Сильвана запретила чудеса

- Что же такое Забытая Тень? Давайте поговорим об этом философски, мой друг. В конце концов, Святой Свет - это тоже "не более чем философия", так почему же нам, под это чудесное альтеракское, не предаться рассуждениям об высших материях? - Я боюсь, как бы наша беседа не утомила нашу даму. Женщинам быстро надоедают такие темы, а нам обоим было бы досадно лишиться её общества. - Помилуйте, коллега, будьте реалистом. Разве вы не видите, что яблочное вино оказалось куда сильнее всех приёмов многоуважаемой маэстро фехтования, и нам нечего беспокоиться о том, что она нас покинет из-за какой-то занудной беседы. Право дело, тут редко встретишь достаточно интеллигентного собеседника, чтобы размять ум, и нечего лишаться такого шанса из-за собственного неуважительного отношения к умственным способностям нашей компаньонки. В самом деле, может и ей это будет интересно?! Ингеборга подняла голову и приоткрыла глаз. В луче серого света, косо падающего из перечёркнутого крестовиной переплёта окна, сидели два говорящих скелета в тёмно-серых и чёрных лохмотьях и попивали прозрачное серо-зелёное вино из блестящих бокалов. Моргнув глазами два раза, она уронила голову обратно - на стол. - Вы меня убедили. Так с чего же мы начнём? С определения? - Да. Как бы вы назвали эту религиозно-мистическую практику? - Мне нравится поэтическое: "Тень - это то, что остаётся от Света, когда его закрывает Человек". - А как же всякая тёмная магия, потусторонние силы? - Нет-нет, это основоопределяюще для нашей культуры! Сами подумайте - человек, Личность, во главе угла, на месте предопределённом Высшей Силой - Светом, да ещё и в ситуации, когда Он диктует Свету! Этой Высшей Мистической Силе! Это основополагающий образ выживания нашей культуры, залог объединения Отрёкшихся к какой бы нации они не принадлежали. Вот я, например, даларанец, вы - лордеронец, я полагаю? - Да. В третьем колене. - Вот видите. При жизни, мы может, даже не смогли бы познакомиться! А наша ласковая дама с тяжелой рукой? - Что-о-о?! - Кто вы родом? - А-а... - Аратийка? - Ал.... - Альтерачка? - Алкоголичка... - Маменька, ну хватит! Не лезь со своими лентами к моим волосам! - Доченька, милая, ну разреши открыть твою шею! У тебя она такая хрупкая, такая нежная, и так замечательно отвлечёт внимание от твоих рук! - У. Меня. Нормальные. Руки. - Ну, некрасиво ведь девочке! Надо что-то сделать... Держи их на уровне груди, ни в коем случае не опускай и не вытягивай! Согни в локтях! - Да что ты пристала, руки-руки... маменька, я же тебе не принцесса какая-то! - Понравишься герцогине - будешь и принцессой, и всем, кем только ни пожелаешь. Не спорь! Спорщица ты моя... Упрямица... Мама - крепкая тёмнокожая женщина обняла свою юную дочь. Ингеборга до сих пор, как вчера, помнила этот момент - потом она обернулась и увидела своё лицо в зеркале - полуребёнок-полуженщина, хрупкая шейка и острые ключицы, парни, даже видя её в рабочем платье, тоскливо вздыхают вслед и провожают кальмарьими глазами. Смуглая кожа и рыжие волосы - экзотика везде, а тем более в сочетании с юностью и подаренным платьем подруги-фрейлины. .... - "Юношеский максимализм". Я бы так сказал. - Юношеский? - А кто мы, как не юноши и дерзновенная молодёжь новой расы? Зачем сравнивать нежизнь со старостью, когда нам свойственны все достоинства и пороки молодости - дерзновенный полёт мысли, кипучая творческая энергия, отрицание авторитетов, преклонение перед идолами и идеями.... - Мне интересно, что из этого вы назвали "пороками"... - Страшновато-то как. Спина вся голая! - Ну, давай, оденешь розовое. В нём - голая грудь. - Нет! - Это мода такая, привыкай. Женихам нравится. - "Нет" - я сказала потому, что мне розовый цвет не идёт. - Конечно-конечно, а не потому, что ты такая у меня со всем на свете спорщица. - "Сарказм". Слышала про такое слово? Может мне его вытатуировать на спине, между лопаток? Знаешь, это платье очень удобно для таких случаев. - Сарказмом здесь и не пахло. А в следующем сезоне изменится мода, и где ты свои "сарказмы" будешь татуировать? На лбу? - Сделаю и на лбу, если не заткнёшься. - Вы извращаете сам принцип Уважения, как основы и Святого Света и нашей религии. Ваше определение "юношеского максимализма" это... Сила? Если не Упорство?! - Упорство! Высшая сила спустится к тебе только как уважение к твоему постоянному стремлению. Невозможно привлечь внимание высших сил силой - иначе они не были бы Высшими. - Позвольте, как магу, мне не согласиться. - Не путайте действительно Высшие Силы вроде Света или Тени с мелкими проявлениями Силы в виде монструозных существ. Даже эльфы не смогли насильно украсть Свет. - Позвольте опять же не согласиться с вами. - Ну и кто они сейчас? По-прежнему еретики или праведные Воины Света? - Ну, они были поставлены в такие условия, в которых не могли не согласиться... - А кем? Высшей Силой! И вот таким образом мы плавно подходим к понятию Уважения... - Да, если с превосходящей тебя силой нельзя бороться, лучше ей подчиниться... Герцогиня напоминала шахматную королеву - мощные бёдра, затянутый в корсет тощий торс, длинная голова с двойным подбородком и большим толстогубым ртом. Эта гротескная фигура на целую голову выше плыла над окружающими мужчинами, так высоко, что Ингеборга даже не запомнила, какого цвета у неё глаза. - А, добрая Линда и милашка Ингеборга! Дебелая, увешанная кольцами и камнями рука протянулась к ним для поцелуя. Маменька приложилась к ней, Инги остановилась в шаге, вопросительно наклонив голову. Рука требовательно тряхнула блёстками и стразами. Мама толкнула дочку в спину локтём. "Ну! Гордячка! Это же наша благодетельница!" Рука плавно развернулась, сверкнув серебром и золотом, и на удивление ловко схватила девушку за подбородок, заставив поднять лицо навстречу нагромождениям плоти. - Хороша, ох хороша! Настоящая альтеракская кровь! В отца пошла нравом, да? - лицо Ингеборги бесцеремонно наклоняли из стороны в сторону, разглядывая со всех сторон, хотя она, пылая гневом, и пыталась сопротивляться. - Ох, такая строптивая, такая непокорная! Согрешили мы с ней - никакого сладу. Ни добром, ни злом не понимает, всегда всё по-своему делает!.. - В отца пошла, она в отца, Линда, не в тебя. От тебя только этот чудный оттенок кожи. Вот она, горская порода, как на ладони! Зубы здоровые? - толстый противный палец залез ей в рот и оттянул уголок губ. - Смотри, какие милые острые клычки! О, эта дикая кошечка будет цениться среди знатоков! Ингеборга, бледная от злости, наконец-то вырвалась и сплюнула на пол. - Нет, не кошечка. Волчонка. Кошечки немного гибче, а эта - силой берёт, - примирительно подытожила осмотр герцогиня: - Милочка, ты любишь водиться с детьми? - Знаете, что.... - Отлично. Значит любишь. А, видя, как ты собралась избить больную старую женщину за то, что она сунула тебе руку для поцелуя, можно быть уверенной, что ты и к ребёнку никого на милю не подпустишь. - Так вы, ваше высочество, специально её... - Да, да. Ну, неужели, я буду обращаться с дочерью подруги, как с племенной кобылкой на базаре просто так? - герцогиня рассмеялась, в такт хлопая веером: - Чтобы драгоценные альтеракские козочки приносили нашу знаменитую альтеракскую шерсть, их надо выгуливать на горных лугах. А чтобы их не съели йети и не украли разбойники, пастухи выращивают в одном стойле с ними волчат, из которых получаются замечательные овчарки. Ну вот, моя тринадцатилетняя козочка подросла, ей пора выходить в свет, и, чтобы на её нежную шерстку никто не покусился, я беру для неё сторожевую волчицу. - Не знаю, ваша сиятельство, моя Ингеборга такая грубиянка... - Это только при нас, не беспокойтесь. Увидит мою племянницу - растает как масло, - герцогиня слащаво улыбнулась, обмахиваясь веером: - У вас на редкость удачная разница в возрасте - вы быстро сойдётесь и станете ближайшими подругами. Когда она выйдет замуж, у тебя уже будет первенец и ей будет не к кому бегать жаловаться на своего супруга, а когда она наконец-то родит мне внука, у тебя уже будет второй ребёнок, большая грудь, полная молока, и голова, полная здравого смысла. Словом, все, о чём мечтали мы с тобой, Линда, да не смогли. - Ваше высочество, только бы её характер ничего не испортил. Единственный страх мой. - Не бойся. Женихи уже есть? - Да есть Том - с конюшни, но она с ним не очень спешит. Непутёвой растёт - не понимает что девке в её возрасте надо... - Это плохо. С конюхом лучше расстаться. Ингеборга, выпятив челюсть, сверкнула глазами исподлобья. - Ты теперь отвечаешь не только за себя, но и за ещё одну безгрешную душу. Милочка, подумай - в Альтераке нет ничего презреннее простолюдина. Что у них за душой? Мифическое "слово чести", и реальная дыра в кармане? К настоящему богатству и положению, к которому ты, дорогая, вскоре станешь ключиком, их нельзя подпускать - поверь мне, все эти честные кузнецы, добрые конюхи, и ласковые повара очень быстро портятся, стоит им попробовать настоящей жизни. Спроси маму о своём деде. Поэтому - забудь о них. Ты станешь птичкой другого полёта. - Доченька, ты совсем не понимаешь мужчин. Страха у тебя нету, а через него - разума. - Ну, Линда, насчёт "страха" мы всё можем исправить... - А что насчёт Силы? Как вы прокомментируете это Достоинство, аптекарь? - То, что это понятие вылилось целиком в технику безопасности. - А как же ваша романтика? Неужели для последнего Достоинства вы не найдёте красивых слов? - Красивые слова... как же. Понимаете, Забытая Тень учит нас быть осторожными - со всеми силами, которые становятся нам подвластны. Касается ли это магии, алхимии, или же мистической, или банальной физической силы, которой любит хвалиться наша уснувшая собеседница. - Ну, думаю, "собеседницей" называть её невежливо. - Я не сплю... - протянула Ингеборга, приоткрывая желтовато светящиеся глаза. Серый свет в окошках стал ярче, похоже, за ними теперь был рассвет, а не вчерашний вечер. - Что вы скажете о таком достоинстве, как Сила? - Что толку с неё? Я сильнее палача, но если я попробую врезать ему, он позовёт взвод Стражей Смерти... - Власть - это тоже Сила. И тоже требует осторожности... ...От грохота пошло одетого оркестра и выпитого вина шумело в голове. Перед глазами мелькали поднадоевшие лица дежурных кавалеров, все, как один - с породистыми пернольдовским шнобелями, и волосатыми влажными ручками. Маменька и Герцогиня наконец-то сжалились над Ингеборгой и отпустили девушку из круга танцев. Она отошла в тень галереи, поправляя смятое платье - последний кавалер слишком сильно пах вином и позволил себе лишнего, чуть не порвав чужой наряд на девушке. "В следующий раз врежу промеж ног" - мстительно подумала она тогда, ломая голову, как обратно влезть в чуть не съехавшее боком чудо эльфийской моды, не раздеваясь прилюдно. Легконогие кравчие и стремянные давно уже не мелькали меж тяжелых колонн королевского дворца, тоже умаявшись на службе. На скамьях спали разодетые гости, которых обошли вниманием или не рискнули побеспокоить слуги свиты, а бал всё ещё продолжался. Ингеборга наконец-то справилась с оборками и декольте, и, распустив рыжие волосы по плечам, по краешку галереи, по самой тени, сторонясь света факелов и канделябров, спустилась к лестнице на кухню, предпочтя сделать круг по коридорам замка, чем попасться у комнат слуг на пути подгулявшей знатной молодежи, которая как раз начала растаскивать самых сговорчивых служанок и фрейлин по постелям. К счастью, смену блюд уже давно не объявляли, поэтому никто не повернул головы в её сторону, что дало повод девушке облегчённо вздохнуть. И то хорошо. Чем старше она становилась, тем меньше она выносила общество людей - незачем их так много на свете. Маменьки, брата Яна, Герцогини... ну может ещё той незнакомой ещё девочки, к которой её приставят, вполне достаточно. Остальных, вместе с Его Носатым Величеством и всякими лордеронами и даларанами можно послать куда подальше, и не вспоминать, благо горы позволяют. "Надо было взять что-нибудь с королевского стола на завтрак" - опоздало вспомнила она, но потом успокоила себя мыслью, что маменька точно что-нибудь прихватит. Да к тому же кухня ещё открыта... ...С кухни раздавался звон бубенцов. Негромкие, чуть заплетающиеся мужские голоса, звяканье шпор об каменный пол. Заинтригованная девушка заглянула туда, наклонив голову. Её заметили. Маленький уродливый человечек в пёстром шутовском наряде и колпаке с бубенцами, и его товарищ - раззолоченный оболтус, лет двадцати, судя по голосу - в падающей на лицо тени из особых примет различалась только щетина. - О, видишь? Да не там, туда смотри! Это, наверное, кухарка, она тебе поможет! - убедительно говорил ему шут. - Я не кухарка, я Ингеборга. Я с бала сбегаю. А вы из свиты герцогини? - всё-таки выпитое вино заставило забыть об осторожности. В другое время она бы поостереглась даже подавать голос. - Ин-геб-борга? - пьяным голосом еле справился с трудными согласными шутовский собеседник, пошатнувшись, и одной рукой схватившись за стол, а другой - за рукоять меча: - Какое... каменистое имя! - Каменистое? - удивилась девушка, опасно смелея и заходя в полутёмную кухню: - Так меня никто не называл... - А мы - поэты! - еле ворочая языком, кивнул пьяница, приближаясь к ней: - Метафоры, саги, баллады... сонеты... - он двинулся вдоль стола, поминутно наваливаясь на него и волоча привязанный к поясу меч прямо по грохочущим кастрюлям и ковшам: - Ваше имя перр-рекатывается, как камни на отмели, как галька в горрном рр-ручье... Много позже, вспоминая эту ночь, Ингеборга жалела - будь она чуть постарше, чуть поопытнее, чуть трезвее, заметила бы неладное в этих чрезмерно неловких шагах. - Вы... вы перебрали лишнего, милорд, - стараясь сохранять холодность в голосе, несмотря на будоражащий кровь хмель, дружелюбно ответила она, обходя незнакомца по другой стороне стола, ближе к светлеющему очагу: - Смотрите, на ногах не держитесь. - Я... не держусь? О, рыжекосая нимфа, позволь рассказать тебе, что ждёт этой ночь... Она оглянулась - всего на миг, чтобы поблагодарить улыбкой за комплимент. Коротышка моментально оказался за её спиной - и ловко толкнул под коленки - кажется, просто встал на четвереньки. Она не успела понять, как уже лежала на полу с подолом вокруг головы, а лодыжки крепко сжимали и разводили в стороны маленькие, сильные, и холодные, как лёд, ручки. - Быстро! Что ждёшь! - раздался злобный шепот. Она яростно сбросила с лица подол, и увидела, как "поэт" подходит к кругу света, медленно выдёргивая ремень из штанов. Меч с блеснувшей золотом и парчой перевязью он бросил на стол - слышно было, как тот звякнул в какой-то кастрюле. - Хе-хе-хе, и кто теперь на ногах не держится? - прошипел снизу голос коротышки. Откуда только силы взялись - она резко сомкнула колени, и неожиданно, в первую очередь - для себя, подняла на ногах цепкого паяца и изо всех сил уронила его на угол печки, прямо об закрытые железные заслонки. Раздался удар, истошный, почти женский визг, заслонка топки отлетела, высыпав горсть красноватых углей, хватка на лодыжках разжалась. Ингеборга вскочила, хватаясь за углы печи и ножки стола. - Держи её, убежит! За юбку грубо дёрнули - эльфийская ткань с визжащим треском пошла на разрыв, она споткнулась и полетела грудью на стол, с грохотом переворачивая кастрюли, тарелки, сковороды. Волосы больно намотали на кулак, пятерня в затылок грубо прижала лицом к разделочной доске. Противно и липко лапнули за бедро. - Стража! - крикнула она пропавшим голосом. - Правильно... - раздался у уха страстный, и совершенно трезвый голос: - Зови стражу, громче, громче зови, кусачая Волчонка... В глаз блеснуло золотым эфесом меча. Собрав все силы, она выпростала руку из-под себя, схватила оружие, и вслепую отмахнулась, метя в тень за спиной. Незнакомец отпустил её волосы, защищаясь, поймал оружие за портупею, привязанную к ножнам, Ингеборга развернулась, облокотившись об стол, дёрнула меч на себя. Опасно и хищно сверкнула обнаженная сталь в руках обнаженной девушки. - Стой! У неё меч! Хватит! - пискнул шут. - Это мой меч! - рявкнул золочёный. Неуверенная походка пьяницы вдруг сменилась скользящим шагом опытного фехтовальщика, обманный взмах ножнами с портупеей перед лицом - Инги тогда просто растерялась, и не среагировала на него, как рассчитывалось, перехватила меч двумя руками, отшатнувшись... в клинке отразились красные отблески рассыпанных по полу углей, эфес дёрнулся в ладонях, проворачиваясь и стараясь выскользнуть, кончик меча вонзился в живот насильника и, теряя блеск в струях крови, пошел боком, рисуя рану, похожую на улыбку... Он даже не застегнул гульфик... - Демоны! - выругался менестрель, падая на колени, и хватая руками страшно выпадающие кишки: - А-а-аа! - Идиотка! - крикнул сквозь вопль подельника шут: - Зачем полезла! Я же позвал стражу! - и кинул ей в лицо разорванное платье: - Беги! Шокированная Ингеборга уронила окровавленное оружие, и, не помня себя, поймала испорченный наряд, лихорадочно пытаясь как-то это одеть. Потом разум и смысл сказанного вернулись, и она бросилась сквозь кухню прочь, схватив для чего-то висевший у задней двери огромный окорок с торчащей берцовой костью... ...Деревянные ступени винтовой лестницы летели прямо в лицо, не желая кончаться под отблесками проносящихся факелов. Их с маменькой каморка была в угловой башне, прямо над отцовской псарней, и впервые она жалела, что живут так далеко от людей. Хлопнула дверь, в глаза бросились привычные узоры настенных гобеленов. Брата не было - отправился с очередным поручением, и слава Свету. Она задвинула вход стульями и сундуком, с омерзением морщась, сорвала с себя все одежды и бросила их в центр комнаты, вместе с злосчастным окороком. Много несчётных минут ходила по кругу, не в силах ни думать, ни что-то сделать. На даренном рваном платье была кровь. Всё тело чувствовалось грязным, испачканным, не хотелось даже прикасаться к новой, чистой одежде. Взгляд случайно упал на открытую комнату брата, девушка вошла туда, пнув босой ногой незапертую дверь, схватила его штаны, сапоги и рубашку, и оделась. Вернулась. Посмотрела на сваленную кучу одежды с окороком, потом - на своё отражение в зеркале, выругалась от ненависти, торопливо сняла с себя рубаху, и сорвала простыню с их с маменькой кровати. Рванула полотно, обмотала вокруг себя, крепко перетягивая грудь, снова надела мужскую рубашку. Взглянула в зеркало, коснулась своих длинных волос... и села перед трельяжем, нашаривая ножницы. Раз, два, теперь снова аккуратнее - и вот уже перед зеркалом сидит не дочь дворцовой служанки, а молоденький мальчик, может чуть миловиднее, чем хотелось бы... Обрезанные волосы полетели в общую кучу с окороком и измазанным кровью платьем. Недолго думая, она связала всё это в узел и, распахнув окно, выбросила прочь - снизу раздался собачий визг и шум постепенно нарастающей псиной свары. "Будет отцу подарок на завтра. Ещё подумают, что я выбросилась...", - как-то отрешенно пронеслось в голове... Взгляд в зеркало, взгляд на оружейный шкаф брата. Кольчуга и перчатки пришлись впору, она схватила сразу оба оставленных меча, несколько раз неудачно попытавшись приладить их перевязи на поясе, закинула за спину, и, оттолкнув сапогом сундук, выглянула на лестницу. Маменька так и не попалась на пути, а караульный на вратах замка принял её за брата. В городе она прибилась к патрулю, который её арестовал как дезертира и за неимением знаков различия отправил в формирующиеся за городом части... ...Кажется, она заснула опять, потому, что неспешная беседа вновь прекратилась. Звякнуло стекло о стекло, булькнула жидкость, наливающаяся в стакан. - Изумительное вино всё-таки делали у Пернольда. Как думаете, где-нибудь в землях Синдиката могли выжить знатоки этого рецепта? - Знатоки-виноделы, хм... - протянул второй голос, повторяя ритуал с бульканьем: - Я больше боюсь, остались ли яблочные сады в Альтераке... - Остались, - подала голос Ингеборга: - Ох, почему похмелье действует даже на мёртвых? - Это тонкий философский вопрос, глубокоуважаемая маэстро. Если представится чудо нам вновь собраться в столь приятной компании, может, возьмёмся затронуть и эту животрепещущую тему? - К сожалению, мой дорогой коллега, на ближайшие несколько дней Сильвана запретила мне подобные чудеса. Работа... - Что-то интересное? - Вы слышали о пленниках в развалинах крепости Дарнхольд?.. Начало истории следует...