Песенка о Рыжем

Скрипнула входная дверь, но туземка, нагнувшаяся за горшками для воды, не обратила на это внимания. — Мама, — спросила темнокожая девчушка в ярком платьице. — Кто пришёл к нам в дом? Туземка тревожно оглянулась, но успела лишь краем глаза заметить входящего в хижину тучного мужчину, да и то — со спины. Она нахмурилась, в груди кольнуло давно позабытое ощущение странной тревоги, что не посещало её уже много лет. Тревога, предчувствия, яркость эмоций — всё это отличает юных, а женщина была уже немолода, даром что младшей дочери было всего пять. — Моряк, — наконец ответила она, поудобнее перехватывая пустой бочонок. — Заплутал, наверное. Она говорила на туземном, но некоторые слова были заимствованы из шведского языка: за долгие годы женщина часто слышала родную речь мужа, и речь её стала, как он сказал однажды, прекрасна, как и она сама. Салли льстили это слова, несомненно, полные любви к ней и иногда появляющейся тоске по родине. Мужу, несомненно, полюбился жаркий край моря и пальм, но на родине остались друзья, и его иногда одолевала печаль. Путь к пресному ручью был отнюдь не короток, и дочь вскоре устала: тёмные кудряшки прилипли ко лбу, походка сделалась тяжелой и медленной. Чтобы как-то развлечь малышку, Салли запела, запела чуть хрипловатым, но по-прежнему сильным голосом туземки, прожившей на островах всю жизнь и никогда не знавшей смога и дыма «большого мира», о котором так много рассказывал муж. Дочь приободрилась и стала подпевать, качая на руках свой пустой кувшин, намного меньше того, что был у матери. Нирмала обожала звонкую песню про моряка, бороздящего просторы океана на славном корабле, сражающегося с гигантскими кальмарами и подводными монстрами. Лицо моряка было чисто, волосы — цвета закатного солнца, а сердце — огромно, дающее ему силы на новые подвиги. В душе моряка было место одной женщине, к которой он непременно вернётся… но кракены всё ещё нарождаются в море, а, значит, рыжий герой не скоро вернётся домой. На последнем такте песня прервалась. Туземка нахмурилась, но Нирмала непонимающе дернула её за цветастую юбку: — А дальше? Салли понимала интерес дочери, но песня была не закончена. Нирмала никогда не узнает правды об этой нехитрой песенке: ни то, почему она была придумана, ни то, почему она никогда не нравилась отцу, если тот её слышал. Однако, чувствуя детским нутром орешек внутри косточки вкусного плода, девочка всё стремилась его расколоть и услышать наконец счастливый конец, смакуя сладость чистой любви героя к прекрасной туземке. Жаль, но Салли знала, что косточка горькая и жжёт язык. Как знала она и то, что герой не вернётся — но сил сочинить лживый куплет к любимой песне ребёнка у неё не поднималась рука. — Мы ещё не знаем, — улыбнулась она надувшейся дочери. — Ведь рыжий герой всё ещё не выловил всех морских монстров из пучин… — А Бамбанг говорит, что кракенов не бывает. — Так он их не видел, — улыбнулась женщина. — А всё потому что герой их вовремя пронзает копьём, что взял он у морской старухи… Подхватив куплет бесконечной истории, Нирмала побежала вперёд, придерживая горшок. Салли следовала за ней, погруженная в собственные раздумья. В песне про рыжего было много слов о некой юной русалке. Русалку эту он встретил в самом начале своих приключений: она залечила его раны и научила плавать, а он не только защитил её грот от штормов и камнепада, но и дал ей имя… и надежду на своё возвращение. После его отплытия на подвиги русалка долго горевала, баюкая на руках своего сына. Став старше, сын стал сам защищать русалку от камнепада, но она всё ещё ждала своего героя. Нирмала не любила эту часть бесконечной песни: ей становилось грустно, детское сердце не терпело чужого горя. С тропинки к Салли свернул статный туземный мужчина, удобно перехватив винтовку и мешок с добычей. Поклонившись женщине, тряхнув медными волосами, мужчина вдруг нахмурился: — Ты опять пела про рыжего героя? — Нирмале нравится эта история, — тихо вздохнула Салли. — А тебе? Мама, ты ведь и мне её пела, постоянно, а потом… — А потом ты вырос, Рорри. — Нет, — мужчина решительно тряхнул головой. — Потом пришёл отец и сделал меня мужчиной, научил всему, что я умею сейчас. Поэтому… поэтому я больше не хотел слушать эти сказки. Сын замолчал, грудь его гневно вздымалась. Салли нахмурилась, а он, набравшись сил, продолжил: — Он ведь любит тебя, мама! И ты его любишь! Так для чего… Для чего ты всё думаешь и думаешь об этом… — Я как раз вспоминала куплет о сыне русалки, — вдруг перебила его женщина. — Сын русалки, хоть и родился слабым и почти что мертвым, защищал её от камнепада и ветра. И русалка им очень гордилась. Мужчина криво улыбнулся: — Да. Но больше ей помог человек, о котором в твоей песне ни слова… Я пойду к отцу. И они разминулись. Салли вскоре нагнала дочь и они, набрав воды, двинулись в обратный путь. Палящее солнце не лучшим образом действовало на мысли Салли: она всё думала и думала о тех кошмарных днях у колыбели новорожденного слабого сына. Боги, если бы он тогда погиб, она бы не пережила… Тоска по пропавшему Человеку тогда ещё не утихла, но тогда, качая на руках больного сына и провожая печальным взором корабли, направляющиеся в Аппию, она поняла одно: отец Рорри не вернется. Эта мысль, признаться, долго была яростно гонимой, но вскоре Салли удалось запереть её в одну-единственную бесконечную сказку, что так нравилась её детям. Конечно, муж был бы счастлив, прогони она образ рыжего моряка вовсе, но ничего не поделаешь: всё же даже тридцать лет напрасного ожидания не могли погасить надежды. У самого дома матери и дочери преградили путь веселящиеся дети… нет, уже почти взрослые мужчины. — Я посмотрю на тебя, Йоран, — старший, восемнадцатилетний светлокожий красавец отвесил брату оплеуху, — когда ты будешь жениться! Дурачившиеся мальчики уважительно замолчали при виде матери, несущей тяжелый кувшин с водой. Они были уже совсем взрослые: особенно Йоран, что слыл лучшим охотником острова после своего отца и собирался жениться на первой красавице деревни. Салли гордилась им, но вместе с тем приходила застаревшая печаль: в пылких чувствах сына и невесты она видела себя и того, по кому тосковала много лет. Тосковала бы сильнее, не будь с ней сына… и Нейлсона. Салли всё ещё помнила, как тот появился из ниоткуда, больной и разбитый, но по случайности встретившей её во время охоты. С тех пор он не покидал Салли, принося её и сыну еду и тропические цветы, он смог даже улучшить здоровье маленького Рорри за счет своих медикаментов. Это не могло не способствовать укреплению их отношений, но Салли всё ещё ждала Рыжего… А потом пятилетний Рорри назвал Нейлсона отцом, и Салли согласилась на предложение замужества: не из-за того, что устала отказывать, но поверив чуткому сердцу ребенка. С тех самых пор она ни разу не пожалела: Нейлсон любил её и Рорри, и со временем Салли удалось полюбить и его. Однако песенка не забывалась, как бы она не пыталась её отпустить. Оставив кувшин с водой на улице, женщина вошла в дом, гадая, ушел ли уже незнакомец. Нет, он всё ещё сидел за столом, выпивая с мужем, что проводил хлопочущую на кухне женщину странно напряженным взглядом. Салли же задержала взгляд на толстом рыжем моряке, но не предала его внешности никакого значения. А, когда он ушёл, Нейлсон вдруг зашел на кухню — и своими словами буквально разрушил её мир. До вечера Салли гуляла по тропическому лесу, размышляя о своей песенке.

***

Тропический вечер застал детей на улице. — Знаешь, Нирмала, — Салли оторвала дочь от привычной игры с пальмовыми листьями. — Гость отца сегодня принёс мне весть о моряке. — Да?! — дочь радостно подскочила, выронив кусок коры, из которого пыталась смастерить хижину для куклы. — Расскажи! То есть… Спой, мама, пожалуйста… Рорри, прочищавший ружьё на крыльце, настороженно поднял голову. Салли догадывалась, что сын, её первый сын, понимает всю горечь песни о рыжем герое, и последний куплет поставит точку не только в истории, любимой Нирмалой, но и подаст ему недостающую частичку мозаики собственной истории. На первых строчках Нирмала восторженно затаила дыхание — а потом весело расхохоталась, стоило Салли кончить. Рыжий герой все ещё охотится за кракенами, но он, вынужденный есть их на обед и ужин, стал и сам похож на огромную медузу. Попытавшись вернуться к русалке, ждавшей его в гроте долгих тридцать лет, он застал лишь голые камни: русалку успел спасти кто-то другой, и тогда герой, оставшись ни с чем, вернулся в море. Хохочущая дочь побежала хвастаться Дви, Рорри задумчиво разглядывал ружьё. Подняв глаза от сына, что сегодня не смог признать в заблудившемся моряке родного отца, Салли подняла глаза на мужа. Нельсон улыбнулся ей, и в глазах его заплясали искры. — Любовь моя, — прошептал он, обнимая её. Салли молча уткнулась лбом в его рубашку.