Золотая стальная клетка

      Любить.       Любить.       Лю-бить.       Это сказочно, это красиво, да?       Нет.        Это страшно. Любовь - как тысяча неизлечимых болезней, помещенных в двоих. Или в одного.       Хотя, иногда любовь действительно прекрасна. Откуда сам Северус Снейп знает об этом?       От нее.       Такой красивой, искренней, честной, когда-то его, пусть и не полностью. Когда-то его Лили. Уже Лили Поттер. И даже сейчас, когда урода Джеймса нет, кажется, что он еще больше есть. Он в ее доме, в гостиной, в вазах с цветами, на портретах, на фресках, он на кухне, в статуэтках и коллекционных бокалах, он в спальне – на кровати и креслах, на балконе, в воздухе.       Именно поэтому Снейп не бывает там. Не потому, что противно. Не потому, что она помешана на всем этом. Не потому, что сын так похож на отца, что больно смотреть.       Он не может быть там. И не может объяснить это себе. Хотя, он понимает. Никогда не признает, но он всегда понимал. Он…       - Северус. – Спокойный, медленный кивок от Лили. Она кивает ему и проходит мимо, а он увязывается за ней. Господи Боже, он никогда бы не пошел, не будь он трусом, но он идет. Сжимает зубы, стискивает кулаки и идет за ней. Смотрит на густые волосы, пахнущие шоколадом, но, при этом, пытается думать о чем-то другом. Хоть о чем, но не о ней. Почему? Потому, что, если он будет думать о ней, ему сорвет крышу. Так уже было. Много раз. И это заканчивалось разбитыми в кровь костяшками пальцев. Это заканчивалось разлетевшейся на осколки душой. Это заканчивалось ненавистью к всему, что ей так дорого, но всё большей любовью ко всему этому.       Северус старается подстроится к ее шагу.       - Как…как ты? – откашливается, чуть сбивается.       Она останавливается, задирает голову, улыбается.       - Как и всегда… - она закрывает глаза, а он понимает – очередная картина, очередная доза его препарата-безумия. Даже дыхание сбивается. И дело не только в красоте, не только в чертах ее лица, не только в этом глубоком, еле слышном выдохе, - наверное... Знаешь, Северус…       Он опускает глаза и случайно махает рукой, заставляя развиваться на ветру мантию. Скамейка под липами. Он вдоль и поперек знает этот парк, перед ее домом. Здесь он может бывать, просто потому, что Джеймса здесь уже нет. Из-за частых ветров голова будто становится свежее, поэтому, его здесь нет.       Они проходят тихо, шелест листьев перекрывает звук шагов. Присаживаются. Лили молчит. Она молчит так долго, что любой бы ушел, думая, что ничего не услышит, но кому, как не ему, знать о ней все? Даже ее мыли.       Так ведь было всегда.       Когда ей холодно – его мантия на ее плечах. Когда тяжело разобраться в зельях – случайно оставленные тетради с конспектами на ее столе. Если становится грустно – разрешение на поход в Хогсмид, сливочное пиво и ее любимые «снежные ангелы». Почему же все это живо в нем до сих пор? Не потому ли, что она – его любимая наука? Не потому ли, что можно забыть про все, но узнать ее?       Не потому ли, что, не зная ничего, не веря ни во что, однажды мальчик – простой, без всего, без никого – совершенно случайно, но получил, всё? Любовь, дружбу, друга. Лили.       И в пору бы появиться горечи, кому в горле, который не получится сглотнуть или перебить, но этого нет. Есть свет. Ему кажется, что очень важно видеть его – этот свет. Видеть ее.       Смотреть на нее сейчас и понимать ее мысли. Одну мысль. О ненависти. Безапелляционной, бесконечной, безмерно большой и ничтожно маленькой, ненависти. Ненависти к нему.       Почему даже на это у него нет горечи, желчи? Она же всегда есть. Ну, по крайней мере, желчь – всегда есть. Есть тысяча ударов, которыми можно ударить. И что стоит выплюнуть в нее эти слова? Да ничего, но будет ли он? В нее? Никогда.       Снейп, неожиданно для себя, усмехается. Незаметно ни для кого, кроме нее. Как в детстве, под тем самым деревом, где они лежали и мечтали о сдаче простой контрольной и волновались из-за украденных книг, которые нужно было бы вернуть.       И эта усмешка держится на его губах пару мгновений.       Усмешка для себя. Насмешка даже, но исключительно над самим собой, потому что вот, что такое любовь. Любить – быть безоружным. Он – комок. Наэлектризованный комок. Комок с оголенными нервами, как с проводами – тронь и погибнет от разряда такой силы.       И вот она. Та, перед которой гол, безоружен, раздет, без всего, только со всем.       Она – умелый игрок, бывалый даже игрок. Она передирает его, прошивает точечными зарядами, заставляя дрожать – то ли от злости, то ли от гнева. И был бы он слюнтяем Джеймсом – он бы показал ей, сказал бы все откровенно, так, как есть, но он – не Джеймс, и, на самом деле, слава Богу.       В любом случае, был или не был бы он Поттером – это ничего не меняет.       Она, Лили, всегда всех идеализировала. Каждого – вдоль и поперек рассматривала и во всех, во всех без исключения, видела что-то такое прекрасно-красочно-хорошее, чего никогда не было на самом деле. И, если он когда-то и обижался на нее, так за это. За то, что она видела идеальными всех, кроме него самого. Напротив, видела его не плохим, не хорошим, а настоящим. И даже зная его настоящего, решила уйти, предпочтя красный галстук, начищенные ботинки и постоянную улыбку Джеймса Поттера. Наверное, это даже не обида. Это та боль, говорящая ему «Знай. Свое. Место».       - Северус… - вновь говорит она, смотря на него. Он чувствует взгляд Лили, он же осязаем, как можно не чувствовать его? Но как можно смотреть на нее в ответ? Никак. Он спокойно смотрит вдаль, за деревья, за кусты, за парк, за Лондон и ждет, в то время, как в душе у него и в сердце буря, шторм, ураган, что не утихает уже много лет. В очередной раз, он это – вся суть. Ждать. Ждать ее. Быть больным ею. Своим желанием – ждать ее. Чувствовать порой такие взгляды и надеяться, что после этого очередного разговора он сможет найти в себе силы, чтобы уйти. Но желание быть с ней сильнее, больше, нежели количество воли, чтобы навсегда пропасть. – Ты не здесь, - она напряженно улыбается, - не со мной.       Он покачивает головой – то ли согласие, то ли отказ.       - Я думал, Лили. Много думал.       - Я… - она сбивается, прикусывает губу и продолжает, - я знаю. Наверное, минута тишины, может, больше. Только щебет птиц и шаги двух прохожих. И снова одни, снова вдвоём, снова в этом парке и даже на той же самой скамье, выкрашенной блеклой желтой краской.       - Ты не Джеймс, - она вдруг говорит это. Порывисто, случайно, резко. Так, что сожаление колет почти мгновенно. Она вновь закусывает губу, нервы. Нервы, нервы, нервы. Выдох. Его, ее – не понятно. – Я… я никогда не понимала тебя, Северус. Этот твой снобизм, скованность, холод. – Она качает головой, растрепывая кудри, - это не правильно, понимаешь? Я… я верю, что любовь – это однажды, так? Ты сам говорил мне, что любить можно только один раз, Северус. Один. – ее плечи трясутся.– я не знаю, что делать с этим. Я схожу с ума. Это не правильно. И знаешь что, Северус, мне страшно. – Она вскакивает, встает перед ним, хватает за ледяные дрожащие ладони, смотрит в его глаза и выплевывает эти слова, - все повторяется, слышишь? Парк, ты, я. Я умираю в этом. В паре тройке фраз о погоде. Где ты, Снейп? Где ты в себе? – она срывается на шепот, не давая ему отвести взгляд. Впрочем, он не отвел бы. Так долго мечтать смотреть на нее, в глаза. – я стыжусь этого, веришь? Стыжусь потому, что ты всегда презирал это чувство, а я всегда испытываю его рядом с тобой.       Ему удается повернуть голову, посмотреть туда, где она раньше сидела. Но удается делать это секунду, потому что ее руки оказываются на его лице, разворачивают, смотрят на него, опять – в глаза.       И ее шепот.       - Страх. Страх, Северус. Страх потерять окончательно все. – ее глаза слезятся, дышать тяжело давно, но сейчас – невозможно. – Если я потеряю тебя, я потеряю себя. Поэтому где тот самый… тот Северус Снейп, которого я всегда знала? Потому что... потому что такого тебя я ненавижу за то, что тебя нет. За то, что от тебя сейчас – подделка, муляж, кукла. – это похоже на бред. Для любого это был бы бред. И, на выдохе, она повторяет. Не может уже, но говорит. – Где ты? Есть ли ты вообще где-нибудь?.       Минута тишины, неловкого молчания. После - она толкает Северуса, размазывает ручьи слез, бежит. Не к дому, куда-то в другую сторону. Не понятно, куда. Просто подальше. А он думает. О том, где он. И хотелось бы сказать, что у ее ног, около нее, рядом с ней. Но почему сковывает тело. От такой непроходимо железной лжи самому себе. Потому что так лгать нельзя никогда.       И быть настолько в норе своего воспаленного загноенного сознания тоже нельзя.       Это бьет по нему, как раскаленным прутом, как розгами, как кулаками Джеймса в школе. И – ясно. Клетка, где все идеально. Лили выполнила свое обещание. Обещание научить его верить в добро. Он же верит. У него есть коробка воспоминаний – красивых, с ней. Там она смеется, радуется, любит, мечтает, живет.       Там она идеальна. Там прекрасная погода, редкие дожди, там вечно зеленая трава и она, в ярком платье или черной идеальной мантии. Там уроки, где у нее почти всегда поднята рука, там записки, которые они писали друг другу, там нелепые и смешные уроки, где их учили летать на метлах, там ЖАБА, там столько света, что тьма вокруг – не нужна.       Он запрещал себе попробовать захотеть. Захотеть прийти куда-то. Он оставался на одном месте, в одной точке, потому, что так бесчестно любил ее. Он настолько любил ее, что дал ей все. Даже то, что не смог простить себе – ее свободу. Он не смел желать быть с ней потому, что не стал бороться. Отдал ее ему.       Но самое страшное то, что сейчас он благодарен ему. За то, что он спас Гарри своей защитой, за то, что оставил Лили такой же, какой она была в школе. Он был благодарен Джеймсу за то, что тот сейчас – через столько лет издевательств, вернул его, Снейпа. Заставил его понять, что бояться надо не ей, не потерянного Северуса. Нет. Это ему надо бояться потерять ее. Потерять то единственное хорошее, за что надо бороться. Бороться до конца. Без остатка. Что происходит? Почему он догоняет ее? Почему дергает за плечо и заставляет уткнуться в свою грудь? Происходит то самое. Изначально правильное.       - Я больше не пропаду, Лили… я… - по лицу катится кристально чистая капля – то ли дождь, то ли слезы, - я клянусь тебе.       Она бьет по твердой груди, плачет, дрожит, но… верит ему. А он никогда никому не клялся. И кто бы только знал, что сам Северус Снейп сделает это – выберется из своей клетки, заставит себя жить и, быть может когда-нибудь он простит себя? Простит настолько, что навсегда останется с ней. Позволит себе быть с ней. Как Джеймс. Он не такой, он – не Поттер, но он тот, кто нужен был ей. Тот, из-за кого она сейчас такая.       И черт все побери, если сейчас и она перед ним не безоружна. Если и она – пропала в нем.       Это любовь? Слезы? Отчаяние? Страх? Вера? Надежда? Свет?       Лили всегда верила, что – да. А он?       Северус Снейп всегда верил ей.