Моя первая любовь

Тёмная, тихая и холодная рождественская ночь. За окном кружат крупные хлопья снега, безоблачное иссиня-чёрное небо сплошь усеяно звёздами, а окна апартаментов покрыты тонкими корочками льда, образующими причудливые узоры. Кажется, если слегка приоткрыть окно и закрыть глаза, можно услышать пение ветра, шёпот звёзд и едва различимый смех снежинок. Самая прекрасная ночь в году. Волшебная. Жители апартаментов Эддисона, насмотревшиеся за свою жизнь и на небо, и на снег, мирно спали в своих кроватях, тихо посапывая, похрапывая и беспокойно переворачиваясь с одного на другой. Некоторым из них снились крылатые блестящие пони, некоторым – чай мистера Эддисона, но немногие, особо впечатлительные здешние обитатели видели ужасные кошмары, из-за которых высыпаться не представлялось возможным. Это местечко казалось спокойным и даже скучным лишь на первый взгляд, но стоило углубиться в него, понять это здание и сжиться с ним, как границы вашего разума расширялись, вы начинали понимать и видеть необъяснимые вещи, и в некотором роде медленно сходить с ума. Но не все жители бодрствовали из-за ужасных снов: на краю ванной сидел парень лет двадцати, с лёгкой щетиной на худых щеках, длинными волосами и каким-то пустым, полным боли взглядом, направленным в потолок. Не спал он в эту ночь не потому, что хотел насладиться ее красотой и волшебством. Он вообще не нуждался во сне. Да, настало время для странных вещей, для необъяснимых наукой феноменов. Этот парень мертв. Он медленно кладёт руки на колени, запрокидывает голову и с ещё большей горечью рассматривает этот чертов потолок, вид которого он знает наизусть и может легко представить с закрытыми глазами. — Ларри? – из пустоты в противоположном углу комнаты материализуется маленькая девочка с фиолетовыми волосами, в грязном сером тряпье и с таким же отсутствующим взглядом, как и у уже известного нам призрака. На вид ей лет 6-7, и от этого осознание ее смерти становится таким удручающим, что сердце начинает сжиматься даже у Ларри, который, казалось, не может уже совершенно ничего чувствовать. Тем не менее, чувство долго перед этой малюткой заставляло его ощущать себя... живым? Возможно. — Да, это я, кто же ещё? – горько усмехнулся он, хлопая по месту рядом с собой. – Присаживайся. Меган с младенческой грацией подплыла к краю ванной и села рядом с Ларри. Они редко общались, но ей нравился этот славный паренёк. По-крайней мере, он отличался от ее папочки в корне. Ему можно было доверять и не бояться. Девчушка любила проводить иногда время вместе с ним, разговаривать обо всем и ни о чем в то же время, слушать истории про его лихое детство и юность, но сегодня ее целью был более серьёзный разговор, чем обычно. — Ларри, а ты ведь не здесь умер... но почему ты сейчас не там, а тут, в апартаментах? – робко спросила девочка, боясь негативной реакции от парня. Всё-таки смерть – достаточно болезненная тема для разговора с новоиспеченным призраком. — Ох, черт, давай без подобных вопросов? — Но мне так интересно... — Знаешь, я и сам без понятия. Дело в том, наверное, что я сильно привязан к этому месту. Столько лет здесь жил, столько всяких штук начудил... Здесь я обрёл настоящего друга, Меган. Поэтому моя душа тянется к этому месту, к апартаментам, – задумчиво произнёс Ларри, опуская голову и принимаясь рассматривать теперь кафельный пол. — Ты считаешь меня настоящим другом? Спасибо... — Речь не о тебе. Ты, должно быть, помнишь Сала. Славный малый был. Надеюсь, он есть и сейчас. Надеюсь, он не пошёл по тому же пути, что и я. Черт бы побрал этот притон, – он всегда вспоминал место своей смерти с ядом в голосе. По другому не получалось. Ненависть порой захлестывала его так, что он готов был вернуться туда и уничтожить его, разрушить, убить всех живых людей, что будут там находиться, но покинуть апартаменты не представлялось возможным. — О, я помню Салли. Он хороший мальчик. Жаль, что мы не так часто с ним общались. Хотела бы я знать, где он, да что с ним, – печально прошептала девчушка, уже готовая тихонько разрыдаться. Разрыдалась бы, если бы могла. Она мертва уже много лет, но сознание ребёнка никак не могло повзрослеть. Иногда ей становилось невыносимо больно от этого. Меган хотела бы играть с детьми, ходить в школу, встретить принца, но она была лишена всего из-за своего папочки, с которым оказалась заперта в одном невидимом для живых людей измерении. Страшно, грустно, больно. — Ну ты чего? Не грусти, – Ларри слегка приобнял девочку, похлопывая по плечу. – А хочешь, я покажу тебе свою комнату? – изо всех сил он пытался прогнать грусть и придать своему лицу более весёлый и даже немного заговорщицкий вид, лишь бы помочь Меган отвлечься от плохих мыслей. — Конечно, хочу! – она вскочила и поплыла к трубе, а следом за ней и парень. Они взялись за руки и начали перемещаться по трубам апартаментов. Через минуту таких блужданий пара оказалась в ванной комнате Ларри. — Вот мы и здесь, – слабо улыбнулся парень, проходя сквозь дверь. Размытые очертания его фигуры исчезли за деревянной хилой дверцей, скрывающей от глаз Меган ту самую комнату, в которой она давно мечтала побывать. Девочка поспешно проследовала за ним и оказалась в помещении, хорошо освещённой мерцанием уличного фонаря за окном. Все так же, как и час назад кружились хлопья снега, еле-еле покачивались верхушки деревьев, сияли звезды и тихо напевал ветер... — Мне нравится твоя комната, она большая, – девочка принялась исследовать каждый уголок скромной обители Ларри. Вот комод, в котором он прятал свои первые сигареты; кровать, на которой в отключке лежал после первой пьянки в 13 лет; множество плакатов его любимых групп, солисты которых умерли от передозировки веществами, которые парень горячо любил употреблять в юности. Эта комната хранила не самые приятные воспоминания, но откуда об этом было знать Меган? Для неё это просто был укромный уголок подростка, заброшенный давным-давно из-за смерти уже выросшего хозяина. – О, это же фото с Салом! – воскликнула девочка, заставив Ларри вздрогнуть. На стене висела она, та самая единственная фотография с Салли, которая напоминала Ларри о существовании друга после того, как ребята потеряли контакт и любитель наркотиков начал жёстко нажираться всякой дрянью. Пожалуй, светлые воспоминания о былой дружбе порой помогали ему держать себя в руках, не перебарщивать, помнить о негативных последствиях и о том, что жизнь всё-таки одна и не стоит ее так прожигать. Однако, однажды он не смог совладать с собой, за что и поплатился смертью. Ларри долго мучился и мучается до сих пор мыслями о том, что же сейчас происходит с Салом, не пошёл ли он по той же дороге, что и сам Ларри. Самым главным вопросом для парня было: не забыл ли его старина Салли? — Да, мы сделали эту фотку, когда были ещё совсем мелкими, – улыбнулся он. Если бы он был жив, почувствовал бы тепло в грудной клетке и одновременно покалывающий мороз. Невероятно тяжело терять людей. Невероятно тяжело не иметь возможности поговорить с ними, как в былые времена. — А давай не будем грустить? Расскажи мне историю, любую, – предложила девочка, подплывая к окну и любуясь снежинками, парящими в свете фонаря. — А давай, – ответил Ларри, не в силах оторваться от фотографии в старой деревянной рамке, с потрескавшимся грязным стеклом. Она притягивала его взгляд каждый раз, когда он пытался отвести его в сторону. Чем дольше он смотрел, тем сильнее хотелось вернуть те деньки, когда они с Салом были безмозглыми подростками, не познавшими ещё до конца все ужасы жизни. Невозможность этого разрывала душу парню. Хотя, какая там душа... – О чем тебе рассказать? — О любви, – мечтательно протянула Меган. — Ха, о любви! Нет уж, спасибо, давай лучше ты, – усмехнулся Ларри. — А у меня уже была любовь, – улыбнулась девочка. – Первая. И последняя, – грустное личико побелело ещё сильнее, приняло вид, полный обречённости и боли. — Рассказывай, кто же это был? — Ты только не смейся. — Обещаю, не буду. — Я полюбила, если честно, ну... Салли показался мне очень хорошим мальчиком. Он меня не испугался, был так добр со мной... – смутилась Меган, робко поглядывая на Ларри и ожидая его реакции. — Салли? — Да, он, – потупила взгляд девчушка. – А знаешь, я пойду к мамочке, – и она растворилась в воздухе, оставляя Ларри одного, наедине с самим собой. Тёмная, тихая и холодная рождественская ночь. Он медленно и бережно снимает со стены рамку, прижимает ее к груди, к своему давно переставшему биться сердцу. Он знает, что однажды настанет день, когда Сал покинет мир живых людей, и они обязательно встретятся с ним здесь, в апартаментах Эддисона, и больше они не потеряют друг друга. — Он и моя первая любовь тоже... и моя... – раздаётся тихий шёпот по всем апартаментам, заставляющий многих жильцов, сон которых особенно чувствителен, беспокойно ворочаться. Они проснутся в холодном поту от этого исполненного болью и каким-то особенным умиротворением шёпота, перекрестятся и упадут вновь на подушку, засыпая немного крепче. Однажды они свыкнутся с тем, что в этих апартаментах есть что-то необъяснимое, неподдающееся человеческому разуму, а затем присоединяться к этому чему-то непостижимому, станут незыблемой частью здания, его невидимыми стражами. Их существование пустое, полное мучений и горечи, но Ларри намного счастливее всех их. Ему есть, кого любить. Ему есть, кого ждать.