The night we met

День переходил в ночь, а ночь переходила снова в день. И так каждый раз, каждый чёртов день казался для него точно таким, каким был вчера, позавчера, неделю назад, месяц... Казалось, смысла, ради которого стоило жить, не было. Так оно и было. Ведь как всегда он всё проебал. Он всегда всё проёбывал. Всё, что ему было дорого, всё, что казалось таким близким и светлым в его серой, полной тьмы, жизни. Просыпаясь каждое утро в холодной, как и сама квартира, постели, Леонард делал всё машинально. На рефлексах, которые запомнили его мышцы. Он даже не думал, в его голове не было ни одной мысли. Просто встать, просто пойти в ванну, сделать кофе, и на работу; вернуться домой, поужинать холодной, вчерашней едой и лечь спать. И так каждый раз, каждый день. Как по часам. Ведь смысла не было, смысла дышать полной грудью уже не было. Его не стало в тот день, когда оборвалась последняя нить, связывающая его с тем единственным, светлым лучиком солнца в его, Маккоя, холодной и тусклой, как дождливое небо, жизни... *** Но появился этот смысл в ночь с пятого на шестое марта. Какого чёрта он тогда пошёл непривычным путём, которым ходил от дома до работы, от работы и до дома. Все эти пять лет, работая главным хирургом в местном госпитале, он ни разу не менял свой маршрут. А в этот вечер решил свернуть на более длинную дорогу до дома. И это, на первый взгляд, такое лёгкое решение, поменяло всё. Идя вдоль дороги, в незнакомом районе он рассматривал дома, деревья, небольшие магазины, которое в это позднее время уже, почти все, были закрыты. Сегодня был трудный день, он чуть не потерял человека на операционном столе, но он смог, смог спасти ещё одну невинную душу. Он шёл не спеша, желая насладиться, впитать в себя эти моменты, когда ни куда не надо было торопиться, не нужно было думать: а что будет завтра? Просто жить. Просто жить свободно. И вдруг взгляд зацепился за невысокий силуэт, стоящий одиноко на этой пустой и тихой улице. Подходя ближе, Леонард разглядел в этом силуэте парня, скорее даже мальчишку. Казалось, он просто стоял и куда-то смотрел. Раньше Маккой прошёл бы мимо, ну подумаешь, какой-то парень гуляет в столь поздний час совершенно один, может у него встреча? Хотя почему он вообще об этом думает? Но тут он заметил, как блестят глаза того, блестят от слёз. А на улице ещё только начало весны, солнце ещё не прогрело землю настолько, чтобы можно было бродить ночью без куртки. А парень был без куртки, и явно дрожал от холода. Что-то в сердце кольнуло, и ноги, совершенно не слушаясь Лео, понесли его к этому незнакомцу. Заметив его, парень перевёл свои огромные глаза-озёра на мужчину. Парень действительно был очень молод... Его кудрявые волосы спокойно колыхались на слабом, ночном ветерку; алые, искусанные губы дрожали от холода, как и он весь - его явно пробивал озноб. А глаза...эти глаза, цвета грозового неба, такие глубокие, что в них можно было утонуть, такие манящие, смотрели прямо в душу, разрывая чёрствое сердце Леонарда на куски. - Парень, ты в курсе, что уже полночь, да и на улице явно не летний денёк. Какого чёрта ты тут делаешь? Хотелось его как-то укрыть, спрятать от этого, колющего кожу ветра. Юноша явно испугался, да и кто не испугается, когда к тебе посреди ночи подходит явно незнакомый мужчина, и что-то тебя спрашивает. Был бы Лео в его возрасте, дал бы дёру сразу же. Почему он не убежал? Почему он остался? Почему не промолчал?.. - Я...я...ушёл из дома, - в этот раз в его глазах читался не страх, а некая гордость. А голос так и дрожал. - И даже куртки не прихватил? - что он делает? Зачем он тут стоит и говорит с этим незнакомцем? Какое ему дело до его проблем? Когда Леонард заделался в альтруисты? Столько вопросов, а ответов он даже и придумать не может. - Торопился. Ударить его, нет? И тогда Маккой сделал тот жест, который и определил всё, определил его будущее, его прошлое, и его настоящее. Он протянул свою кожаную куртку, и когда этот малец протягивая свою руку, коснулся пальцев доктора своими, в его сердце взорвались сверхновые, разнося свою звёздную пыль по венам Леонарда. *** Как бы он хотел вернуться обратно, обратно в ту ночь, в ту роковую ночь, когда его жизнь поделилась на До и После. Как бы он хотел вернуться в прошлое, и не идти той дорогой, не идти тем путём, который он не знал и был ему чужд. А спокойно дойти до дома за каких-то пятнадцать минут и налить себе крепкого виски, упав в темноту, которая так и звала его весь день... *** С Пашей было хорошо. С Пашей было тепло и уютно. Он отдавал всего себя, а Леонард только пытался...пытался открыть ему свою душу, что бы этот неугомонный лучик проник в ту пучину ночи и пыли, но он знал, что в той непроглядной тьме, лучик просто исчезнет, просто раствориться и больше не согреет сердце Маккоя. И он так часто закрывался от Паши. А Паша просто улыбался и делал вид, что всё хорошо, что он будет рядом всегда. Но всегда рано или поздно кончается. Лео видел как Паша затухает рядом с ним, как солнце, которое скрывается за тучами, но больше не появляется из за них. Больше никогда. Доктор любил его, он любил его всем сердцем, всей душой, или тем, что ещё осталось у него после его, покрытого толстым слоем пыли и боли, прошлого. Но не мог дать Чехову того, чего тот так требовал, так нуждался. Нет, Паша никогда бы ничего не требовал и не просил, но в каждом движении, каждом прикосновении, каждом взгляде или вздохе Леонард видел, что тому так нужна теплота, нужна нежность Маккоя, без которой он просто зачахнет, исчезнет и не сможет очнуться. И Лео видел, как тот, с каждым днём всё больше и больше закрывается, больше уходит в себя, ведь он отдал всего себя, всю свою душу и теплоту Маккою, но так ничего и не получил взамен. Глаза Паши больше не те озёра, в которых хотелось утонуть, в которых ты без лишних слов пошёл бы ко дну, в них ты не видишь, каждый раз, того грозового неба, перед дождём; тех слёз, которые были в первую их встречу. Они просто пусты, в этот раз они как трясина, которая затягивает тебя, перекрывая тебе кислород, в которых ты теряешь себя и теряешь всё, что было тебе так дорого. Так дорого. После долго молчания, которое было тем затишьем перед бурей, Маккой видит и слёзы, и крики, видит всю боль и желчь, которая накопилась в сердце Паши. Он кричит, он бьёт всё, что попадается в руки. Всё то хрупкое, что было в его руках, разбивается о стены, с этими осколками, падающими под их ноги, что-то разбивается и в Леонарде. И это уже не склеить дешёвым супер-клеем. *** Жить, не ощущая рядом солнца - невозможно. Жить, не имя возможности дотронуться до него - невыносимо. Жить, гася это солнце - всё, что он умеет. Просыпаясь каждое утро в холодной постели Леонард неосознанно вспоминает, как это, когда тебя обнимают любимые руки, даря те эмоции, которые ты не испытывал, кажется, всю жизнь. Он сломал Паше жизнь, и он ушёл, что бы не сломать Пашу, но кажется этого он так и не сумел избежать. Ведь прощаться было так больно, будто его тело пронзили тысячи осколков битого стекла, или это были осколки битой души Павла? Когда он говорил, что Павел погибнет рядом с ним, пропадает, исчезнет - тот просто молчал, и смотрел куда угодно, только не на него, ведь если б он поднял эти глаза, и заглянул прямо Леонарду в душу, тот не смог бы уйти, не смог бы оставить Паше шанс вернуть свою прежнюю жизнь. Уходя, он лишь мимолётно коснулся руки парня, как в тот день, как в ту ночь, когда он понял, что всё. Он пропал. Он пропал... И он пропал снова. Потерялся в этой темноте, в этой душащей, непроглядной тьме. Просто исчез. Он всё проебал. Как всегда. Как когда-то проебал свою душу, так сейчас он проебал своё сердце. Проебал своего Пашу... А вместе с ним и себя. *** Ты всё, что было в моей жизни, а теперь у меня ничего не осталось, Верни меня в ту ночь, когда мы встретились. Я не знаю, что мне делать, твой образ следует за мной повсюду. Прошу, верни меня в ту ночь, когда мы встретились.