Мориарти 24

10 a.m. Спальня. Моран любит просыпаться раньше Мориарти и смотреть на него. Лицо криминального гения во сне такое умиротворённое. Он кажется воплощением нежности, красоты и невинности. Ладонь под щекой, чуть приоткрытые губы, почти неслышное дыхание. Такой хрупкий, милый и забавный в этой своей привычке — класть руку под голову. Хочется холить и лелеять, защитить этого вечного мальчишку от всего света, спрятать в глубине своего сердца и, выключив все приборы связи, хранить его сон вечно. Хочется схватить, растоптать, растерзать, искусать, изнасиловать эту идеальную красоту. Вечное противоречие — любуясь бабочкой или цветком, так трудно устоять, чтобы не поймать, не сорвать, не оборвать крылья и лепестки, пачкаясь пыльцой и соком. Себастьян проводит ладонью по щеке Джеймса, покрытой лёгкой щетиной, касается большим пальцем сухих мягких губ, а затем прижимается к ним своими. Мориарти недовольно мычит, стараясь отстраниться и продлить сон, но тем лишь подстёгивает желание полковника овладеть этим тёплым сонным телом. А смешок, который издаёт тот, пока Моран стискивает его запястья и наваливается сверху, просто сводит с ума. За год, что они живут вместе, такие утренние происшествия случались не раз. Джим никогда не сопротивлялся, отдаваясь во власть Себастьяна, а тот заламывал любовнику руки, кусал и целовал до боли, овладевая намерено жёстко. А когда всё заканчивалось, лежал, как уставший зверь, положив голову на грудь своего хозяина. Джеймс неспешно перебирал его волосы правой рукой, левой сжимая первую за день сигарету. Соединение так и не прошедшей сонливости, отзвуки наслаждения и боли так чудесно переплетались с табачным дымом, поднимающимся к потолку. Это давно стало одним из ритуалов, но Себастьяна всё равно бесит язвительный смешок всезнайки Джима. 11.30 a.m. Кухня. Джим в футболке с v-образным вырезом и трикотажных брюках сидит, скрестив босые ноги по-турецки. На столе перед ним ноутбук и чашка чёрного кофе. Ни следа сонливости, взгляд быстро скользит по строчкам на экране, а пальцы по клавишам. Себ в белоснежной майке и голубых джинсах чуть слышно напевает у плиты, поджаривая стейк и яйца, от души мажет маслом тосты. Через несколько минут он садится за стол, не забыв достать из холодильника большую банку смородинового джема. — Джем для Джима, — весело говорит Себ, и это уже тоже традиция, сигнал прервать дела ради лёгкого завтрака. Джим чуть кривит губы, а затем решительно опускает крышку ноута и отодвигает его. Окуная ложку в джем, косится на мясо в тарелке Морана и говорит: — Интересно, пойму ли я когда-нибудь, как можно ЭТО жрать по утрам? — Ты с трудом понимаешь, как вообще можно жрать по утрам, так что вряд ли. А хороший кусок мяса с кровью — как раз то, что нужно настоящему мужику утром. К тому же, привычка из Канады, ты знаешь. — Да уж, знаю, — хмурит брови Джим, доводя до идеального состояния слой джема на тосте, — Надо бы прояснить ещё, чего это вы так часто завтракали с Морганом, что это стало привычкой. — Сам отправил меня на обучение, — пожимает плечами Себ, — Издержки производства. И ты же знаешь, что мужчины его не интересуют. — Хм. — Что на сегодня? — Гондурас. И Родригеса нашли. Сущие пустяки, как видишь. Можем вечером в ресторан заглянуть или в кино. Миллион лет не был в кино. — Ага, а на выходные мы едем к моим родителям, — невесело усмехается Себ. Джим кладёт на тарелку недоеденный бутерброд и тянется к ноутбуку, облизывая пальцы. — Стоять! — неожиданно рявкает Моран, — Бутер доешь, кофе допей и договори. Что решили с Родригесом? — Кончать, — Джим притворно виновато пожимает плечами. — Да уж, кино, вино и домино, — вздыхает Себ. — Не печалься, детка. Гондурас только вечером, Родригес ещё позже. За город можно днём съездить или просто в парке посидеть на траве. — Или в танки сразиться, — подхватывает повеселевший Себастьян. — Оу, сколько можно? — тянет Джим, — Тебе в жизни стрельбы не хватает? А впрочем, всё для тебя. В эти часы они простые парни — Джим и Себ. Сожители, обсуждающие планы на день, играющие в компьютерные игры, и просто влюблённые. 6 p.m. Кабинет. Джеймс Мориарти одет соответственно своему статусу. Костюм тройка от Армани, туго затянутый галстук, тонкие пальцы в массивных золотых перстнях барабанят по подлокотнику кожаного кресла. Настоящий король, принимающий послов. За его левым плечом стоит Себастьян Моран, гладко выбритый, собранный и в то же время спокойный. На нём чёрный костюм от Том Форд. Сейчас он пресловутый Джеймс Бонд, тем более, что в опущенной за спинку кресла руке — пистолет. Ещё шестеро охранников расположились за ними. Всё призвано демонстрировать силу и превосходство. Гондурасец, стоящий перед Мориарти, сын одного из тамошних министров, получивший образование в Великобритании. С ним лишь трое охранников. Хули — отец в тюрьме, да и выпендриваться ни к чему сейчас. — Вы всё сказали? — резко обрывает Мориарти, — Это всё, что вы можете предложить??! Бубнёж о том, что мне и так отлично известно? На что я трачу время, бог мой, на что? — Нет, вы не поняли, — говорит Суарес, а Моран предостерегающе кладёт руку на плечо Джеймса, — Я знаю всё, что вы скажете, знаю! — Дааа? Да? Какой трафик в Европу, когда вы в США половину доставить не можете? — взрывается Мориарти, чувствуя, как больно впиваются пальцы в плечо. Гондурасец переводит дыхание и проводит рукой по мокрому лбу. — Мистер Мориарти, я бы не пришёл к вам, чтобы предложить пустышку. Взглянем на то, что есть. Вы можете убить меня и моих людей в любой момент. Не факт, что они не успеют зацепить вас, — он оборачивается к сопровождающим, — Бросить оружие. Три пистолета падают на пол. — Можно подумать, это всё, что у них есть, — усмехается Мориарти, — но допустим, жест доброй воли принят. Или, действительно, убить вас всех? — Нет, послушай, то есть послушайте, — волнуется Суарес, — мой отец был идиотом. Зная всё о трафике в стране, он подыгрывал мексиканцам, но это было совершено не верно. Я нервничаю. Может, ваши люди перестанут держать меня под прицелом? — Ок, — лёгкий взмах руки в перстнях, и шестеро охранников опускают пистолеты, — Присядь и говори уже, наконец, чего ты хочешь. Коротко. — Синалоа и Эль Гальфо транспортируют через Гондурас огромные партии. Вы знаете об этом. — И о том, что половину ловят. — Да, но… Дайте минуту. — Минута уже слишком много, — смеётся Мориарти. — Значит так. Предложение конкретное. Я знаю всё о том, где держат, где изготавливают, как транспортируют товар. Мы его отбираем и — в Европу. США только за. — Ну и хуярь, раз такой умный. От меня что надо? — пальцы Морана почти не справляются с агрессией, рвущейся наружу. — Денег, — бессовестно пожимает плечами гондурасец, — И подлодку. Всё нужно провернуть максимально быстро, сами понимаете. Речь идёт о сотнях тонн. — Откат? — голос Джеймса резок, но на самом деле он с трудом сдерживает смех от этой детской наглости. — Сотни тонн! Сотни! Над Лондоном можно будет устроить волшебный снегопад. — Так, Хосе, твоё предложение надо перекурить. Не сочти за хамство, но не покинешь ли ты нас на несколько минут? Суарес и его люди удаляются в коридор. Взмах руки, и охрана скрывается за противоположной дверью. Мориарти задумчиво вертит в руках портсигар из слоновой кости. — Что думаешь? — не выдерживает Моран. — Он молод и нахален, — Джеймс наконец достаёт две сигареты, протягивая одну Себастьяну, тот подносит зажигалку, — таким обычно везёт. Мне нравится его дерзость. Но… — он выпускает несколько колечек дыма, — Это дело, оно не плохо, оно хуёво, оно отвратительно, тошнотворно, опасно так, что даже меня мутит! (А ты знаешь мой крепкий желудок)) Подлодку ему подавай, с США он договорился, места он знает! А мы, значит, окажемся между молотом и наковальней, когда он хапнет куш и свалит. Пиздец, наглый тип! Но в случае выигрыша, ты представляешь себе прибыль? — Представляю, но тебе ведь важна сама игра? — Да. И снегопад над Лондоном. Знал ведь, гад, чем зацепить! И… Прости меня. Позови одного Суареса, а сам поболтай пока с его людьми, пожалуйста. Моран твёрдым шагом военного направляется в коридор, но перед дверью резко разворачивается: — Слишком много двойных, тройных игр. — Я знаю. — Мы выживем? — Едва ли. Хлопок двери. 8.30 p.m. Заброшенный завод. Цех. Родригес, привязанный к стулу, куда симпатичнее той лживой мрази, которой он был месяц назад сидя в кресле напротив, отмечает про себя Джим. — Добрый вечер, Родригес! — недобрая ухмылка, — Ты узнаёшь нас? — Мистер Мориарти, пожалуйста, мистер… — попытку встрять с оправданиями прерывает кулак Морана. — Отлично. Меня ты помнишь, считай пол дела сделано, — издевается Джеймс, — А это Себастьян, кажется, в прошлый раз я не представил его. Но это и не важно, потому что для тебя он сегодня будет детектором лжи. Неверный ответ на мой вопрос и… — кулак Морана вновь встречается с лицом Родригеса, — Думаю, ты понял? *** — Чёрт! Вытрись, Себ, ты весь в крови. — Не правда, только руки, — ухмыляется Моран, принимая салфетку. — Ты, блять, ещё и ржёшь? Мы здесь уже полчаса, а так ни хера и не узнали! Мне самому взяться за дело? — Нет, босс, я сам. — А ты чего лыбишься? — обращается Мориарти к Родригесу, разбитые губы которого и впрямь приоткрывают зубы, окрашенные кровью, только это, конечно же не улыбка, просто дышать через нос он больше не может, — Нет, вот объясни мне, чего ради так ломаться? В прямом смысле, причём. (Оценил моё чувство юмора?) Конец тебе известен, так зачем мы тратим время друг друга? Родригес сплёвывает скопившуюся во рту кровь и выдыхает: «Семья.» — Семья? Да, это очень неосмотрительно — обзаводиться семьёй, если ты такой лживый ублюдок. Но, пораскинь мозгами, это здесь тебе важно знать, что они целы, а там ты только обрадуешься быстрой встрече в Раю. Туда ведь попадают мученики и раскаявшиеся грешники, а? Я убедил тебя? — Нет. — Хорошо, Себ, продолжай. Это животное глухо к голосу разума. *** — Ты всё узнал? — Всё. Стреляй! Моран играет ножом в руке. — Нет. Стреляй! Выстрел. Голова того, кого ещё утром звали Хорхе Родригес дёргается назад, а Себастьян пинает стул, не желая смотреть на развороченное лицо. Эхо ещё разносится по пустому цеху, а Мориарти уже обнимает Морана за шею, притягивая для жадного поцелуя, льнёт всем телом, закатывая глаза так, что видны лишь белки, шепчет горячо и пьяно: «Пожалуйста, Бастиан, мне нужно… Быстрее!..» Себастьян терпеть не может, когда Джим ведёт себя, как изголодавшаяся шлюха, но и устоять не может. Мориарти весь такой жаркий и гладкий, и сладкий… Моран бросает на пол платок и опускается на колени, расстёгивает брюки босса под полубезумный шёпот. Вбирая в рот возбуждённый член, он вдруг замирает от нестерпимо яркой вспышки осознания, схожей с болью. Поднимает взгляд. Глаза Мориарти влажно блестят в полумраке. Он кладёт руку на голову любовника и говорит почти нежно: «Я знаю, милый, знаю, продолжай!» Предательская дрожь в голосе разрушает нежность. Некоторое время спустя оба деловито поправляют одежду, помогая друг другу вместо зеркала, и покидают цех двумя безупречными джентльменами. Об уборке есть кому позаботиться. 11 p.m. Aston Martin. Мориарти разваливается на заднем сидении и закуривает. Моран садится за руль. — Знаешь, — говорит он, — не плохо было бы пользоваться иногда твоим автомобилем с водителем. Я бы тоже хотел сейчас просто отдохнуть. — Оу, моя детка устала? — Джим звенит снимаемыми перстнями, — Потерпи ещё чуть-чуть. Моран ругается сквозь зубы. Вступать в перебранку лень, да и поведение Мориарти настораживает. Несмотря на псевдо расслабленный вид, он явно возбуждён и встревожен. Это заметно по тому, как без конца меняется выражение его лица (совсем незаметно для кого-нибудь другого, кроме Морана), как он теребит идеальный узел галстука, как нервно меняет позу. — В чём дело, Джим? — Ни в чём. Притормози. Надо распробовать подарок нашего нового друга. В зеркало заднего вида Себастьян наблюдает за тем, как Джим втягивает в ноздри порошок, как проводит мизинцем по дёснам, а потом откидывается назад, блаженно прикрывая глаза. — Да, вот он — настоящий снежок, то, что нужно летним вечером. — Так ты так нервничал из-за кокаина? — спрашивает Моран, плавно выруливая на дорогу. — Нет, что ты. Его я просто нащупал в кармане. — Смотри у меня, решу, что это становится опасным и быстро прижучу. Я ведь твой телохранитель, чёрт возьми! Мориарти на заднем сидении хохочет дольше, чем того требует шутка, а затем шепчет в затылок своего водителя: — Да, и этому телу очень нравится, как ты его хранишь. «Готов», — думает Моран, а значит самое время поговорить по душам. — Тогда что тебя раздражает? — Дурацкие вопросы в ответ на заигрывания. — Я серьёзно, Джим, что не так? Настроение злого гения мгновенно меняется на задумчивое. — Знаешь, Себ, всё так, всё чертовски так, а мне этого мало. Мне всегда всего слишком мало. Мои планы с каждым днём всё рискованней, а поступки всё безумней, но чтобы хоть как-то успокоиться я принимаю кокаин. Чем больше я получаю, тем больше пустота внутри. — И меня тебе мало? — тихо спрашивает Себастьян. — О, тебя мне всегда мало, так мало, что я боюсь захотеть однажды съесть тебя, чтоб получить хоть малую толику того, что жажду. — Но ведь тогда меня не станет совсем. — Ты понимаешь? Да? Понимаешь? И так со всем. Как только получаешь что-то полностью, то этого как бы и нет. А неудовлетворённость только растёт, разъедает, мучает. Голод нестерпим… — Кстати, — настроение Мориарти вновь резко меняется, — безумно хочется жрать. Заедем в Макдональдс! — Фу, сколько можно есть эту дрянь? Давай домой. Я что-нибудь приготовлю. — А я тем временем умру с голода. Хочу вредной и быстрой еды. — Ты растолстеешь, и я не буду любить тебя. — Испугал! Думаешь, я расстроюсь? — Думаю, да. Безответно влюблённый криминальный гений — что может быть смешней? — Наёмник, который думает, что его любят. Я не люблю никого. — Брось, почему тебе так сложно это признать? — Почему тебе так важно это услышать? — Потому что тогда я поверил бы, что смогу тебя уговорить бросить всё и рвануть на тропический остров или, если уж ты не можешь без риска, то в какую-нибудь Боготу или в эту, блять, Тегусигальпу. — Нет уж. Ещё один повод молчать. Нести чушь при Мориарти имеет право только Мориарти. Не раньше, чем я сдохну, трепитесь тогда, сколько влезет. — Для меня это значит никогда. Я не позволю тебе умереть первым. Джим словно не слышит, жадно вглядываясь в ночной город за окном. — Макдональдс! — радостно вскрикивает он, — Хотел хитростью провезти меня мимо? Не выйдет. Долой пиджаки и галстуки! Идём в народ! Морану чертовски не нравится его настроение. 12 a.m. Макдональдс. Джим и Себастьян сидят за столиком в углу. Ужин окончен, но они никуда не спешат. Чуть-чуть покоя не помешает. Мориарти рисует что-то на салфетках, а полковник просто прикрывает глаза. «Смотри-ка, — расслабленно думает он, — а обещание ресторана оказалось не шуткой.» Он слегка улыбается. — Эй, Себ, — весёлый голос чересчур звонок, — а давай прихватим что-нибудь с собой! — Да ты и так съел больше… — начинает он и осекается, проследив направление взгляда Джима. Через столик от них сидит по настоящему красивая девушка. Одета совсем просто, но осанка королевы, медно-рыжие кудри собраны в высокий хвост, изумрудного цвета глаза устремлены в книгу, длинная белая шея, профиль, как с античной фрески… Моран чувствует, как от одного взгляда на неё, его охватывает волнение. Какая красота! Он быстро переводит взгляд на Джима и видит, что того несёт. В глазах безумие, похоть и тьма, различимые даже сквозь стеклянный блеск. — Нет, Джим, пожалуйста, нет! — Что значит «нет», если я хочу добавки? — капризно тянет Мориарти, — Ты ведь не разочаруешь меня? — Не нужно, хватит на сегодня, правда! — Передай ей триста фунтов и скажи, что это аванс. — Да брось, видно, же, что она приличная девушка! — Приличная? Ммм, ну передай пятьсот. — Я не об этом. И ты меня прекрасно понял. — Зато ты меня, кажется, нет. Моран, исполняй. И не делай вид, что хочешь её меньше, чем я. — Я знаю, что подарить тебе на Рождество, Гай Цезарь Германик*, — зло говорит Себастьян, — Колизей! — Ой, не пугай меня, — издевательски хохочет Джеймс и машет руками, — а не то я подумаю, что ты умеешь читать! А впрочем, идея отличная! «Всё имеет свою цену», — думает он грустно, глядя в широкую спину полковника. 7 a.m. Дом Мориарти. Разные места. Комната в подвале буквально вся залита кровью. Склонившиеся над столом с телом, некогда носившим имя Вирджиния Уолтер, Джеймс и Себастьян чрезвычайно серьёзны. Они почти закончили расчленять труп. — С каждым разом у тебя получается всё лучше, — замечает Моран. — Я же говорил, что если сначала спустить всю кровь, то надрезы получатся чище. — Само собой, но не обязательно было делать это таким варварским способом. — Оу, на меня просто снизошло вдохновение! — Психоз на тебя снизошёл! *** Пару часов назад весёлая оргия с кокаином и шампанским незаметно превратилась в кровавую резню. Всё началось с покупки этого дома тринадцать месяцев тому назад. Впервые осматривая подвал, Джим и Себ наткнулись на странную комнату, сплошь облицованную белым кафелем, с душем на длинном шланге и полом под склон. У дальней стены был водослив. Лампы дневного света бросали мертвенные отблески на всё. — Ого, Моран! — Мориарти медленно переступил через высокий порог и закружился посередине комнаты, легко скользя на тонких подошвах своих узконосых туфель, — Тебе это ничего не напоминает? — Видал я такие места, — хмуро отозвался полковник, входя следом, — Как же они называются? Ах да! Камеры пыток! — А если поставить посередине стол и примостить шкафчик с инструментами, то получится… Ну же, Себ! — Камера пыток! — Фу, какой ты мрачный! Пораскинь мозгами! — Ну или мечта Моргана. — Это уже теплее. Но я говорю об операционной, дубина. Так она и осталась операционной. Первое время Моран действительно думал, что Мориарти планирует латать там пострадавших парней и благосклонно смотрел, как тот в часы скуки подбирает в интернете всё необходимое. Это стало его любимым развлечением на пару недель. А потом случился Сэм. Милый мальчик-наркоша с фиалкового цвета глазами и перламутровыми волосами. Накрашенный, как девушка, он был так же гибок и хрупок. Мориарти часто взбредало в голову затащить в их общую постель кого-нибудь третьего, и Моран, если забыть о ревности, смотрел на это в целом благосклонно. Третьи лица всегда отделывались синяками и растяжениями и уходили вполне довольными, унося с собой неприлично щедрое вознаграждение. Но тут… Себастьян вышел в туалет, а когда вернулся, не обнаружил Джима и Сэма в спальне. Поначалу он не придал этому значения. «Жрать, наверно, пошли.» И он развалился на кровати. Однако мало по малу тишина в доме начала его напрягать. Прежде всего он испугался за Джима. Быстро достав пистолет, он начал осматривать комнату за комнатой. Нигде никого. Двери и окна заперты. Даже спускаясь в подвал, Себастьян не думал ни о чём плохом, скорее успокоился. «Поэкспериментировать, наверное, решил, долбаный извращенец!» Но он и не представлял себе, как далеко зашёл этот эксперимент. *** — Все имеют свою цену. Какова твоя, Себ? — Решил продать меня подороже? — Ещё чего! Почему ты так подумал? — Потому что ценой вещи, которой владеют, интересуются, если хотят расстаться с ней. Но я не вещь, Джим, и я прибегу обратно. *** После Сэма их было много. Не меньше двадцати. По одному на каждый приступ скуки Великого и Ужасного. Но после такого насыщенного событиями дня, как сегодня — ни одного. И вот он начинает упаковывать куски тела древнегреческой нимфы в полиэтиленовые пакеты. Мориарти лениво потягивается и говорит: — Устал жутко! Приберёшь тут всё, ладно? — Ненавижу тебя! — шипит Моран. — И я тебя, мииилый, — доносится из-за закрывающейся двери. *** Мориарти идёт, чуть пошатываясь, оставляя за собой кровавые следы. Он действительно слишком устал. Всё это переизбыточно даже для него. В комнате на втором этаже ждёт неприятный сюрприз — одно новое сообщение. Номер не определён. Кодовое слово, означает, что одна террористическая группировка узнала о том, что он водит шуры-муры с другой, противоположной ей по интересам, и намерена нанести удар сегодня же, и что надо срочно бежать. Если бы кто-нибудь мог видеть жуткую улыбку на покрытом кровью лице Джеймса Мориарти в этот миг, он бы содрогнулся, а иконописец бы сохранил в памяти для работы над образом Сатаны. Несколько секунд, и он, открыв ноутбук, выбирает «отформатировать». «Вы уверены?» «Да.» «Вы точно уверены?» «Да, чёрт возьми! Да.» Затем Джим отправляется в душ, включает ледяную воду и опускается на пол. Кажется вся усталость и пресыщение последних лет накатывают разом. Глупый мальчишка, чего ты хотел? О чём мечтал? Богатство? Власть? Вседозволенность? У тебя есть всё, а значит ничего нет. Теперь даже времени в обрез. «Ты помнишь, когда сошёл с ума?» Моран пьян и бесстрашен. «Во время учёбы. Да. Ты знал, что многие математики сходят с ума, не выдержав безграничности, бесконечности? Одни из них кончают жизнь в психушке, а другие… Да кому я вру? Я один такой!» Один. А Моран? Может быть, повстречайтесь вы раньше… Кому ты врёшь, Джимми? Здесь больше никого нет. И хватит ныть, когда жребий брошен. Он резко поднимается, от чего подкатывает тошнота, и начинает тщательно мыться. Двадцать минут спустя Джим выходит из ванной, продолжая вытираться махровым полотенцем. По экрану бегут исчезающие файлы и он грустно улыбается им, как старым друзьям на прощанье. Потом протирает краем полотенца экран телефона и отправляет одно смс. Затем «Отформатировать.» Прощай. *** В операционной Себастьян заканчивает смывать кровь со стен и с пола, и с себя заодно (незачем следить в доме), когда его внимание привлекает мерцающий экран телефона на пороге. Одно входящее сообщение: от Джим. «Чего ещё тебе надо, ублюдок? Захвати мне молока с мёдом, милый?» Открыть. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. МОЗАМБИК. Себастьян бросает лейку душа, запинается в коридоре о пакеты с телом Вирджинии Уолтер и, матеря её последними словами, несётся наверх, поскальзываясь на поворотах, оставляя водяные разводы поверх кровавых следов. А наверху тишина. Спальню заливают лучи утреннего солнца. Привычно жужжит ноутбук, на чёрном экране мелькают белые буквы и символы. В белоснежной постели лежит обнажённый Джим, подложив ладонь под щёку. Влажные после душа волосы зачёсаны назад, лицо расслаблено и умиротворено. Воплощение чистоты и невинности. «Ах вот, значит, как ты решил, грёбанный Мозамбик! — кричит про себя Моран и с хрустом разламывает телефон пополам, — Вот так, значит, блять! — он идёт в уборную и, бросив несчастный аппарат в унитаз с наслаждением мочится на него, — Сукин ты сын, Джеймс Мориарти! Инструкцией решил оградить меня от своих проблем, ёбаная ты тварь! Пункт 13.2 Мозамбик — мне кранты, ты не можешь помочь, уходи один. Щас, блять, ушёл. Побрился ведь даже, гад!» — Моран направляется в ванную, чтобы привести себя и мысли в порядок. Спустя несколько минут выходит оттуда по видимости спокойным. Поправляет на ходу пальцами волосы и ложится на свободную половину кровати, целомудренно укрывая Джима и себя по пояс одеялом. Закидывает руку за голову и закрывает глаза. Тишина, если не считать жужжания ноута и тихого дыхания. — Глупо, — роняет Джим. — Зато хоть высплюсь, — отзывается Себ. Время 9.00 a.m. 11.00 a.m. В спальне работают судмедэксперты. Примерно час назад в полицию позвонила взволнованная жительница соседнего дома и сообщила о слышанных ею выстрелах, а так же о группе людей в чёрном, в спешке покидающих дом мистера Мориарти. По звонку срочно выехал отряд полиции, который обнаружил в спальне на втором этаже два мужских трупа с множественными пулевыми ранениями в области груди и живота. Прибывший чуть позже остальных эксперт по брызгам крови замирает с камерой в руках перед местом преступления. Сквозь её объектив он видит сюрреалистичную картину: лица убитых безмятежны, а белое одеяло, которым они укрыты, похоже на саван, усыпанный алыми цветами.