Солнце

Небо заволокло тучами. Длинными, тяжелыми тучами, скрывающими все небо до единого его клочка — серые или черные, а порой и тучи с фиолетовым и даже красным отливом, все они угрожающе нависали над землей. В этом месте всегда стояла мгла. Токсичные выбросы, поднимаясь в воздух, тяжелым слоем провисали в нем, точно облака. Луна и солнце были сокрыты от взглядов обитателей этой местности в течении трех лет — с начала эпидемии. «Тучи» лениво передвигались по небосводу, и впервые за долгие годы небольшой кусок неба стал виден — выбился робкий солнечный луч, а затем другой. Сидящая на крыльце женщина лет тридцати пяти, с виду очень усталая и изнеможенная, пыталась убаюкать ребенка, кричащего из небольшого свертка, что приходилось ему первой в жизни одеждой. — Смотри, Элиот. Само солнце приветствует твое рождение, — Прохрипела блондинка с морщинистым лбом, который как будто был частично испачкан сажей; странные черные вкрапления были и на ее длинных, некогда тонких и прекрасных руках. Она с горечью смотрела на свое дитя, а люди выбегали из домов и, вытаращившись, глазели на чудо, на пробивающийся сквозь тьму и мрак свет солнца.

***

Как нам всем известно, в нашей вселенной существует огромное количество различных миров. Жители этих миров не догадываются даже, что их мир — не единственный существующий. Они соседствуют друг с другом, туда можно открыть портал, и меж ними всеми лежит пространство, именуемое межмирьем. Мир, в котором происходят основные действия этого чтива — «Обсидиан». Это местечко в последнее время отличалось, понимаете ли... особенной мрачностью. Темное грозное небо, холодный воздух, в котором чувствовался некий кисловатый привкус, да и само население мира чего стоило. Виной этому всему было таинственное обстоятельство, катастрофа, как говорят некоторые, апокалипсис — другие. В любом случае, все отдают себе отчет в том, что нынешняя ситуация в мире — следствие трагедии. И в этом мире, для которого еще возможно спасение, в покосившимся домике на самой окраине города X, сидели два мальчишки и беседовали не о чем. — У тебя совершенно пропал аппетит, Ал. — Ворчливо заметил тот, что был пониже и выглядел помоложе — юноша лет четырнадцати или пятнадцати, обладатель коротко стриженных, обрамляющих его чистое светлое лицо золотистых волос, и мутных зеленых глаз, которые были вечно направлены на что-то, и между тем, всегда смотрели в никуда. Говоря иначе, у них было удивительное задумчивое выражение. В мягком и приятном голосе сейчас сквозило плохо скрываемое беспокойство. — Все нормально. — Отвечал второй, на вид шестнадцатилетний парень. У него были прямые взлохмаченные волосы красновато-багрового цвета (цвета свёклы с переходом в цвет моркови, можно сказать), веснушчатое лицо с правильными чертами и глазами совершенно изумительными. При разном освещении (хотя какая может идти речь об освещении, если над ними одиноко весела одна единственная несчастная лампа, тусклый свет который едва ли можно назвать нормальным освещением), они точно меняли свой цвет. Обычно они казались серыми, но могли отливать желтоватым, зеленым или голубым. Оба мальчика удобно расположились на стоге сена, ибо этот домишко ранее использовался немного для других целей и был не совсем домом — о мебели ни шло и речи. Зато это временное жилье нравилось разговорившимся приятелям, которые ели сейчас, деля на двоих, небольшой кусок старого и жесткого темного хлеба. — Тебе стоит меньше переживать за меня, — продолжал «Ал», пока внимательные зеленые глаза пожирали его взволнованным взглядом. Это было так типично для Элиота — беспокоиться по пустякам. Другое дело, что это был человек не просто внимательный и рассудительный, а еще и обладатель прекрасной интуиции — по крайней мере, Альберту постоянно казалось, что в проницательности его друга кроется чуть ли не что-то мистическое. Это одновременно раздражало и очаровывало. — Прости. Но еду так тяжело достать, каждый кусок бесценен… А твое поведение! Я не знаю, что и думать. Альберт вздрогнул, и, повинуясь порыву чувств, заключил блондина в крепкие объятия. -- Ну же, все хорошо. Его теплое дыхание обжигало шею… Альберт ненавидел ложь. Тогда зачем?..