Восхитительная щель

Льюис проклинал тот день, когда согласился серьезно заняться бегом и выступать за родную Академию. Свободного времени для него практически не существовало, а нагрузки были невыносимыми, учитывая, что администрация и тренеры не делали разницу между полами. Как омега, Льюис ничуть не лучше прочих, только с большей выносливостью. На первом же занятии физической культурой преподаватель наметанным глазом выделил мелкого омежку и предложил вступить в беговую команду. Тогда еще зеленый новичок Академии согласился, в надежде найти свое место в школьной жизни. И нашел, на свою голову. Согласно закону государства, по которому альфы и омеги равны в правах и возможностях, администрация не могла провести разделение и во внеурочных занятиях. Правила пансиона распространялись только на учебный план и жилые корпуса, оставляя в общем пользовании стадион вместе с комплексом спортивных атрибутов и театральный клуб, где оценивали актерское мастерство независимо от половой принадлежности. Так что, альфы и омеги могли пересечься только здесь, под бдительным наблюдением тренеров и преподавателей. Но в итоге, омегу это перестало волновать, когда началась его интенсивная подготовка. Ни в какое сравнение с тягачами, типа Айзека, появившегося в начале года и быстро ставшего лидером на коротких дистанциях, Льюис конечно же не шел. Его стезей являлись марафоны и все забеги, длиннее полутора километров, где большая мышечная масса альф превращалась из ракетного ускорителя на сотне и четырех в бесполезное бремя. А вот тонкие и легкие омеги могли без трудностей преодолевать десятки километров, не чувствуя усталости. Но только, если тренировались достаточно, чтобы воплотить в жизнь эту картину на соревнованиях. Самый большой недостаток в должности ведущего марафонца был во времени. Если альфы-спринтеры и омеги-барьеристы освобождались спустя пару часов работы на тренажерах и контрольных забегов, то Льюис до самой ночи. Вся суть его режима заключалась в простом расписании: после уроков омега прямым ходом направлялся на стадион, переодевался, разминался и начинал бежать, мотая десятки кругов без остановок. А заканчивал он, спустя пять-шесть часов в тот момент, когда зрение мутилось, а рот готов был выплюнуть легкие на каждом вздохе. Однако, за его старания и регулярные трофеи, администрация не скупилась на привилегии. Омеге позволили не равняться на общий отбой, а ложиться спать в то время, когда у него кончится тренировка. Поэтому Льюис обладал личным ключом от раздевалки омег и душевой, что позволяло в полном одиночестве неспешно смыть усталость и придти в себя. Скинув кеды, шорты с трусами и промокшую насквозь майку прямо на пол, марафонец голышом отправился в душевые, предвкушая горячий водопад. Помещение представляло собой один большой зал, разделенный ровно пополам матовой стеклянной стеной. На каждой стороне из нее вырастали шесть перегородок, а с потолка свисало семь леек на семь же кабинок соответственно. Льюис всегда выбирал центральную, поэтому и направился туда, шлепая босыми ногами по мокрой шершавой дорожке. Было тепло, несмотря на давно окончившиеся тренировки спринтеров и барьеристов, но заторможенный спадом адреналина мозг не подметил это, как странность. Ударив по кнопке, Льюис бессовестно застонал, едва тяжелый горячий дождь низвергнулся на голову. Машинально, омега покрутился под струями, увлажняя тело, и выдохнул, когда время напора закончилось. Спустя мгновение, мочалка заскользила по коже, щекоча мыльными от геля пузырьками измотанное тело. Неторопливо спускаясь вниз, рука наткнулась на привычно вставший член, смотрящий на два часа. У администрации пансиона на сексуальные потребности учеников был один ответ — воздержание через подавители. Однако для подростков и молодых взрослых, живущих в частном колледже, такая политика практически не работала из-за слабости препаратов, поэтому самоудовлетворение для всех было обычным делом, а для некоторых даже тотальное разделение полов не служило преградой для секса. Словно заранее зная о находчивости и безбашенности некоторых индивидуумов, при приезде каждому омеге загоняли такое количество противозачаточных, что до конца года залететь было невозможно, даже со слепой групповухой в течку, которую прозвали Евхаристией. Мысли о том, как было бы круто попасть в темный подвал под театральным клубом и всю ночь трахаться с неотличимыми от черноты альфами, завели до дрожи в анусе. Но Льюис, конечно, даже не мечтал найти столько незанятого спортом и учебой времени до тех пор, пока не сломает ногу, что являлось слишком высокой ценой за перепихон. Да, спортивная команда страдала больше всех из-за того, что они не получали даже ежедневную порцию таблеток, которые угнетали выработку гормонов, которые были необходимы для результатов выше среднего. Поэтому Льюис, как все его товарищи, омеги и альфы, были в одной лодке с обреченным названием недотрах. Они регулярно впадали в гон или в течку, отлеживаясь в медпункте пару дней, но возвращались к тренировкам, будто ничего не случилось, показывая лучшие результаты. Судя по тому, как запылало между ягодиц, Льюис снова добегался. С раздражением отбросив мочалку, омега лег спиной на матовую стену и начал быстро надрачивать мыльной ствол. Свободная рука нырнула между ног, нашаривая пальцами за поднявшейся мошонкой влажную ложбинку. Без нежности и промедления Льюис стал проталкивать в скользкий проход пару пальцев, шуруя по горячим стенкам в нужных местах. Со злостью трахая размякшую дырку, омега безуспешно пытался достичь оргазма. Он хотел есть, еще больше — спать, а теперь еще придется все выходные кантоваться в санблоке. — Кто здесь? — тихо послышалось из-за спины. — Я! — гневно крикнул омега на всю душевую. — Льюис? — уточнил голос с характерным акцентом, исковеркав имя до Луиса. — Айзек? — недоуменно отозвался Льюис. — С какого хера ты до сих пор здесь? — С моего, — звеня ухмылкой, ответил тот, но быстро скис. — Все никак не падает, сука. Сколько не дрочил, а стоит как памятник. — Ты тоже в гон упал? — удивился совпадению омега. — А я в течке. Солидарность, мать ее. — Что значит тоже? — возмутился альфа. — Почему мы вообще способны? Мы же на подавителях! — Очнись, гений, — Льюис оторвал руки от всех мест, невольно порадовавшись отвлечению. — Ты не пьешь подавители с того дня, как попал в команду. — Неправда! Каждое утро съедаю все три, — отрицал Айзек, внешность которого сейчас заменила тень в мутном стекле и голос над и под перегородкой. — Это витамины, которые дают всем, — кивнул омега, решив продолжить мытье, чтобы не терять время. — Но у других, кто не команде, их четыре. — Блять, и что теперь делать? — удар о стекло получился глухим и бессмысленным, но Льюис неосознанно облизал губы от посетившей его идеи. Спортивным кружкам завидовали и не только из-за снисхождений в учебе. Многие пытались попасть к счастливчикам, как их называли среди учеников, но брали только выдающихся. Целый месяц Льюис был в неведении о причине такой популярности спортивной секции в пансионе, под конец тренировок буквально умирая в пустой раздевалке. Но в тот роковой день омега ушел вместе с другими товарищами, впервые за все время находясь в душевой не в одиночестве. Когда в соседней кабинке послышалось мычание, Льюис подумал, что кому-то стало плохо. Глянув за перегородку, омега в шоке распахнул рот. Барьерист, старше его на два года, сидел на корточках с зажмуренными глазами, прислонившись спиной к матовой стене, а пара темных бедер из-под границы беззвучно вгоняли в него член. В странной догадке, Льюис посмотрел в кабинку другого соседа. Там омегу вообще лег на спину вдоль стеклянного барьера, оставив здесь лишь одну часть тела. Гонимый любопытством, новоиспеченный марафонец присел, чтобы узнать подробности. С другой стороны рот омеги активно использовал ствол другого альфы, который к тому же напряженно двигал рукой между разведенных бедер омеги, пока тот сосредоточенно мял свое возбуждение. В тот раз Льюис лишь быстро сбил стояк холодной водой и свинтил, оставляя тихую душевую за спиной. Больше свидетелем налаживания отношений между альфами и омегами команды он не был. А потом тренировки стали затягиваться все больше и больше, и Льюис виделся с другими ребятами только издалека, общаясь лично лишь в классах или в общежитии. Все, разумеется, желали поделиться своим опытом, когда он спросил насчет душевых. Сказали, что это давняя традиция команды, которой пользовались уже долгие годы. Как выяснилось, тренеры закрывали на это глаза, считая невинной забавой к тому же, скрепляющей командный дух через взаимопомощь. Вся информация промелькнула в голове, едва забрезжила надежда на более тесный контакт с альфой, чем рукопожатие, за долгие месяцы. Неосознанно коснувшись члена, Льюис содрогнулся от возбуждения и решился. — Айзек, а ты не видел, чем другие альфы в душе занимаются? — нахмурился омега, но за спиной лишь фыркнули. — На альф не засматриваюсь. — Тогда ложись на спину и просунь голову под стенку, — скомандовал Льюис и простоял еще минуту, пока у его ног не возник перевернутый профиль самого быстрого спринтера Академии. — Привет, — ухмыльнулся альфа, но быстро нахмурился, остановившись на середине груди. — Я дальше не пролезу. — И не надо, кабан, — закатив глаза, омега опустился на корточки и, набравшись смелости, тихо спросил с пылающим лицом. — Отлижешь мне? — О, какой ты развратник, оказывается, Льюис, — проурчал наглый спринтер и поиграл языком между зубов. — Давай, садись быстрее. Всегда хотел тебя попробовать. Как мимо пробегаешь в своих коротеньких шортиках, так я сразу представляю, что… Дальше Льюис ничего не услышал, банально, заткнув грязный рот альфы своей задницей. Айзек не растерялся и явно ждал такого ответа, раз спустя миг жадно провел языком вдоль всей ложбинки, слизывая смазку. Края горели и пульсировали, пока яркое тело играло на границы мышц, но потом с готовностью нырнуло внутрь, заставляя омегу опереться рукой об пол, чтобы не упасть. Быстро скользящий между стенок язык приносил гораздо больше удовольствия, чем собственные пальцы. Обрывая медленно раскручивающийся клубок напряжения, снизу раздалось настойчивое мычание. — Я узнал твой вкус! — заголосил Айзек, переводя дыхание. — Ты — тот омега! — Чего? — заморгал Льюис. — Ночь, дыра в стенке, мой язык в твоей заднице? — поиграл бровями спринтер, но тут же возмущенно добавил. — И ты продинамил меня через три дня! — Эм, да. Я валялся в течке, — без всякого удивления припомнил омега, больше взволнованный требовательным зовом внизу живота. — Оу, это я тебя так завел? — упавшую на щеку каплю смазки альфа шумно слизал языком. — Заткнись и работай, придурок, — вновь усевшись на лицо, Льюис невольно начал вспоминать тот момент, о котором упоминал Айзек. Было темно, как и каждый раз, когда заканчивалась его индивидуальная тренировка. Сосед говорил, что-то место было излюбленным среди альф, и что почти никогда с той стороны не пустовало. Решив проверить чужие слова и поддавшись порыву, омега нашел ту самую дырку в сплошной границе и, командуя нерасторопным незнакомцем, который обладал настоящим сокровищем… — Так. Теперь ты, — поднявшись вверх продекламировал Льюис, ведомый жаждой снова увидеть того красавца. — Каким образом? — быстро поинтересовался альфа. — Опустись на колени и сядь на пятки. — Готово, — раздалось практически сразу, как голова ушла обратно под стенку. — Теперь двигайся вперед, пока не сможешь просунуть член на эту сторону, — как смог поведал почти прыгающий от нетерпения марафонец, не подобрав более точных слов. — Ух, какой ты пошлый, Льюис, — низко пробасил спринтер, когда широкие бедра уперлись в край, выставив на половину кабинки омеги колени и гордо стоящее достоинство. — Насколько запомнился мой член? Оставив Айзек без ответа, омега просто упал головой на блестящий ствол, надеваясь ртом до половины. Едва головка нехотя проскочила в горло, как раздался глухой удар о стенку, но ему было все равно. Вкус действительно был такой же, что и три месяца назад, когда Льюис рискнул по наводке соседа прогуляться до заветной дырки в стене. Такой же крупный, что и в памяти омеги, но теперь свет позволял дополнить зрительным образом картотеку других ощущений. Язык заработал на автомате, суетливо вырисовывая контуры вен по гладкой теплой коже. Рука оплела основание, едва смыкая пальцы, и оттянула крайнюю плоть, а другая ладонью подхватила тяжелую мошонку, легонько перекатывая крупные яички. Едва рот надежно присосался к набухшей головке, как из нее тут же брызнула соленое семя, первой же порцией наполнив до ушей. Подавившись от неожиданности, Льюис отпрянул, кашляя от терпкого привкуса, но не смог оторвать руки от достоинства альфы, продолжая надрачивать извергающийся член. — Блять, колени убивают! — едва пережив оргазм, зашипел Айзек. — Черт, давай назад, — выдохнул Льюис, стирая с лица вязкую сперму альфы. Но жар в крови распалился только сильнее. — Трахнешь меня? Не дожидаясь ответа, омега растянулся на полу и стал пролезать под матовым стеклом ногами вперед, неприятно скользя напряженным членом по кафелю. — О, класс! — возбужденно присвистнул альфа где-то над головой и тут же недоуменно добавил. — Льюис? — Что? — горя от смущения, омега замер, едва край стены уперся в лопатки. — Чего остановился? — в том же тоне спросил Айзек. — Чтобы не видно в проходе было, — пробубнил марафонец в руки, которые подложил под нос. — Но здесь никого нет, кроме нас, — делился очевидностью спринтер, чем взбесил на раз. — Все спят уже. — И ты хочешь рискнуть? — выдохнул сквозь стиснутые зубы омега, почувствовав тепло опустившегося сверху тела. — Нас обоих выкинут, если поймают. — Ладно, чудик, как скажешь. В установившемся молчании были слышно только шумное дыхание. Вес на бедрах придавал уверенности, как и нежные касания рук вдоль спины. Напряжение, которое успело незаметно скопиться в мышцах, быстро отступало, позволяя альфе почувствовать вместо каменных жилок упругую мягкость. Льюис чуть не пропустил, как горячий член Айзека, до этого обещающе ерзающий между ягодиц, стал медленно наполнять его. Льюис коротко замычал, когда головка преодолела растянутый анус, но вместе с тем завозился, в попытке по-удобнее уложить свой ствол между животом и кафелем. Словно читая мысли, альфа остановился на миг, запустив руку к напряженному паху омеги, и направил его назад, заставляя Льюиса привыкнуть к новым ощущениям. Теперь внутренняя часть члена осталась без контакта с поверхностью, но вместе с тем омега смог сконцентрировать внимание на заднице. Айзек продолжал неспешно погружаться, расслаивая до этого замкнутые границы, отчего по коже пробежала приятная дрожь. Язык и пальцы до этого сослужили хорошую службу, а течная смазка и вовсе могли бы все ускорить, если бы альфа не сдерживался. Головой Льюис понимал, что с размерами спринтера шутить не стоит, но тело хотело все и сразу, обволакивая нетерпением, словно паутиной. — Бля, ты уверен, что у тебя течка? — наконец, к ягодицам прижались крепкие бедра, давая знак, что первый этап пройден. — Мхгм, — промычал омега, зажмурив глаза и глубоко дыша от чувства наполненности. — Такой узкий, просто сказка. Давно тебя не шпилили, да? — сорвано прохрипел Айзек, начав медленно двигаться внутри. Ранее Льюису было стыдно признаться, что это для него был первый полноценный секс с проникновением, но предварительных предосторожностей не потребовалось. Несмотря на вызывающее поведение на треке, Айзек оказался опытным альфой и умело обращался со своим немаленьким агрегатом, да и начавшаяся течка заметно облегчила ситуацию. — Какая же у тебя сладкая попка, Льюис. Знаешь, сколько раз я думал о том, как сорву твою ягодку? Но даже не мечтал, что она сама пойдет ко мне в руки. Прислушиваясь к словам, Льюис не заметил, как тот полностью вышел наружу, но от первого резкого толчка его ослепило, а рот раскрылся в немом крике от шокового разряда в нервы. С громким хлопком альфа вогнал себя до конца и тут же вышел под какафонию насколько пошлых звуков, что от стыда загорелись уши. — Ого, даже твоя дырка хочет командовать! Член двигался настолько глубоко и настолько резко, что создавал обратную тягу. Воздух то не успевал вовремя выйти, наполняя пустоты сконфуженного канала вместо исчезнувшего тела, а затем выгонялся, как штыком, громко хлюпая в пустой душевой. Льюис стонал сквозь сжатые зубы и тонул в удовольствии, потеряв контроль над нижней частью тела. Задница превратилась в ненасытный насос, который пыталась раз за разом остановить альфу резиновой дыркой. Дождавшись момента, внутри все скрутило, пульсируя на пике, и награда хлынула внутрь. Омега не знал, что такое можно чувствовать, но идея о том, как глубоко кончил Айзек, сорвала воображаемую пломбу и выбила из него оргазм. — Вот так, Льюис. Молодец. Потекло из краника, да? Но подожди, это только начало. Я буду мучить тебя, пока член не отпустит. А это, по крайней мере, еще один раз. Я себя знаю. Как думаешь, сколько времени на это уйдет? В голове закружилось, словно от центрифуги, а животе забурлило огненное жерло. Льюис чувствовал, как между ног образовалась лужа из спермы, но облегчения не наступало. Ствол внутри, казалось, лишь нагнетал тепло, создавая мысль, что он сейчас взорвется. Носки беспомощно заскребли по кафелю, колени заездили по полу, пытаясь то ли скинуть альфу сверху, но тяжелые ладони на спине с легкостью пригвоздили тело обратно, отчего изо рта вырвался тихий скулеж. — Ну уж нет, бегунок. Раньше приказывал ты, но на это стороне главный — я. В другом месте в другое время я бы тебя трахал так долго, что ты забыл бы собственное имя. Но раз время не терпит… Держись. Льюису было все равно, что там происходит с его спиной и какие следы оставляет альфа от сильных пальцев. Айзек задвигался, вколачивая в совсем другой манере, выходя лишь наполовину. Но шлепки становились все чаще и чаще, словно он куда-то спешил. Омега еще хотел сострить, но чуть не прикусил язык на сотом толчке, остановившем время и пространство. Толстый ствол разбух еще больше и закупорил разбитую дырку, оставляя внутри остатки семени выносливого спринтера. — Ух, и как тебе мой подарочек? Балласт на литра полтора. Что скажет тренер, когда его драгоценный марафонец не сможет добежать до финиша? Наверно, отправит на дополнительные тренировки с утяжелителями. Но не волнуйся, в следующий раз я заправлю в тебя намного больше, даже ничего навешивать не придется… Альфа мел откровенную чепуху, но Льюису было откровенно наплевать, какой бред нес Айзек. Он никогда не представлял, на что похожа вязка, лишь принял во внимание на уроках полового воспитания, что такое может случиться во время секса с альфами. Но если бы омега знал, насколько ослепляющее удовольствие приносила вязка, то запрыгнул бы на первого встречного, который предлагал переспать. Наконец, что-то внутри щелкнуло, отчего все тело Льюиса передернуло, скрутив мышцы в сладостный спазм конечного оргазма. Из члена, лежащего в луже холодной спермы от предыдущего пика, прыснуло так, что долетело до голени, обжигая омегу осознанием собственной развратности, когда тот представил эту картину со стороны. Долго ли коротко ли, Айзек решил подняться на ноги, заодно освобождая дупло, в которое, был уверен Льюис по ощущениям, превратилась его задница. Поясницу тянуло, как после пары часов на тренажерах — глухо, но приятно. Коленки затряслись сразу, едва омега перекатился на свою сторону душевой и попытался встать с холодного пола. Бедра вмиг закололо от притока крови, то черт возьми, Льюис готов был повторить этот подвиг. Прислушавшись к себе, омега со вздохом облегчения осознал, что горячка утихомирилась, больше не призывая на всякие безумства. Такие, например, как трахнуться с альфой в душевой. Вслепую нашарив кнопку смесителя, Льюис медленно и неторопливо стал отмываться, с некоторым самодовольством в мыслях от того, что такой статный красавчик за перегородкой мог достаться и ему. Пусть на раз, но оно того стоило. — Эй, Льюис! — позвал упомянутый спринтер. — Что? — прохрипел омега, невольно повысив голос в шуме двух леек. — Нагнись сюда! — Ну? — Ниже. — И? — Еще ниже. К самому полу, — повторил альфа, на что омега, потеряв терпение, опустился на карачки, заглядывая под переборку. — Да что тебе… — не успел Льюис договорить, как чужой язык ворвался внутрь, с пылом вылизывая небо. Спустя мгновение, все закончилось, заставив опешившего омегу пялиться на удаляющиеся в сторону на ноги. — Пусть это станет нашей традицией, — крикнул Айзек, скрываясь в раздевалке для альф. — Увидимся в понедельник, Льюис! — Тише ты, идиот! — на автомате гаркнул омега и вздрогнул от эха своего голоса, с силой ударившись о край перегородки затылком. Шипя и ругаясь, Льюис разогнулся, потирая ушибленное место, и заковылял на выход, проклиная тот день, когда согласился бегать за родную Академию. Лучше бы в театре выступал, ей богу.