Взаимность

— Леди Линнерланентерар, — произнес знакомый голос ровно и холодно, и она поежилась: официальный тон был для нее еще непривычен — не просто официальный, подчеркнуто-холодный, выверенный. Ни одного лишнего слова, ни одной проскользнувшей ненароком эмоции, связавшей бы сейчас с далеким детством — нет. Тем сложнее было воспринимать этот разговор — именно здесь, в знакомой ей зале, где по углам собирались тени, скрывая случайные трофеи. Некоторые углы поместья Блайледж, казалось, отказывались синхронизироваться с настоящим и подбрасывали то и дело то листок бумаги, исписанный древнегаллифрейским, то свежий лепесток незнакомого цветка, а то и чью-то кость, и хорошо — если животного. — Я готова ответить на все вопросы, — вскинув голову, подтвердила она. Вопросов будет много, можно и не сомневаться. Каждый — острый риф, скрытая под волнами скала. Чтобы вывести корабль, ей придется крепко держать штурвал. — Вы понимаете, что от результатов нашей беседы зависит ваше будущее? Она, разумеется, понимала. Старые панели темного дерева скрадывали звуки; в углах таились знакомые тени, и, казалось, вопросы здесь задают сами стены — источают пристальное любопытство, недоверие, взвешивают каждое ее слово, каждую мысль. Если она сумеет все правильно объяснить сейчас, то заработает доверие. Если она ошибется, то… Ну что ж. На высшую меру, конечно, никто не пойдет — разве только пригрозят — но вот пятно на репутации точно будет, и посадят техником распределять полеты. Так что понимала она прекрасно. — Разумеется, — спокойно и уверенно ответила она. — Мы сняли данные с вашей ТТ-капсулы, — сухо начал ее собеседник и зачитал с листа. — Возникли вопросы по ряду Законов Времени, включая, но не ограничиваясь: посещение только что созданного мира, пересечение собственной временной линии, истребление жизни на целой планете, представление себя в виде местного божества. Линнер замерла. Она, конечно, догадывалась и о такой интерпретации событий на Инземе-дубль-семнадцать. И среди проигранных ею сценариев был и такой. Но она все же рассчитывала на менее внушительный список. Проклятье. — Истина подобна порой лучу солнечного света, проходящему сквозь призму, — задумчиво ответила она, надеясь, что ее голос звучит достаточно честно. — Поверни кристалл, и… — Речь, возможно, идет не только о вашей карьере и репутации, но и о жизни, — резко ответил он, а затем вдруг смягчился и протянул ей руку. — Линнер. Не бойся. Расскажи мне, что там случилось. Что там случилось на самом деле. Я на твоей стороне. На ее он стороне, как же. Впрочем, с таким списком — может, и на ее. Она вздохнула, не понимая до конца, стоит ли ей довериться сейчас или нет, и вернула в памяти недавние события. В низком небе клубились темно-сиреневые облака, и в сливовых сумерках редкий пролесок казался словно вычерченным по трафарету, чернильно-синим. В воздухе отчетливо пахло прелой листвой, сухими цветами, перегноем. Ни единого движения в воздухе: статичная картина, с которой слой за слоем можно было снимать сенсорные размерности, и любоваться результатом, что непременно был бы прекрасен. Линнер убедилась в том, что капсула останется ждать ее здесь же: посадка вышла непростой, и Линнер запустила ряд проверочных протоколов. К ее возвращению результаты должны быть готовы, и тогда можно будет заняться или ремонтом, или решением ставшей уже привычной проблемы «куда нас занесло и как нам отсюда выбраться». Она разгладила бордовую тунику, поплотнее заправила в высокие сапоги на шнуровке облегающие брюки такого же цвета, проверила еще раз содержимое карманов, шагнула вперед — и тут же замерла, балансируя на одной ноге. Поставить на землю вторую она не решалась: что-то было не так. Осторожно вернув ногу на место и отступив для верности назад, Линнер присела и провела рукой по земле, сгребая в сторону охапку свежих жестких листьев. Ближе к ней земля была влажной и рыхлой, изрытой где-то в глубине ходами насекомых, но буквально на расстоянии вытянутой руки находилась обугленная неровная каменная поверхность, испещренная трещинами и сколами. Линнер расчистила еще немного земли по обе стороны, куда только могла дотянуться: все то же самое. Она взяла несколько листьев и осторожно понюхала, а затем лизнула. Они были разными — и прежде всего, отличались возрастом. Линнер разложила перед собой десяток, тщательно изучая каждый: самый левый был, определенно, на пару столетий старше самого правого. Склонив голову набок, она вгляделась в небо и прикрыла глаза. Ничего необычного: малый эксцентрисет орбиты, средняя масса, средней светимости звезда — идеальная усредненная планета, и даже находится вдалеке от скопления звезд. Но в воздухе отчетливо пахло аномалией. Впрочем, именно аномалию искать она сюда и прибыла — о существовании этой зоны с нестабильными пространственно-временными характеристиками было известно давно, и по правде говоря, она никого не интересовала. Две идентичные галактики. Образ и отражение. Обычное, казалось бы, дело — но Линнер удалось доказать наличие разумной жизни в одной — и отсутствие в другой. Более того, вероятностная развертка эволюции однозначно указывала на искусственное вмешательство. Этого уже было бы более, чем достаточно — оставалось вычислить точку воздействия: легче легкого. Дальнейшее должно было быть делом техники — но не вышло: ТТ-капсула отказалась повиноваться, будто планета была окружена невидимым пузырем; корабль скатился по неощутимой полусфере и, похоже, усмехнулся. Штатная, в целом, ситуация: Линнер предполагала подобное, и у нее уже было готово решение: скользнуть по одномерной гравитационной струне в прошлое и вернуться. Подавив закономерное возмущение корабля, она задала пунктирную линию перемещений и, наконец, дождалась; впрочем, капсула повисла в воздухе, все еще не желая касаться поверхности. Получив основные показатели атмосферы, давления, гравитации, уровней радиации и т.п., Линнер хмыкнула — не пройдет! — и попросту свалилась на поверхность планеты, удерживая внутри капсулы только искусственную гравитацию. Удивляться тому, что корабль счел ее действия по меньшей мере оскорбительными, и не стоило. Потратив некоторое время на препирания, Линнер сдалась и оставила капсулу в покое. Та собиралась восстановить системы (в перечисленный список вошли и те, которыми она не обладала, но Линнер намеренно проигнорировала дополнения — пусть капризничает, если хочет), провести диагностику (такого же наполовину выдуманного списка), а затем капсула попросту вытолкнула собственного пилота наружу. По крайней мере, корабль отзывался на ее запросы и предоставлял информацию о прогрессе. Лучше, чем ничего. Линнер еще раз посмотрела на листья, аккуратно собрала их и положила на всякий случай в карман, а затем осторожно шагнула за черту — и тут же увидела вдали скопление невысоких строений. Она оглянулась назад: пустырь перед подлеском за ее спиной все еще оставался пустырем, однако небо над головой было чистым. Кроме того, если она прибыла ближе к концу периода оборота планеты вокруг собственной оси, то сейчас, один шаг спустя, она явно находилась в его начале: тусклая звезда едва-едва появилась над горизонтом. Она сверилась с кораблем: никаких признаков темпоральной аномалии. Связь тоже работала превосходно, и это убедило ее в том, что можно немного осмотреться. Путь к деревне пролегал через рассохшиеся иловые поля — вероятно, здесь когда-то разливалась местная река, а то и небольшое море. Из трещин поднимались струйки неприятно пахнущего, но не опасного газа — похоже, под поверхностью находился источник тепла, питающий разложение органической материи. Кое-где виднелись скелеты огромных рыб, и пару из них Линнер даже внимательно изучила, не вполне понимая, чего именно ожидает. Рыбы в итоге показались довольно обыкновенными и даже скучными. Местное солнце взошло быстро и стало довольно жарко; земля тоже нагрелась, и над поверхностью образовалось густое, щиплющее глаза марево. Ближе к деревне из ила то и дело торчали бесформенные коряги — через какие-то она перепрыгивала, какие-то обходила, стараясь не зацепиться за острые ветви. Местами с прогнивших веток свисали довольно свежие на вид водоросли, и она присела рядом с особенно толстым пучком, намереваясь разобраться в их происхождении. Водоросли источали неожиданно приятный запах, скорее свежий, чем гнилостный. За этим занятием ее и застала девочка — низкая, худенькая, совсем еще ребенок по виду, с измазанными грязью короткими темными волосами и обкусанными ногтями. — Это был ваш первый контакт с местным населением? — скучно уточнил ее собеседник. Линнер задумалась. Строго говоря, не подходило ни «да», ни «нет» — но на тот момент все же она определенно видела девочку впервые. — Да, — через паузу ответила Линнер. — Но… — Пояснения потом, — отрезал он. — Ее звали Лайт, она рассказала мне о том, что среди клубков водорослей можно найти еще живых рыб, из которых выходит неплохой суп, а затем она отвела меня в деревню… Деревня оказалась совсем крошечной: пара десятков домов с крышами, покрытыми где-то соломой, а где-то серой черепицей; неширокий, заросший ряской пруд да огороженное частоколом пастбище на отшибе, по которому уныло бродили несколько крупных мохнатых животных неизвестного вида. Все дома были одинаково аккуратно выкрашены в синий цвет и выстроены по кругу — между ними площадь, выложенная серой ровной плиткой, скрепленной металлическими скобами; по центру — покосившийся колодец с широкой крышей, заботливо создававшей желанную тень. По четырем сторонам крыши виднелись большие темные экраны. К колодцу то и дело сновали детишки с глиняными кувшинами — в одинаковых серых хламидах, отличавшихся разве что расположением пятен грязи — загорелые и чумазые. Такие же хламиды носили и местные жители, которые — несмотря на то, что в своей бордовой тунике и сапогах Линнер выглядела посреди серо-синего пейзажа совершенно неуместно — проявляли к ней не больше интереса, чем те самые животные. Лайт довела ее до колодца, и убежала, пообещав вернуться — так что Линнер пользовалась возможностью и беззастенчиво разглядывала местных, прислонившись к борту в благодатной тени. Деревню можно было бы счесть обыкновенной колонией четвертого уровня, но у некоторых из обитателей на предплечьях виднелись довольно анахроничные глянцевые металлические браслеты. Приглядевшись, Линнер заметила и другие странности: больше безжизненных экранов, на которые жители теперь приклеивали собственные объявления; детали неизвестных ей механизмов, используемые для починки телег и повозок; сложенные горкой для растопки книги. Она взяла одну из них — «Работа двойственных электромагнитных сигналов в распределенном двухпараллельном пространстве» — и быстро пролистала: автор, определенно, не вырос в одной из таких деревень. Еще одна была посвящена анализу унитарного социума и его преимуществ перед фракционно-базированными. Просмотрев корешки остальных книг, Линнер пришла к выводу, что перед ней — остатки библиотеки либо неплохого для шестого — а то и седьмого — уровня планет инженера, либо выброшенный из университетской библиотеки материал — впрочем, соответствующий тому же уровню. Линнер обнаружила даже упоминания межпланетных путешествий, однако контекст не позволял однозначно повысить класс до восьмого — возможно, ей попалась просто качественная научная фантастика. Выходит, этот мир, обладал неплохим уровнем развития технологий. Возможно, обладал им раньше. Что же случилось? Индустриальная катастрофа? Война? Внезапная смена социальных ориентиров? Новая религия? Линнер задумчиво перебирала в голове возможные варианты, продолжая отыскивать вокруг признаки некогда технологически развитого общества. Чем дальше, тем больше она убеждалась в том, что ее теории неверны. Эта деревня не была выстроена на обломках некогда развитой цивилизации — она скорее была совершенно неестественным, неорганичным образом в нее вмонтирована. — Вы можете описать это подробнее? — Как будто кто-то собрал мозаику неправильно. Или собрал одну мозаику из двух разных наборов, — не задумываясь, ответила Линнер. — Чем абстрактнее узор, тем сложнее понять, что не так — но ощущение общей неправильности не оставляет. Он кивнул. — Вы с самого начала почувствовали именно это? Линнер задумалась. — Нет, пожалуй, не сразу. — В какой момент вам пришло в голову именно это сравнение? Линнер насторожилась: она понимала, к чему он ведет, и физически ощущала, по какому тонкому льду ступает сейчас. Ее собеседник попытался улыбнуться ей в ответ, но она только выпрямила спину и покачала головой. — Я не могу точно назвать момент. События происходили слишком быстро. Сейчас мне сложно придумать иное сравнение. Это — совершенно точное. — Разумеется, — недовольно отозвался он. — Продолжайте. Давайте перейдем сразу к вашему общению с местными жителями. Как они обратились к вам? Разочаровавшись в любопытстве местных жителей, Линнер поймала за шиворот пробегавшую мимо девчонку: та широко распахнутыми глазами смотрела на нее, не мигая, и раскрыла рот, будто собиралась закричать — но молчала. — Как тебя зовут? — спросила Линнер, и девчонка тут же выпалила: — Санни! Тебе что-нибудь нужно? — Просто поговорить, — неуверенно произнесла Линнер — интонации и эмоциональная окраска вопроса, определенно, предполагали готовность аборигена исполнить любое ее желание. Она отпустила девчонку, почти полностью уверенная в том, что та тут же сбежит — но нет, не сбежала, только расправила мешковатое платье, счистила с подола налипшую грязь и постучала башмаками друг о друга. Уткнувшись взглядом в землю, но отчаянно кося, пытаясь разглядеть Линнер исподволь, Санни быстро-быстро пробормотала: — Тогда тебе лучше к старой Шайн. Она еще помнит. Девочка пристально изучила собственную ладонь, недовольно хмыкнула и зачерпнула воды из забытого кем-то ведра. Старательно вытерев ладони о платье, она взяла Линнер за руку и потянула за собой; не до конца понимая, о чем идет речь, та тем не менее последовала за девчонкой к одному из домов. Казалось, до дома было рукой подать, однако Санни то и дело болтала и останавливалась — то подобрать с земли приглянувшийся глянцевый черный камушек, то поделиться последними новостями с друзьями, то замирала просто так, оборачивалась и смотрела на Линнер, по-детски разинув рот, сияющим от восторга взглядом — а потом словно спохватывалась и вновь утыкалась взглядом в землю. Шайн казалась вовсе не старой — по крайней мере, ничто не выдавало ее возраста: ни морщины, ни голос, ни движения. Она приветливо кивнула в сторону вошедших, ничуть не удивившись гостье, и попросила подождать, пока закончит готовить. Санни по-хозяйски устроилась в старом скрипучем кресле, накрытом вязаным покрывалом, и схватила первую попавшуюся книгу с пола. — Ты любишь читать? — спросила Линнер, пытаясь одновременно зафиксировать в памяти каждую мельчайшую деталь дома, где оказалась — и вписаться в ситуацию, продемонстрировать уважение к чужим ритуалам и занятиям. Судя по запаху, Шайн готовила мясной бульон, и Линнер искренне надеялась, что ей не придется его пробовать: она различала не только запах мяса, но и слой скопившихся остатков пригоревшей пищи в котле, который, вероятно, не так уж часто мыли. Шайн вдруг обернулась и жестом пригласила Линнер подойти поближе. — В прошлый раз тебе тоже не понравилось, — улыбнулась она. — У тебя на лице все написано. — В прошлый раз? — переспросила Линнер — и вдруг поняла, что с самого начала казалось ей странным. Не запах, не анахронизмы вокруг — нет, здесь что-то было не так с самой структурой пространства-времени. Искаженная, перепутанная, неровная — Линнер инстинктивно обходила острые углы, стараясь даже будто не смотреть на них, но они все же оставались, и Шайн на самом деле была старой, очень старой — теперь Линнер прекрасно видела это. — Ты снова поняла. Стоит узнать, куда смотреть — и отвернуться невозможно, — кивнула Шайн. Линнер хотела было спросить, где и когда они встречались — и Шайн смотрела на нее с легкой улыбкой, но пристальным, испытующим взглядом, и она промолчала. — Вам не было любопытно? — поинтересовался дознаватель. — Мне было любопытно, — ответила она. — Но я предположила очевидное: что структура времени нарушена, поскольку я уже бывала здесь в будущем. Я решила не задавать лишних вопросов, чтобы не узнать то, что не должна была знать. — То есть вы не планировали встречаться с самой собой? — Я планировала сделать все возможное для того, чтобы избежать этого, — уверенно ответила Линнер. И это было правдой — по крайней мере, на момент ее разговора с Шайн. — В какой момент вы поняли, какую роль сыграли в развитии этого мира? Линнер вздохнула. — Честно говоря, я до сих пор не до конца понимаю, какую роль сыграла во всем этом. — Нам всем хотелось бы в этом убедиться. Пока Шайн смешивала в огромной толстостенной колбе с непонятной маркировкой какие-то жидкости, Линнер с любопытством изучала сваленную в углу кухонную утварь: здесь были и треснутые горшки из темной глины, ярко-голубой на сколах, и герметичные емкости замкнутого цикла, работающие на солнечной энергии, и чугунные казаны, и лазерные ножи, и множество прочих предметов, назначение которых было не вполне понятно. — Так и живем, милая, — произнесла Шайн певучим голосом, как будто собираясь продолжить стихами — но замолчала и протянула изящный бокал на длинной ножке. — Для тебя. Линнер взяла бокал и принюхалась: темная жидкость внутри не пахла ничем. Видимо, удивление отразилось на ее лице, поскольку Шайн издала короткий смешок. — Часть твоего настоящего, — пояснила она. — Защитит тебя. По правде говоря, Линнер предпочла бы ничего не пробовать — в атмосфере сюрреалистичной сказки Шайн казалась персонажем скорее злым, да и в любом случае, не хватало еще отравиться чем-то. Ей вспомнилась притча о любопытстве, которую ей так часто цитировали в детстве — и которую она терпеть не могла. Возможно, она была неправа. Пробовать то, состав чего она не может определить — вдали от своего корабля, вдали от дома. Хорошо еще, если удастся регенерировать. Линнер поежилась. — Благодарю, но я не хочу пить. — Конечно, не хочешь. Ты не хочешь ни пить, ни есть, ни спать — ты не хочешь ни любить, ни жить. Ты — функция, вплетенная в ткань вселенной. И, как любой функции, тебе совершенно неинтересно, кто и зачем создал тебя — ты просто описываешь какое-то явление или закон. Вот кто ты есть, и мне это известно. Никогда не думала, каково было бы стать живой? Настоящей? Стать переменной величиной в своих расчетах, а не уравнением? Стать частью этого мира? Или какого-нибудь другого? Линнер изучающе смотрела на Шайн и молчала: разумеется, она совершенно не так представляла себе собственную роль и собственную жизнь. И все же в ее словах, казалось, крылось что-то — смысл, который манил и ускользал. — Ты вернешься за этим, — удовлетворенно хмыкнула Шайн: в ее лице что-то постоянно менялось, как будто ее возраст — настоящий возраст — отпечатывался на коже и тут же стирался, и весь цикл происходил за долю микроспана. Процесс, который нестерпимо хотелось остановить; в котором хотелось разобраться, изучить его, описать… Составить уравнение. Линнер отставила бокал в сторону и вышла на улицу. В темном небе клубились тучи, скрадывая все цвета этого мира; спектр будто сузился до всех оттенков синего. У колодца играли во что-то дети, и их звонкие голоса казались неестественно резкими в общей сумрачной атмосфере. Откуда-то издали раздавался ритмичный протяжный скрип: Линнер попыталась определить направление, но не смогла: он как будто был частью самой атмосферы, вписывался в гравитационное поле планеты, был неотъемлемым признаком самого этого мира. — Все меняется, — сказала за ее спиной Шайн. — Мы привыкли к этому, а ты — нет. Рожденные сегодня состарятся и умрут завтра, а рожденные завтра, возможно, проживут тысячелетия. Мы все здесь полагаемся на удачу. И на веру. — Удачи не существует, — резко ответила Линнер. Может быть, дело в некстати возникшей в памяти детской притче, но ей хотелось сейчас просто поспорить с Шайн, продемонстрировать ей собственное превосходство. — Особенно сильная вера в удачу свойственна ряду слабо чувствительных ко времени рас, которые не в состоянии отделить прошлое от будущего. Неразвитое восприятие зафиксированности будущего, неосознание связи выбора и последствий. — Думаешь, если описать удачу и веру функциями и уравнениями, если загнать ее в технологические рамки и приделать достаточное количество кнопок и рычагов, то можно будет управлять ей? — То, что вы полагаете удачей, и вправду, описывается функциями и уравнениями. — Опиши функцией мою жизнь, — улыбнулась Шайн. — Спроси у Санни, кто из нас старше. Линнер послушалась. А затем спросила не только Санни: осознав, в конце концов, что местные жители вполне открыто и доброжелательно настроены к ней, она опросила и других, пытаясь составить в голове хотя бы примерную историю последних десяти лет жизни этих людей. История не составлялась: она попросту не существовала. Возраст для них был нелинейным: Санни, действительно, оказалась старше Шайн, но при этом Санни была ребенком, а взгляд Шайн сочился столетним опытом. Но Санни казалась цельной, обыкновенной. Попытавшись принять за точку отсчета историю Санни, которая, на первый взгляд, выглядела довольно обыкновенной: она родилась десять полных оборотов планеты вокруг светила назад, она помнила своих родителей, оба из которых уже были мертвы, и она вела себя как самый обыкновенный ребенок — Линнер выяснила имена ее друзей. Кому-то из них от рождения была пара дней. Кому-то несколько десятилетий. И все ее органы чувств это только подтверждали. — Каковы были ваши предположения на тот момент? — собеседник, похоже, откровенно заскучал: Линнер очень долго и подробно описывала разговоры с каждым из местных жителей. — Воздействие неоднородного темпорального поля планеты, — ответила она. — Все казалось довольно логичным: объясняло даже мое возможное присутствие здесь в прошлом. Я предположила, что на самом деле Шайн не различала прошлое, настоящее и будущее — как и прочие обитатели деревни. Я задумалась о том, является ли оно естественным свойством планеты или стало следствием вмешательства. — Вам стоило бы вернуться к ТТ-капсуле и подтвердить ваши предположения. — Разумеется. — Но вы не вернулись. — Но я не вернулась. Ночь упала на землю внезапно, словно намеренно играя с базовыми чувствами и инстинктами Линнер. Она, действительно, хотела бы вернуться сейчас к кораблю — и, пожалуй, где-то внутри даже разгоралась искорка желания просто улететь отсюда как можно быстрее, питаемая нарастающим ощущением тревоги — но ощущение тяжелой усталости и сонливости будто пришло вместе с ночью. Сопротивляться ему было слишком сложно: оно заполняло собой воздух, отравляло его, проникало сквозь ее легкие в кровь и заражало разум. Мысли стали медленными и тягучими, каждое движение приходилось делать через силу. Кто-то подхватил ее на руки — она с усилием повернула голову и увидела юношу, вчерашнего подростка. Линнер автоматически подсчитала его возраст: соответствие его видимому ее порадовало, и она широко улыбнулась. — Рэй, — вернул улыбку он. — На меня эта штука действует слабее. А тебе хочется только спать — но это не страшно, здесь нечего бояться, ты поспишь и все пройдет. Эта штука такая. Она неопасная. Не сопротивляйся. Даже богам нужно иногда сдаваться. Линнер хотела уточнить, что за штука, но ей было сейчас так тепло и уютно, что ни думать, ни спрашивать не хотелось. Она расслабилась в его руках, позволяя отнести ее в спальный дом и уложить на тонкий тюфяк. Через какое-то время к ней же на тюфяк забралась Санни: чем бы ни была «эта штука», о которой было лень даже думать, на нее она, видимо, тоже действовала слабее, и девочка о чем-то болтала громким детским шепотом, пока кто-то не шикнул из другого угла комнаты, и она не занялась волосами Линнер. Крошечные детские пальчики шустро и ловко расплетали ее косу: это было одновременно приятно и странно. Санни восторженно ахнула, расправив длинные светло-медовые пряди. Линнер вдруг припомнила, что не видела длинных волос ни у кого в деревне — возможно, такое для девочки было в новинку. — Ты останешься с нами, да? — прошептала Санни. — Ты нам нравишься. — Останусь, — сонно ответила Линнер. В голове было тяжело и пусто: слишком сложная структура времени, слишком много усилий для постоянного анализа. Она рада была бы отключить сейчас половину собственных чувств, но не могла позволить себе такой роскоши. И ей невыносимо хотелось спать: Рэй был прав. Она приподнялась на жесткой кровати, проигнорировав недовольное ворчание малышки Санни, и оглянулась: сонливость как будто витала в воздухе, проникая сквозь каждую пору кожи. Каждый человек в этой комнате дышал ей, и Линнер подумала, что сон, оказывается, может быть заразным. Она завернулась поплотнее в комковатое одеяло, набитое, судя по запаху, шерстью каких-то животных, и прислушалась к собственным ощущениям. Было тихо — даже ненормально тихо для тесной комнатки, в которой набилось десятка полтора людей. Никто не ворочался и не храпел, не постанывал и не посапывал во сне: как будто все здесь просто выключились. Воздух казался густым и тягучим, а время замерло. Линнер пыталась не заснуть, перечисляя про себя детальные признаки классификации планет и вспоминая основные генетические различия гуманоидных форм жизни, обладающих ДНК. Что-то шевельнулось в кромешной тьме, и она насторожилась. — Пойдем, — шепнул ей на ухо знакомый голос. Рэй. Странно, почему он не спит. Линнер осторожно убрала руки Санни, которая успела уже обхватить ее за талию, и взяла протянутую ей руку. Рэй шел уверенно, размашисто — Линнер без труда поспевала за ним. Сапоги мгновенно заляпались серо-коричневой, неприятно пахнущей грязью; вокруг кружила мелкая мошкара, не решаясь атаковать — чувствовала чужую кровь? Рэй то и дело отмахивался и хлопал себя то по лбу, то по рукам. — Здесь, — коротко сказал он и остановился. Линнер встала рядом и проследила за его взглядом: чуть поодаль виднелся лес, а за ним — ритмичные оранжевые всполохи. Она наклонилась и пошевелила носком сапога комья сохлой грязи: так и есть. Очередная граница. — Ты был по ту сторону? — спросила она, и Рэй замотал головой. — Мне пока что не нужно, — уклончиво ответил он и замолчал. Стих ветер, и Линнер ощущала только, как от земли поднимаются теплые зловонные испарения. — Зачем вы живете здесь? — спросила она, наконец. Этот вопрос не давал ей покоя, но задавать его кому-то еще она почему-то не решилась. Но сейчас, когда деревня осталась далеко позади, в воздухе вполне ощутимо витало чувство концентрированного доверия, и она поддалась ему. — Потому что… — протянул Рэй. — Потому что так заведено. Так устроена жизнь. Он искоса взглянул на Линнер — и вдруг обнял ее, зарываясь носом в перепутанные стараниями Санни длинные светлые волосы. Она замерла, пытаясь отыскать правильную реакцию, расшифровать его поведение, и даже решилась было коснуться его и уточнить все напрямую — но он вдруг торопливо заговорил, путаясь в словах. — Время — нельзя терять время. Никому нельзя терять времени, времени совсем нет. Завтра я могу уйти за черту, а вернусь через сто лет, или вернусь столетним, или вообще не вернусь, никогда, так зачем терять время, пока я есть, живой и молодой, здесь — пока есть ты. Тебе ведь никуда не деться, я точно знаю — ты не первая, вы все приходите сюда и думаете, что сможете все исправить, и вы всегда уходите за черту, а потом не возвращаетесь. Не теряй время, гостья из далекого мира. Старая Шайн считает, что ты богиня — ну так она выжившая из ума идиотка, а я читал — читал дневники, не только книжки, я все знаю. Линнер ощутила, как кожи ее шеи коснулись чужие горячие губы и вздрогнула: это было неприятно, опасно близко — но зато теперь она догадалась. — Не бойся. Так надо, — с улыбкой произнес Рэй, принимая ее непротивление за согласие, но Линнер уже взяла его осторожно за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза. Пальцы привычно скользнули на виски, и Рэй удивленно заморгал и приоткрыл рот. Он казался сейчас испуганным и совсем-совсем молодым. — Не бойся, — повторила она — и с головой ухнула в его разум. Дневники. Она уже видела их в комнате Шайн — но не придала тогда значения, сочла за учебные тетради. Дневники, которые она прочитала сейчас. В чем он был прав, так это в том, что времени совсем не было. Она листала карты одну за другой, выбрасывая бесполезные и ненужные записи последних посетителей этой планеты — никого достаточно важного, но вот карты — все рисовали карты. Карту деревни и ореол границ вокруг. Рэй застонал — возможно, она что-то делала неправильно, и она попыталась смягчить контакт. Она никогда раньше не проделывала такого с кем-то чужим. Ореол границ — медленно изменяющийся; сотни — нет, тысячи страниц, все, что Рэй видел или о чем помнил — перелистывались перед ее мысленным взглядом, выравнивались, создавая анимированную картинку. Времени не было — совсем. Линнер отпустила Рэя — и заметила алые потеки на его шее. Он мотал головой и бессвязно мычал, и на какое-то мгновение она испугалась. Она помогла ему сесть — прямо на землю, осторожно следя за границей, которой нужно было придумать какое-то имя; вытерла рукавом пот с его лба. Он понемногу приходил в себя, и Линнер с облегчением вздохнула. Теория против практики. Первая попытка, и она едва не убила человека. Отличное начало. — Что мы здесь делаем? — изумленно спросил Рэй и ткнул пальцем в границу. По крайней мере, он помнил, что это такое. — Мы решили прогуляться, — ответила Линнер. — Была хорошая погода. — Ага, точно, — неуверенно подтвердил он. — А потом? — А потом ты упал и ударился головой о камень, — нервно ответила она. Что еще она могла ему сказать? Что она не рассчитала силы и едва не поджарила ему мозг? Что вместо того, чтобы попросить показать ей дневники, она бесцеремонно прочесала его самые интимные воспоминания? Что это показалось ей более эффективным, только и всего? Что она так устала от загадок и неопределенных ощущений, что ей требовалось хотя бы что-то однозначное, яркое, настоящее — что-то, в чем она была бы уверена? — Ага, — потер затылок Рэй. — А шишки нет. Линнер вздохнула. Похоже, она все-таки где-то напортачила. Но пытаться сейчас понять, что именно, да еще и исправлять — этого паренек может и не выдержать. — Санни! — воскликнул вдруг он. — Мы пришли сюда потому, что я хотел рассказать тебе о Санни. Линнер удивилась: насколько она успела понять, он вовсе не за этим позвал ее сюда. — Рассказывай, — настороженно ответила она. — Завтра она станет взрослой, — гордо произнес Рэй. — Важный день. Она станет взрослой. Ты благословишь ее. Так сказала Шайн. Ты благословишь ее и проведешь за руку в новую жизнь. — Обязательно, — пообещала Линнер и потянула его за собой — обратно, в деревню. Ей было неуютно и неловко; кроме того, близость границы вызывала тревожные чувства. Время словно скручивалось там в туманный горячий клубок, и ей хотелось одновременно убежать от него и броситься ему навстречу. Сонливость сняло как рукой, и до самого утра Линнер сидела у едва тлеющего костра на улице, вдыхая кисло-горький дым. Она взяла одну из старых книг и уверенно писала поперек почти истлевших старых букв собственные уравнения. Уравнения были красивыми, но никак не приводили к результату — словно на одном из тех экзаменов, где кажется, что в задании кроется подвох, но больше времени уходит на то, чтобы обнаружить подвох, чем попросту решить задачу. Задача Линнер не решалась. Она прекрасно помнила контуры и динамику; она помнила общую ритмичность и довольно быстро вывела дифференциал. Однако согласно ее выкладкам, эта деревня давно должна была перейти на другую сторону, где бы та ни находилась и чем бы ни являлась. Что-то удерживало ее на месте; Линнер расчистила веткой участок земли и выбрала несколько камней, на вид казавшихся довольно старыми. Нет, определенно, они не перемещались с этого места по крайней мере пару сотен местных циклов. За размышлениями рассвета она не заметила, и только звонкий голос Санни вырвал ее из торопливого потока мыслей. — Как красиво! — воскликнула девочка, и Линнер оглянулась: та указывала на исписанные ей листы. Действительно, вышло красиво — жаль только, что красота была единственным достойным результатом ее ночного бдения. — Хочешь заплести мои волосы? — спросила она, зная, что девочка согласится — а у нее будет еще пара минут покоя. И — да, Санни тут же устроилась за ее спиной и начала играть с волосами. — Сегодня я стану взрослой, — гордо сказала Санни. — Я буду как Шайн. Однажды. Я буду как Шайн, и я буду видеть богов. Буду говорить с тобой. — Шайн говорит с богами? Рэй считает, что это не так, — переспросила Линнер, и Санни отвлеклась от своего занятия. Она встала напротив и изумленно посмотрела прямо в глаза. — Ты же говорила с ней. Ты же знаешь. Она всегда говорит с тобой. — Санни, я же не богиня, — терпеливо сказала Линнер, но та только рассмеялась в ответ. — Ты всегда так говоришь — Шайн говорит, что ты всегда так говоришь, но это ничего не меняет. Ты приходишь, ты создаешь наш мир, ты исправляешь наш мир, ты уходишь — а потом приходишь снова. — А ты сама видела меня раньше? Санни сделала круглые глаза, как будто ей только что сказали несусветную чушь. — Разумеется, нет! Но я увижу, когда стану взрослой. — Так, ну хватит, — раздраженно ответила Линнер — понимая, что вины Санни в этом нет, но ей просто необходимо было сейчас выяснить все. Она была готова плюнуть на все возможные запреты и инструкции, лишь бы окончательно разобраться в происходящем. Очень много вариантов отметалось простым «она бы почувствовала», но то, что она чувствовала на самом деле, совершенно не вписывалось в теории. Она резко встала, не обращая внимания на возмущения Санни, и зашагала к дому Шайн. Та встретила ее на пороге, улыбаясь все той же всепонимающей улыбкой, которую Линнер начинала ненавидеть. — Что здесь происходит? — спросила Линнер — и увидела в руках женщины вчерашний бокал. — Выпей и поймешь, — улыбнулась та. — Выполни божественное предназначение. — Я не буду ничего пить, я не буду ничего делать, и если ты сейчас же не объяснишь мне, что все это значит, то я получу эту информацию другим путем — или развернусь и улечу с вашей планеты. — Конечно, ты улетишь, а потом вернешься, — продолжила за нее Шайн. — Все предопределено и предначертано. Хватит уже сопротивляться. — То, что для тебя «предопределенность», для меня имеет другое название. Фиксированная точка. В вашей жизни нет фиксированных точек — я бы это сразу же узнала. «В вашей жизни нет фиксированных точек», — повторила она про себя, и вдруг еще один кусочек мозаики встал на место. Нестабильное темпоральное поле планеты не создавало фиксированных точек, а значит, в пределах его пространства существовали целые области, обозначенные множеством выборов, каждый из которых мог бы быть переписан в рамках того же множества. Она нашла недостающую переменную. Краем глаза она заметила, как Шайн сделала кому-то за ее спиной знак рукой; она оценила направление взгляда женщины и почувствовала движение за спиной. Время распалось для нее на статичные составляющие, позволяя сосредоточиться на происходящем: треснувшая под чьей-то ступней ветка, лопнувший пузырь воздуха — кто-то идет, высокий и тяжелый, центр тяжести не соответствует естественному — он несет что-то в руках. Еще одно мгновение — легкий ветерок в неподвижном воздухе, шорох одежды, и Линнер упала в грязь, перекатываясь в сторону. Тяжелый прут просвистел по тому месту, где она только что стояла, и мужчина за спиной потерял равновесие и неловко опустился на колени, опираясь на прут. Она вскочила и оглянулась: пара десятков местных жителей окружили ее и медленно приближались, сжимая кольцо. Каждый был чем-то вооружен — от досок с вбитыми в них гвоздями до странного вида ружей. Либо они просто собрали все, что нашлось — либо что-то знали о ее физиологии. Рэй держал в руках тонкую проволоку и улыбался. — Не бойся, — сказал он с пугающе знакомой интонацией. — Так надо. Линнер рассчитала расстояние до него — бросила последний взгляд на исписанные листы, полувтоптанные в грязь. — Я сдаюсь, делайте что хотите, — стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более испуганно, сказала она и медленно подняла руки над головой. В глазах Рэя мелькнуло сомнение. «Давай, давай, сомневайся», — улыбнулась про себя Линнер. — «Ты сомневаешься, но хочешь верить. Ты считаешь меня слабой. Я сдаюсь, я слабая, я подчиняюсь большинству — большинство сильнее». Рэй моргнул и натянул проволоку в руках сильнее. Линнер осторожно шагнула навстречу ему. — Я сдаюсь, я подчиняюсь тебе, — вслух сказала она. Каждое слово сейчас имело огромное значение. Разорванный ею же на части разум Рэя сейчас стремился к целостности, и она старательно заполняла трещины. — У нас совсем нет времени. Зачем ждать? Сзади раздался чей-то крик; Линнер схватила камень и с силой бросила в стену: ударившись о металлический желоб, он отскочил и попал прямо в закрепленный над соседним домом экран. За спиной послышался звон разбитого стекла и чей-то вопль. Рэй смотрел Линнер прямо в глаза и продолжал натягивать между кулаками проволоку. На сухую землю падали крупные темные капли крови, образовывая необычные узоры. Она, наконец, выбрала правильный момент и рванулась вперед: граница областей должна была, по всем ее расчетам, сместиться за ночь ближе к деревне. Вряд ли кто-то сумеет ее догнать. Приближение границы она ощутила: как будто что-то горячее дыхнуло ей в лицо, едва не сбивая с ног. Зажмурившись, она бросилась навстречу этому горячему — и покатилась по твердой земле, явственно ощущая, как трещат кости и рвется кожа. Она успела только снизить чувствительность к боли — падение было неостановимым: она катилась со склона, пытаясь зацепиться за что-то — но были только гладкие горячие камни. Будь что будет, решила в конце концов она, и постаралась только сгруппироваться так, чтобы хотя бы не расколоть голову. Ощутив запах близкой воды, она улучила момент и попыталась оттолкнуться от поверхности — воздух мягко подхватил ее тело, соответствуя всем положенным показателям плотности и силы тяжести; она удовлетворенно улыбнулась и через пару мгновений нырнула в теплую воду. Выбравшись на берег, Линнер разложила на камнях тунику и брюки: ткань понемногу начинала восстанавливаться. В этой части планеты солнце было в зените: тусклое, но горячее. Она сделала неглубокий вдох — похоже, пара ребер сломана, но внутренние повреждения органов незначительны. Оторвав лоскут от рубашки, она перевязала казавшуюся наиболее серьезной рану на бедре. Все тело было в синяках, обе лодыжки вывихнуты — она вправила суставы и легла лицом к небу. Неприятно, но ничего смертельно опасного — тело справится само. Пожалуй, она ожидала даже худшего. Резонно рассудив, что для полного восстановления ей потребуется некоторое время, Линнер перестроила функции мозга, освободив дополнительные ресурсы для расчетов. Она могла что-то сделать только в том случае, если аномалия была вызвана внешним воздействием, пусть точной информации у нее и не было. Но что это могло быть за воздействие и как определить его источник? «Предположим, что оно — есть», — задумалась Линнер и восстановила в памяти карты из памяти Рэя, собственные расчеты. — Насколько мы поняли, вы сумели рассчитать точку воздействия, — детальное изложение цепочки выводов было прервано. Линнер улыбнулась. — Да. Я сумела рассчитать пространственно-временные координаты, потенциальную мощность, глубину воздействия по всем направлениям. — Представляла ли аномалия опасность за пределами солнечной системы той планеты? — Тогда я пришла к выводу, что да. — Поясните. — Я задумалась над изоляцией темпоральной нестабильности в ее естественных пределах, однако столкнулась с проблемой мощности. При помощи стандартных процедур ТТ-капсулы я бы, разумеется, добилась желаемого — любой выпускник смог бы. Но я заинтересовалась тем, что поддерживает аномалию. Аналогичный источник мощности не должен был быть доступен цивилизации такого уровня — даже с учетом того, что я успела ознакомиться с более развитым ее вариантом. Линнер прикусила губу. Вот теперь она точно вступала на тонкий лед. — И что вы решили предпринять? — Я решила выяснить природу вмешательства, полагая, что приложение энергии и соединение с ее источником случилось именно в тот момент, — пожала плечами Линнер. — Это довольно очевидное решение. — Путешественник попадает на планету, где существует примитивная форма жизни, — начал лекторским тоном ее собеседник, и Линнер прилежно сложила руки на коленях. Так начиналась половина задач — она знала, как решать их все. — Путешественник изучает местные ритуалы и случайно становится их частью. Желая все исправить, путешественник возвращается в прошлое. Не желая создавать парадокс, путешественник не выдает инструкций самому себе напрямую, однако действует через племя аборигенов — тем самым закрепляет за собой божественный статус. Путешественник снова отправляется в прошлое и пытается вновь переписать будущее, запретив аборигенам верить в божества — полагая, что таким образом интереса к его двум будущим появлениям не будет, однако вместо того… Линнер, как заканчивался этот пример у вас? — Я придумала сто семнадцать итераций, пока мне не надоело, — равнодушно ответила она. — Я бы узнала детский сценарий. — Не сомневаюсь. Продолжайте. Дождавшись, пока одежда полностью высохнет и восстановится, а сама она сможет шагать без необходимости блокировать боль, Линнер собралась на поиски своего корабля. Она примерно чувствовала направление; чувства ничто не путало, и она, немного посомневавшись, отключила часть из них. Шел третий день, как она ничего не ела — по крайней мере, удалось напиться речной воды. Она, разумеется, могла бы провести еще столько же времени без еды, а если сосредоточиться, то и больше, но ресурсы организма приходилось экономить — тем более, после недавнего падения со скалы. Один взгляд на отвесный утес до сих пор вызывал у нее тошноту. Совсем недалеко от места, где она выплыла из реки, начинался водопад — ей невероятно повезло. Впрочем, в отличие от части мира по другую сторону границы, здесь все казалось довольно нормальным. Солнце ползло по небосводу с идеально правильной скоростью; молодая поросль в росшем вдоль берега лесу была определенно младше русла реки; попадающиеся местами мосты через реку были однотипны и соответствовали цивилизации пятого или шестого типа. Впрочем, ни одного человека ей по пути не попалось, и она была этому скорее рада, чем нет. Пару поселений она заприметила издали: ровные одинаковые блоки жилых домов, украшенное голорекламой небо — и постаралась обойти стороной. Русло реки, похоже, было искусственно спрямлено, а еще оно вело в нужном ей направлении — так что она старалась не отклоняться от него. Ближе к вечеру она заметила, что лес стал совсем редким, а на небе появились яркие всполохи неонового света: вероятно, дальше на реке стоял большой город. Об этом же говорил и все чаще попадавшийся под ногами мусор: обертки, бутылки, тряпки. Линнер подняла с земли одну из пластиковых бутылок и внимательно изучила этикетку, желая получить хотя бы какую-то информацию о цивилизации. Полуобнаженная девушка на картинке зазывно улыбалась и предлагала попробовать ее персики. Состав напитка включал в себя ряд стимуляторов, производство которых требовало технологий пятого уровня — только и всего. Линнер покачала головой: это никак не помогало. Типичный мусор околочеловеческих колоний. Говорит разве что о том, что, в отличие от безымянной деревни, откуда ей пришлось уносить ноги, этот город стоял здесь достаточно долго и, вероятно, жил стабильной жизнью. Впрочем, это она могла бы определить и без копания в мусоре. Зато она была совершенно уверена, что на этот раз поступит исключительно правильно. Она ни во что не вмешается и ни с кем не заговорит — а если и заговорит, то сделает так, чтобы ее собеседник разговора не запомнил. Она будет наблюдать — и вообще, она просто пройдет сквозь город, как можно быстрее. Ее ждет ее корабль. Их обоих ждет важная миссия. Она ожидала, что в городе, население которого по ее примерным подсчетам было не меньше пары сотен тысяч человек, она останется незаметной — однако первое же, что она увидела: огромные голографические экраны со знакомым лицом. Шайн. А чуть позже она увидела и саму себя. И тут же спряталась в одном из темных переулков, сбрасывая тунику — судя по тому, что она успела увидеть, одной рубашки ей вполне хватит для того, чтобы сойти за местную. Что бы это ни означало, ей, определенно, не хотелось привлекать к себе лишнего внимания. — Вышла на работу, сестренка? Тут занято, — раздался хриплый женский голос неподалеку, и Линнер оглянулась: молодая девушка с не по годам взрослым лицом затушила окурок о грязную стену и смотрела на нее с хищным любопытством. — Поменяемся? — предложила вдруг Линнер. — Сама восстанавливается, сама очищается. Девушка сощурилась, потрогала ткань, а затем лениво кивнула и взялась раздеваться прямо на улице. Через некоторое время Линнер, втиснувшись в узкую кожаную юбку и короткий неудобный топ, вышла из переулка, непрерывно поправляя на ногах постоянно сползающие колготки. Она оставила себе сапоги на шнуровке, но колготки то и дело цеплялись то за края сапог, то за края юбки, и, воспользовавшись подходящим моментом, Линнер забралась в очередной грязный переулок и стянула дурацкий предмет одежды. Было немного холодно, но это казалось самой ничтожной из ее проблем. Через город необходимо было пройти, не привлекая внимания местных жителей, которые, как она и предполагала, не узнавали в ней героиню повсеместно транслируемых роликов, на которые она пыталась не обращать никакого внимания — все еще помня о том, что Шайн, возможно, встречалась с ней раньше. Игнорируя весьма закономерное внимание определенной категории горожан, приглашавших ее провести с ними время за сходную плату, Линнер выбралась из города, проклиная неудобную одежду. На коже успел образоваться липкий слой городской грязи, который она ощущала и постоянно пыталась стереть — но до ТТ-капсулы оставалось совсем недалеко, и она только удивилась, как умудрилась не заметить такой большой и шумный город сразу же, как они обе материализовались на этой планете. Сейчас ее занимало только одно: изначальная точка расхождения; вмешательство, которое необходимо было исправить — ощущение казалось чем-то зудящим, неприятным, и она знала, что как только все вернется на круги своя, ей сразу же станет проще. Это чувство и двигало ее дальше: через высокую колючую траву, по развалинам еще одного города, через помойки и полувысохшие болота, пока, наконец, она не поняла, что корабль совсем рядом — пока не ощутила мягкое, теплое, знакомое касание его разума, которое было настолько своим, настолько правильным и присущим ее дому, что чуть не расплакалась. Забравшись внутрь капсулы, она сверилась с показаниями: все было в норме, и корабль терпеливо ждал ее инструкций. Уверенность и терпеливость окутывали ее разум, и она позволила себе на некоторое время понежиться в этих ощущениях. Когда-то, давным-давно, когда она была еще совсем ребенком, эти же ощущения пропитывали ее, когда она выбиралась посидеть в одиночестве во внутреннем дворике своего Дома: любовь к уединению там была известна ее кузенам, и ее старались не беспокоить. Она долго-долго вглядывалась в звездное небо сквозь редкие кроны деревьев и мечтала. Что ж, мечты превратились в реальность. Дело — превыше всего, и, яростно сопротивляясь желанию просто убраться отсюда, вернуться домой, на Галлифрей, она обратилась к кораблю, предлагая рассчитанные заранее координаты. Она открыла собственный разум, позволяя взять из него не только сами значения, но и весь путь ее рассуждений, все ее расчеты, сомнения, доверяя чужому, превосходящему ее собственный, разуму проверить и пересчитать все; вложила в свое обращение это желание и искреннюю просьбу. И ТТ-капсула послушалась: Линнер ощутила, как пришли в действие двигатели, отправляя ее туда, где она должна была оказаться. — Мы с тобой молодцы, — прошептала она, пытаясь убедить в этом, скорее, саму себя. Увиденные мельком образы Шайн, Санни и Рэя на тех экранах — мертвые, окровавленные тела, иссушенные, втоптанные в сухую грязь, как безжизненные рыбы — то и дело возникали в ее памяти. Она должна была что-то изменить. Но для того, чтобы что-то изменить, она должна была все понять. Она вышла наружу — и ощутила, как кто-то сжал ее плечо. Разумеется. 103 модель, спланированная, чтобы принимать гуманоидную оболочку и быть ее постоянным компаньоном. Она обернулась и посмотрела в синтетические, но такие живые глаза тщательно выверенного образа ее ТАРДИС. — Ты ждешь здесь, — сказала она. — Мне не нужна помощь. — Почему вы поступили так? — Потому что я не хотела объяснять присутствие ТАРДИС, — равнодушно ответила Линнер. — Ваша капсула построена таким образом, чтобы сопровождать вас везде, — заметил он. — Вам это известно. Ваша капсула — ваш компаньон. Вы должны были оставаться вместе. — Мои действия, моя ответственность. — Линнер… — грустно сказал вдруг он. — Не для протокола. Ты… Ты все еще не научилась доверять? Она ощутила упрек; желание защититься, объяснить. — Это корабль, — ответила она. — Это то, что переносит меня между точками пространства-времени и помогает выполнять расчеты. Я имею право принимать решения. — Это часть тебя, Линнер. Именно поэтому она и оставила ТАРДИС там. Потому что мгновенного обмена данными между ними ей хватило для того, чтобы определить настоящий уровень опасности; потому что она вдруг осознала, что на этой планете, где она, возможно, совершила какую-то ужасную ошибку и даже не поняла, в чем именно она заключалась, ТТ-капсула была единственным существом, близким ей — по духу, по происхождению. И она защищала корабль: с того самого момента, как окончательно поняла, что случилось на этой планете; что разорвало ткань событий, наложив две параллельные ветки событий одну на другую; что создало бесконечно перетасовывающиеся отражения событий в плохо изолированных областях. Защищала, как близкое ей существо — единственное близкое. Она вышла и сделала несколько шагов: точка сплетения была совсем рядом, и она знала, что никак не могла избежать этого. Возможно, в чем-то Шайн была права: предопределенность существовала. Аварийная посадка была не аварийной. Она была обречена с того самого момента, как приняла решение отправиться именно сюда. Это было известно обоим. Две реальности, существовавшие параллельно друг другу испокон веков; одна ТАРДИС, изменившая ход истории, оказавшись вплетенной в нить событий будущего. Ее ТАРДИС. Наложившиеся друг на друга реальности, перепутанные и бесконечно сражающиеся за право первенства в истории одной планеты. Бесконечно отраженные выборы и последствия, непрерывно переписывающаяся история, неравномерное течение времени. Невозможность исправить ничего: любое вмешательство — камень, брошенный в пруд; фиксированная точка, которых здесь быть не могло. Линнер сделала еще один шаг — сквозь спутанное изначальное пространство, растворяясь в нем, позволяя ему вобрать себя — саму свою суть, бесконечно и многократно спроецировать ее в первобытные линии этого мира, создавая его. Так должно было быть. Она сосредоточилась на будущем, и ощутила чье-то касание: кто-то взял ее за руку, и она была благодарна. Она была не одна. — Какое число тебе больше нравится: двадцать три или сто пятнадцать? Тишина. Линнер выбрала двадцать три — малодушно, но в конце концов, она имела на это право. Она всего лишь живое — и крайне усталое — существо. Пусть будет двадцать три. Десять в двадцать третьей степени микроперемещений — не больше величины Планка — создающих квантовые флюктуации: она восстанавливала поврежденную структуру, возвращая пространству-времени изначально макроскопически нестабильную форму. В будущем не было ничего. В будущем было пусто и просто: на планете не развилось разумной жизни; не появилось ни Санни, ни Шайн, ни Рэя, ни городов; никто не нашел планету и не устроил здесь колонию. Планета — и аномальная нестабильность темпорального поля — осталась навсегда замкнутой в этой часть галактики. Лакуны стянулись. Отражения исчезли. По щекам Линнер текли слезы. — Леди Линнерланентерар, у меня больше нет вопросов. Линнер смахнула с глаз выступившие слезы — это не осталось незамеченным. — Мне нужно будет повторить все это? — спросила она, желая узнать решение. — Нет, — сказал он после долгой паузы. — Мне все понятно. Линнер встала: в темноте ее лица не было видно. — Я оправдана? — Вы не обвинялись. — Вы оставите мне ТТ-капсулу? — Эту? — Эту. — Линнер… — улыбнулся ее старый наставник. — Это не то решение, которое принадлежит мне.