— Малыш Мо...
Воздух вышибает из легких. Очень хочется ослышаться и ничего не осознавать.
Два слова — прощай и без того нелегкая жизнь.
— ...ты специально проиграл, чтобы меня позлить?
Шань сглатывает, нужно что-то сделать, нужно ответить, нужно прийти в себя, но бешено колотящееся сердце не дает думать трезво. Единственный выход — на автомате — попытка ударить. Бесполезно, он знает, но все же.
Хочу домой, думает Шань. Забиться в угол, забыться, стереть из памяти сегодняшний вечер, собрать себя по осколкам и жить дальше.
— Отвали от меня, твою мать! — искренне орет Шань и, наконец-то, выворачивается из захвата Хэ Тяня.
Прощается с двумя придурками, которые сегодня собрались спать вместе, и торопится сбежать.
— Сегодня я тоже один дома! — кричит ему в спину Хэ Тянь. — И не против, если мне тоже составят компанию на ночь!
Шань показывает фак и даже не думает оборачиваться.
Он еле добирается до дома и закрывается в ванной. Шаня нещадно рвет, а в дверь стучится обеспокоенная мать. Черт, черт, черт, повторяет он, полоща рот и умывая лицо.
— Все хорошо. — Шань виновато улыбается матери. — Я просто съел что-то не то, но уже легче.
— Не ври мне, — вздыхает она и гладит его по щеке.
Шань отводит руку, но, прежде чем отпустить, сжимает ее, извиняясь. Он никогда не был примерным сыном — и не будет — и, каждый раз, видя ее волнение, он благодарен, что она не отвернулась от него до сих пор.
— Я пойду к себе.
В комнате Шань позволяет себе опуститься на пол. «Малыш Мо» воспроизводится в голове каждые пять секунд. Сережка, кажется, прибавила в весе и начала оттягивать карман. Аккуратная надпись под коленной чашечкой — «Малыш Мо», чтоб ее, — горит так, словно она проявилась только что, а не два года назад.
Два года назад Шань не верил, что у него может появиться соулмейт. Что он, Шань, вообще может быть кому-то парой, любить того, кто будет любить его. Пока не появилась надпись. Надпись была девчачьей — что плюс. Но таки наличие у него соулмейта — минус. Он не хотел видеть в своей жизни «мы», «вместе», «пара», «любовь». Его жизнь — дерьмо и без этой фигни, которая привнесла бы с собой очередной виток пиздеца, это же он. Спасибо, не надо.
За два года тишины Шань убедил себя, что его пара живет на другом континенте — да, точно, — и встретиться у них никаких шансов.
«Никаких шансов» сегодня выбило у него всю почву из-под ног. До этого успело избить, пощипать за яйца, прислать фото своего члена, насильно поцеловать, спасти его задницу, подарить сережку и... И если подумать, то в свете последних событий Шань испытывал к Хэ Тяню даже симпатию.
«Симпатию, мать твою», — Шань трясет головой и встает, чтобы закрыть окно. Откат от осознания и признания своего соулмейта уже прошел. Осталось только понять, знает ли Хэ Тянь, кто его пара.
***
В школе приходилось трудно. Не шарахаться от Хэ Тяня выходило раз через два, поддерживать разговор — легче заново открыть семейный ресторан. Шань лажал по-крупному, зато улыбка Хэ Тяня при встрече каждый раз становилась все шире. Только Шань не велся: чем добрее выглядит Хэ Тянь — тем больнее будет его удар. Вопрос в том, когда он выбесит его окончательно.
***
— Принцесса, — лениво тянет Хэ Тянь, выдыхая сигаретный дым. — Тебе не кажется, что избегать меня — так себе план?
Шань откладывает палочки, накрывает крышкой сковороду, где тушатся овощи, и не спешит отвечать. Знал ведь, что в квартире Хэ Тяня опасно, но опаснее было не прийти. Руки Шаня дрожат, и он машинально вытирает их полотенцем.
— Что не так? — повторяет Хэ Тянь.
По голосу невозможно понять: подкалывает или серьезен. Шань оборачивается и встречается с ним глазами. У него нет ответов. И даже нет заготовленной реплики, типа «Ты мой соулмейт, придурок, счастлив?».
Хэ Тянь тушит сигарету и поднимается.
— Мне сказать вместо тебя?
— Скажи. — Шань пожимает плечами. Безразлично — и даже голос не подвел.
— Лучше спрошу. Я до сих пор тебе противен?
Шань открывает рот — ответ готов давно и уже привычен, — но давится, когда слышит: «Только честно».
— И еще кое-что. — Хэ Тянь подходит ближе, стягивая с себя черную футболку, и поворачивается боком. — Припоминаешь?
Под ребрами надпись, которая наверняка его бесила.
«Пасть закрыл».
Шань не верит. Значит, пока он избегал странных фраз, которые могли бы стать знаком, надпись уже была. Блядь!
— Покажи свою, — просит Хэ Тянь.
— У меня ее нет.
— Врешь. — Хэ Тянь качает головой. — Не заставляй стаскивать с тебя одежду раньше времени.
Шань скорее провалится, чем скажет свою фразу вслух. Шань готов терпеть удары, но не признать, что этот придурок — его соулмейт.
— Не зли меня, малыш Мо.
И через секунду Шань уже целуется с полом, пытается сохранить на себе футболку, но Хэ Тянь преуспевает больше. Осматривает его спину, водит ладонью вдоль позвоночника и неожиданно прикусывает плечо. Больно. Страшно. И тело Шаня дрожит вовсе не от удовольствия.
Хэ Тянь матерится и поворачивает его лицом к себе.
— Я не хотел так. Просто скажи!
— Иди к черту, ничего нет.
— Чувство самосохранения у тебя напрочь отбито, принцесса.
Он стягивает с него штаны. Спереди ничего. Единственная оставшаяся вещь — боксеры.
— Сзади, — шипит Шань. Вздрагивает, когда Хэ Тянь, отыскав, проводит пальцем по коже под коленной чашечкой.
— Врать нехорошо, малыш Мо, — хмыкает он и отпускает его. — Можешь одеваться.
— И что дальше?
— «Что»? — задумывается Хэ Тянь. — Ты привыкнешь ко мне, уже привыкаешь, — подмигивает он. — А дальше нас ждет веселая взрослая жизнь, если ты понимаешь, о чем я.
— Иди на хер!
— Это мы обсудим позже, а пока — где мой ужин?
