Опутанные паутиной

Неимоверно тощая, с выпуклыми костями она шагает по лесу, слабеющему в изможденной измороженности, несуразно мотаются из стороны в сторону будто изломанные руки, проводя порой когтями по земле, чтобы оставить угрожающе длинные отметины. Пустоту в невидящих глазницах заполняют белесые паутинные нити, образующие форму невидящих очей, и тишина, способная показаться абсолютной уху человеческому, наполнена звуками. Когти содрали часть сухой коры с умирающего дерева, пройдясь по поверхности скребущимся в уши, заунывно-болезненным звуком. Последние листья дрожат на осенних деревьях, и лютый морозный холод пронизывает до глубин сознания. Мгновения, когда природа угрюмо молчит, кажутся ужасающе громкими и неприятными, как изматывающее разум, скрежещущее и нерасторопное скольжение гвоздя по металлу. В этом бесчувственном беззвучии хруст веток под небрежными ногами оглушает. Тепло давно померкло в ее рассудке; лишь слепота, тревожащая сгустки нервов и колышущая легкие, давала о себе знать. Нос чуял малейшие колебания ветра, доносившие самые разные запахи. Говорящие или не, живые и умирающие оставались для нее лишь бельмом на глазу. Настоящей пищей, радующей желудок, были трупы, давно разлагающиеся или свежие, но успевшие стать холодными. Угрюмая и дикая чистильщица леса, одинокая в своих странствиях, умела говорить медленным хрипом, пусть и не желала. Ей была чужда любая духовная ценность, но она не сеяла смерти, лишь очищая пространство от трупов, неспособных утолить голод, хотя могла и убить, если бы ее достали. Всякие зверьки разбегались, испуганно прячась при виде ее, чувствуя угрозу, не зная, что ни одному из них она не посмела бы причинить вреда. Цепенеющая в ожидании природа терпела санитара засыпающего леса. В тот день кто-то лишний попал в Запредельность, троица людишек, которые увидела в этом мире замечательную секретную жилу для обогащения собственной страны. Они рассуждали, сколько полезных ископаемых можно здесь добыть и как много земли использовать в своих целях, стоило только привести других для более подробного изучения. Они хотели уничтожить то, что так трепетно создала природа и неведомые им архитекторы, очернить этот мир своей похабностью и грязью. Под угрюмыми небесами реяла оглушающая тишь, само окружающее замерло в шоке от невежества посетителей. Редуцента учуяла их противный, как они сами, запах — терпкий пот, перегар и омерзительный смех заставили ее содрогнуться. Ее невидящие глаза смотрели куда-то в пустоту. Она сделала медленный болезненный шаг, провела рукой по коре, вслушиваясь в едва ощутимый шорох от скольжения по шероховатой поверхности, и устремилась к людям. Ее ноги неслись быстро и бесшумно, подобно ветру, ее ноздри внимали сотне запахов подмороженного леса, возмущаясь появившимся в нем нечистотам. Она продолжила уныло шататься по лесу спустя час. За все эти года ей не доводилось натолкнуться на подобных тварей. Отвратительно… Их блестящие от крови органы на только что выпавшем снегу оказались красивее их самих, наконец-то она насладилась добычей. Лес был чист, ее работа — завершенной. Усталыми неторопливыми шагами Редуцента продолжила идти между деревьями, пришла зима, хотелось погрузиться в беспробудный сон без снов. Долгое время после не приходилось видеть людей, но сейчас, после пробуждения, ощущения внезапно обострились: запах смерти слишком отчетливо доносился от человека, зовя к себе. Хрустели ветви под ногами, шуршали листья по бокам, Редуцента продиралась к умирающему. И вот она оказалась настолько близко, что смогла чувствовать его ощущения и боль, и чуть не заскулила от нахлынувших эмоций. Спрятавшись за деревьями, она заглянула в глубины разума мужчины, увидев окружающее его глазами. Все ужасно… Слишком муторно. Голова кружится и раскалывается, предметы словно искажают свои очертания. Хочется пить, в глотке пересохло. Пульсирующее жжение в руке… Нет, в плече, он ее потерял. Кровь пропитала ткань, багряные капли остаются на земле, передвигаться трудно, дыхание тяжелое, прерывистое. Он сам не знает, куда идет. Ощупывает дверь в полубреду, ведущую в небольшую постройку, расположенную прямо у забора. Видимо, жаждет укрыться. Запах смерти так отчетливо тянется за ним... Но почему отщепенец до сих пор не сдается? Безумное рвение вперед, непонятно куда. Он опирается на стену здоровой рукой, с трудом спускаясь по лестнице. Каждый шаг тяжелее, каждый вздох отчаяннее предыдущего. Багровые сладкие капли крови падают на ступени, Редуцента хмурится, она настолько отвлеклась на собственные мысли, что потеряла с умирающим связь. Немудрено — такое безумное желание жить слишком чуждо ей. Он определенно лучше людей, которых она видела в последний раз, но и в нем своя гниль. «Зачем борешься?.. Ведь ты уже мертв и сам не понимаешь этого». Она срывает зеленый лист, сжимает в руке. Он иссыхает, того гляди распадется, слишком хрупкий для этой жизни. Отщепенец еще жив, а она вновь видит его глазами. Теперь он отчаянно ползет по длинному проходу к противоположной двери. На стеллажах бережно расставлены банки с органами и деталями, совмещенные конечности с шестеренками, погруженные в странную жидкость. Мужчине тошно смотреть на все это, кружится голова, но он все ползет, оставляя за собой кровавый след. Посветы освещают пространство заунылым и тусклым светом, будто чувствуя присутствие смерти. Впереди дверь. Спасение?.. Пространство будто искажается, жажда продолжает мучить горло. Отщепенец подползает ближе, пытаясь рассмотреть, пересиливая затуманенное зрение. Темная жидкость сочится из раны, окропив железные шипы. Редуцента содрогается — голод сам подвел тело к изгороди, пальцы судорожно сжали ее. «Моя кровь слишком черна для мира». Вновь заглянув в глубины сознания отщепенца, она продолжает наблюдать за его глупой попыткой добраться до двери. Две пластины, смыкающиеся зигзагом, объединяет большой замок — выемка формы шестеренки. Какая-та картинка промелькнула в сознании умирающего, но Редуцента сразу поняла, что то был Герберт, и внимание человека заострилось на ключе, который висел у него на шее, ведь он идеально бы подошел для двери. Отщепенцу не пройти, а расстояние до противоположной двери кажется исполинским. Рука, дрожа, вытаскивает недавно написанное письмо, но мысли не о нем — слишком сумбурные, слишком болезненные. Человек в бессилии лежит на грани между жизнью и смертью. Редуцента облизывается — скоро будет ее черед идти за добычей. Но что это?.. Слышатся звуки вдалеке, ее время еще не пришло. И, исторгая в уме тысячи проклятий, она поворачивается спиной к изгороди, уходя далеко, жаждя укрыться в лесном пространстве. Когти ее по-прежнему скребут землю, чертя дорогу в память о беспросветных днях, опутанных паутиной...