Madness.

　Известно ли вам слово «безумие»? Вы слышали, произносили, знаете его. Но никто из вас не был безумен от любви. Можете считать безумие простым психическим расстройством, отклонением, или просто состоянием человека, можете употреблять это в шутку. Но вам не понять, какого это, когда в голове слышится один и тот же голос, а перед глазами возникает лишь один единственный образ. Это не галлюцинации, как принято называть такое явление. Возможно, я псих, раз считаю этот голос реальностью, но память никогда меня не подводила. 　Я помню каждое мгновение, проведенное с ним, каждый день, который проводил в раздумье о моем любимом. Помню все прикосновения холодных пальцев, которые ощущал на своем теле. Для меня они были обжигающими, что казалось бы невозможным. Вам не понять этого чувства. Чувства, что искрами возникает в груди, что оставляет свой след, может ранить. Адская боль, скажу я вам. 　Но я всегда хотел много. И продолжаю хотеть. Хочу ощущать множество его прикосновений, поцелуи, объятия, тепло, которое исходило от него, аромат кожи, который я нигде и никогда раньше не встречал. Его голос был таким спокойным, но в то же время он меня успокаивал, вводил в транс, даже если присутствовала грубая нотка тембра в его голосе. Но я не часто мог понять его эмоции, чувства. Словно они были слишком простые, незначительные, возможно даже ложные. Несуществующие? Они всегда были слишком холодные и безразличные, но я закрывал эту пропасть своим характером, натурой. 　Возможно, я навязывался ему, но за столько короткое время, как считал я, я слишком пристрастился к нему, привязался целиком и полностью. Мне не выбраться из его пут, но я и не желаю из них выбираться. 　Его образ стоит ко мне спиной, но видят ли его остальные? 　Хочу вновь увидеть его взгляд, такой пронизывающий и даже доводящий до дрожи. Он никогда не улыбался. Казалось, если улыбнется, то это может ввести меня в сильное удивление. 　Я мог бы и дальше видеть его каждый день, находиться с ним рядом, но он ушел… 　Без предупреждений, каких-либо прощаний. Я видел его со спины, когда он уходил. Почему я тогда не мог пошевелиться и остановить его? Словно парализован. Он уходил, я стоял, а в голове послышалось лишь слабо разборчивое: «Я вернусь». 　Вернулся ли он? Конечно же, нет. 　Первый месяц был для меня слишком трудным без него, непривычным, заставляющим тосковать. Далее последовал второй и третий месяцы, которые медленно вводили меня в сильную депрессию. Не скрою, да, я плакал, я не спал ночами, думал о нем, ждал. Так и прошел год. 　Переломный для меня год. Я ни с кем не разговаривал, находился в одиночестве, Микасе и Армину все же как-то удавалось заставить меня перекусить или вытащить на улицу, чтобы я совсем не терял рассудок от подавленности. А я в свое время продолжал ждать, медленно начиная сомневаться в его возвращении, а то и вообще самом его существовании. 　Я боялся этого. Боялся, что все произошедшее с ним, что оставило воспоминания в моей голове, было лишь ложью, выдумкой, некой иллюзией. Действительно страшно. 　Он обещал, я ждал. Все внушали мне, что нужно смириться, никто не верил мне, что даже в итоге решили отправить меня на лечение. Обезумел, как они считали. Да, я стал безумен, но не по своей воле, а лишь из-за слишком долгого ожидания, нетерпения встретиться снова, из-за любви, что даже стал агрессивен по отношению к окружающим, кто начинал разговор о нем. О том, кого я не могу забыть. 　В психиатрии, куда меня отправили, меня добивали только сильнее с каждым днем. Это было невыносимым для меня. Накачивали лекарствами, таблетками, вкалывали какие-то препараты, от которых я готов был терять сознание на целые сутки, появлялось странное чувство, словно превращался в умственно отсталого. Каждый день проводили со мной беседу по поводу того, кто продолжает сидеть в моей голове, в воспоминаниях. А друзей пропускали лишь раз в неделю, когда я был в наиболее бодром состоянии, чтобы те не жаловались на то, что меня травили в этом месте. 　Чем больше времени я там находился, тем быстрее я внутренне погибал. Просил оставить меня, но так только больше принимали за психически больного. Это место стало для меня уже практически родным, со временем я привык, но все равно не отступал от попыток ожидания, не слушал врачей, выкидывал таблетки, которые мне оставляли. 　А в один из дней мне решили поставить профилактику шоковой терапией. Не помню ничего, что происходило в том сплошь освещенном помещении, что я делал, кто был рядом, но те слова столь родного голоса я смог расслышать. 　«Я же говорил, что вернусь». Это не прекращало звучать у меня в голове перед тем, как я вновь увидел голубое небо, траву, вид на город и тихий шепот ветра, который сопровождал это все. 　— Я люблю тебя, Леви…