечи, то спину своего новоявленного супруга.       Но тот, казалось, не замечал ни боли, ни бессвязного шёпота своей омеги, продолжая двигаться внутри него то почти полностью выходя, то входя на полную длину плоти, попутно покрывая поцелуями-укусами плечи и шею омеги, оставляя на них свои метки.       Вейлон уже успел окончательно потерять счёт времени, когда вдруг почувствовал, что и без того немаленький член альфы стал как будто бы увеличиваться в размерах. На краю затуманенного эйфорией сознания промелькнула отрезвляющая догадка, и омега, немного придя в себя, попытался оттолкнуть от себя альфу, но тот в ответ на его жалкие потуги лишь недовольно что-то прорычал и, вцепившись зубами в ключицу, навалился на него сверху, придавливая всем своим весом к матрацу и совершая последний толчок. Сцепка. Вейлон громко вскрикивает, а его тело бьёт мелкая дрожь, когда он чувствует, как горячее семя заполняет его нутро. Немного отдышавшись, Глускин перекатывается на спину, укладывая омегу к себе на грудь.       — Спасибо тебе, – тихо, но вполне отчётливо шепчет альфа, трепетно целуя искусанные в порыве страсти губы своего новоявленного супруга.

***

      Вейлону не спалось. Сцепка уже давно прошла, но они по-прежнему были очень близко друг к другу, ведь даже во сне Глускин продолжал держать в своих объятиях недавно обретённую вторую половину, словно опасаясь, что та может убежать от него, испариться без следа, стоило только отпустить. Но омега даже и не думал вырываться или пытаться сбежать. Лёжа на груди теперь уже своего альфы, Вейлон вслушивался в размеренный ритм биения его сердца и, прикрыв глаза, размышлял. Пускай с момента их близости прошла от силы пара часов, он уже сейчас отчётливо ощущал, как внутри него зарождается новая жизнь. Разумеется, теперь уже бывший Парк не мог знать каким именно родится его малыш: какого он будет пола, на кого из своих родителей он будет похож больше… Но одно омега знал точно: психиатрическая больница Маунт-Мэссив – не то место, где должен появиться на свет его ребёнок. Проклятое, забытое Богом место, которое рушит судьбы и калечит жизни всех тех, кто неосторожно попался в его сети.       Приподняв голову, Вейлон вглядывается в безмятежное лицо спящего Эдди. Для себя омега твёрдо решил, что когда альфа проснётся, то он приложит все усилия, чтобы достучаться до остатков разума Глускина и уговорить его покинуть этот Ад на Земле. Всеми правдами и неправдами, но он должен хотя бы попытаться достучаться до него, а если нет… Что ж, сбежит один. Впрочем, едва ли этот альфа так просто отпустит свою «дорогую», которую так долго искал. Да и не хотелось до этого доводить дело: всё-таки ребёнку нужны оба родителя, нужен отец, пусть даже и такой. Из Глускина вполне мог бы получиться заботливый муж и любящий отец. Возможно, со временем Вейлон даже сможет полюбить Эдди, и тогда у них действительно будет настоящая семья, которой так бредит альфа. Омега осторожно касается ключицы, на которой совсем недавно альфа оставил свою метку. Всё возможно, лишь бы как можно дальше от Маунт-Мэссив…