Обскури

Криденс, сонно ерошащий свои влажные после ванны волосы в бесплодной попытке хоть немного их просушить, заходит в спальню как раз в тот момент, когда Ньют выгибается под Персивалем, с одному ему доступным изяществом выкручивая свой позвоночник под почти неестественным углом, и молча хватает губами воздух, словно не находит в себе сил застонать, хотя ему этого безумно хочется. Персиваль придерживает его за бедра, тесно прижимаясь пахом к округлым белым ягодицам, и едва касается губами резко вздымающейся груди, давая Ньюту время немного прийти в себя. И именно поэтому Криденс всегда приходит чуть позже - чтобы поймать новый сногсшибательно интимный кадр, которым он потом поделится с бумагой в одном из своих альбомов. В них множество таких сцен, полных желания и трепета. Криденсу нравится посвящать часы тому, чтобы тщательно вырисовывать каждый изгиб тел двух сплетающихся на кровати мужчин, тем более, что результат - движущийся, пышущий жизнью, желанием и неприкрытой сексуальностью рисунок, - поражает воображение. Ньют нетерпеливо кусает Грейвса за плечо, подается навстречу, сильно сжимая его бедра коленями и стонет на одной ноте, сбиваясь, когда Персиваль начинает двигаться, размашистыми, сильными движениями выбивая из Ньютона последний воздух. Они оба уже близки к разрядке - хотя Криденс оставил-то их едва ли на полдюжины минут, - и аврор не отказывает себе в удовольствии немного помучить своего жадного до удовольствий любовника - почти останавливается, слегка придерживая пальцами узкие, крепкие бедра, поворачивается к подошедшему к кровати Криденсу, и целует его медленно, чувственно и напоказ, едва двигаясь в дрожащем от нетерпения Ньюте. Тот тихонько выругивается, не отводя взгляда от сталкивающихся в поцелуе губ, и направляет руку Криденса, кончиками пальцев скользнувшую по его животу, к своему члену, вздыхая с облегчением, когда напряженный ствол, увитый набухшими венками и влажный от естественной смазки, оказывается в плену теплой узкой ладони. Персиваль двигается так же неторопливо, как целует Криденса - медленно вытаскивает член, оставляя внутри только головку, слабо толкается несколько раз, дразня изнывающего Ньюта, и плавно въезжает на всю длину. Криденс обнимает его за шею, подаваясь под зарывшуюся в мокрые пряди ладонь, целует, лаская Ньюта, все ожесточеннее двигающегося навстречу растягивающему его члену. - Криденс, - тихо зовет его Ньют, скользнув пальцами по запястью и поднимая на юношу затуманенный взгляд. Криденс принимает приглашение, только сейчас вспомнив, что нужно стянуть накинутый на голое тело халат, и игриво-нежно куснув губы улыбнувшегося Перси, ложится рядом с дрожащим, болтающимся на самой грани Ньютом, прижимаясь губами к его губам и телом к телу. Этого хватает обоим - Ньют тихонько поскуливает, кусая губы - свои и Криденса, напряженно вздрагивая и сжимаясь на члене, а Персиваль в четыре движения доводит до пика себя, замерев на мгновение, прежде чем со стоном выдохнуть и потянуться за поцелуем сначала к Ньюту, а потом к замершему в предвкушении обскуру. - Мучитель, - довольно улыбается Ньют, из-под ресниц наблюдая за аврором. Его пальцы неторопливо скользят по плечу к груди, обводя пару старых, так и не сошедших полностью шрамов от какого-то боевого заклинания. Криденс наблюдает за скользящим движением пальцев, как и всегда думая о том, что если чужие шрамы могут быть привлекательны - а у Перси их несколько, у Ньюта и того больше, значит и его иссеченная спина тоже не так уж уродлива. Ньют целует его в шею, словно почувствовав его невеселые мысли. - Учитывая, что ты собрался прямо сейчас сбежать от нас к своим обожаемым зверям, я был весьма… мягок с тобой. - Прямо сейчас? - Криденс немного расстраивается - не хочется отпускать Ньюта, он любит быть втроем, быть между ними двумя, чувствовать двойную порцию ласки и страсти. - У меня дромарожиха вот-вот разродится, я должен быть там. Вас не зову, они… - Мы и не просимся, - весело фыркает Персиваль, получив тычок под ребра. - В общем, меня, наверное, весь день не будет, - Ньют отмахивается от аврора, так и не закончив фразу. - Прости, милый. Криденс кивает, улыбнувшись, когда Ньют снова целует его в шею, на этот раз проведя языком влажную дорожку от ключицы к уху. Одевается зоолог быстро, второпях, словно и так потратил дюжину минут, которых у него не было. Криденс наблюдает за ним, зачем-то прикрыв бедра шелковистой тканью халата, и прильнув к севшему на постели Персивалю, тоже наблюдающему за Ньютом. - Не надо меня осуждать, - нежно и весело мурлычет Ньют, наклонившись и поцеловав каждого в переносицу. - Вечером я буду весь в вашем распоряжении. - Звучит многообещающе, - хмыкает аврор. - Мы запомним, верно, малыш? - Верно, - смущенно подтверждает Криденс, представляя себе возможности сегодняшнего вечера. И не только, учитывая, насколько многообещающе Персиваль гладит его поясницу. - Не грусти, малыш-обскур, - негромко произносит Персиваль, наклонившись к Криденсу, когда Ньют чуть ли не бегом вылетает из спальни. Видимо, все-таки, действительно опаздывает к своей дромарожихе. Не Криденсу с Персивалем его осуждать - оба привыкли. Халат отправляется в сторону, прочь с кровати, а Криденс, удивленно улыбаясь от неожиданности, растягивается спиной на постели, поглаживая наклонившегося над ним мужчину по плечам. Хорошо, что Криденс давно уже не чувствует смущения, оставаясь обнаженным, наоборот, от возможности прижаться кожей к коже кровь вскипает от возбуждения, и жесткие рамки, в которых Криденс невольно привык держать себя, рушатся. Поэтому он позволяет себе выгнуться навстречу, обвить руками чужую шею, прикоснуться губами к губам, поначалу осторожно, словно пробуя или прося разрешения, чтобы потом расслабиться, передавая инициативу и раскрываясь навстречу ласкам. В последние несколько месяцев мальчик явно стал чувствовать себя лучше. Забота, внимание и ласка шли ему на пользу, как и любому живому существу, даже обскури, который изредка ласкался о руки Персиваля, на мгновение обвиваясь диковинным браслетом вокруг запястья. Криденс при этом краснел и отводил взгляд, и что-то подсказывало аврору, что возбуждения в этом было не меньше, чем смущения. До ласки оба любовника Персиваля очень голодны, оба по-своему: Ньют иногда требует почти животной жесткости, тормоша в Персивале что-то темное, звериное, что аврор старательно усмиряет, не давая выплеснуться даже вспышкой гнева - только заклинания становятся мощнее, когда эта тьма бурлит внутри. Криденс всегда старается улизнуть, когда Ньют в таком настроении. Потому что зоологу всегда удается добиться от Персиваля желаемого,а Криденс не в состоянии смотреть на жестокость, даже если она желанна и обоим участникам приносит удовольствие. Но такое настроение у Ньюта бывает нечасто. Криденс просто и бесхитростно любит ласку. Любую, будь то поцелуи или невинные поглаживания по щеке, ласкающие вход пальцы или губы на члене. Не пользоваться этим - кощунство. Мальчик уже возбужден: прикрывает глаза, подставляет тонкую шейку поцелуям, и стонет, вспоминая, как несколько минут назад на этом же месте стонал и изгибался Ньют. Подставляется скользящим по коже рукам, не сразу догадываясь развести ноги, чтобы подпустить Персиваля ближе. И от этой близости захватывает дух, сбивается дыхание, особенно, когда, устроившись удобнее, Персиваль выпрямляется, проводя ладонями вдоль тела обскура, уже привычно для себя отмечая, насколько Криденс хрупкий и тонкий. Раньше это почти пугало, сейчас осталось только легкое благоговение перед красивым юношеским телом, поражающим как обманчивой хрупкостью, так и невероятной гибкостью. - Ты очень красивый, - неторопливо проговаривает Персиваль вслух, зная, что Криденсу важно это слышать. Забота, ласка и похвала - все, что ему нужно для абсолютного счастья. Персиваль большими пальцами поглаживает тонкие бедренные косточки, дожидаясь, пока мальчик наконец-то перестанет прятать завораживающе-темные глаза за пушистыми ресницами. Криденса не портит сетка шрамов - напоминает о многом, но не портит. Грейвс легко проводит пальцами по узким, чуть угловатым еще мальчишеским бедрам, заставляя Криденса согнуть ноги в коленях и развести шире. Сам Криденс наблюдает за ним с интересом, подчиняясь, и почти успевает озвучить вопрос: “что ты собираешься делать?”, когда Персиваль опускает голову, обхватывая губами розовую головку и размазывая языком каплю смазки с верхушки. Вопрос превращается в стон где-то посередине, Криденс замирает, боясь пошевелиться, как и всегда опасаясь сделать что-нибудь не так. Перси гладит его по бедру, успокаивая, берет глубже, старательно обводя языком едва заметные венки под тонкой кожицей, сглатывает, сжимая горлом головку, и начинает двигаться, уверенно и четко, лаская ладонью небольшие, тугие яички, прижавшиеся к основанию члена и чувствительную точку под ними - будто Криденсу его губ мало, чтобы совершенно потеряться в ощущениях. Он всегда отзывчивый - когда боязнь сделать что-то не так отступает, Криденс может удивить. Тем, как неожиданно властно зарывается тонкими пальцами в волосы, не давя на затылок, но в сочетании с двинувшимися навстречу бедрами, задавая темп. Тем, что вслед за теплыми прикосновениями его пальцев приходят другие - знакомые, чуть покалывающие и приятные - потому что существо, прикасающееся к Персивалю хочет, чтобы ему было приятно. Обскури полупрозрачен, хоть и осязаем, и, когда аврор открывает глаза, заставляя себя немного отвлечься от увлеченного обласкивания подрагивающего от возбуждения члена, он видит замершие в паре дюймов над телом мальчика то ли щупальца, то ли ленты, трепетно прикасающиеся к его рукам, к шее, к затылку возле пальцев Криденса. - Прости, - внезапно всхлипывает обскур, по своему расценив паузу, и ленты обскури становятся еще более прозрачными, а приятное покалывание почти исчезает с кожи. - Я не контролирую себя, когда мне сильно хорошо, ты же знаешь… “Когда мне сильно хорошо с тобой” - будет более точным определением. Ньюта обскури побаивался, а к Персивалю до этого момента не прикасался настолько откровенно. - Оставь, - Персиваль приподнимается, поцеловав мальчика в дрогнувший плоский живот. - Мне нравятся его прикосновения. И мы уже пришли к выводу, что он - часть тебя. - Очень странная и непослушная, - Криденс снова прикрывает глаза ресницами, руки вытянув вдоль тела на постели. Персиваль накрывает его ладонь своей, слегка сжимая тонкие пальцы, гладит полупрозрачную кожу на запястье, с внутренней стороны, где едва заметно пульсируют выпуклые голубоватые венки, подносит к губам и целует раскрытую ладонь, неспешно ласкает губами, вбирая в рот подрагивающие пальцы и прислушиваясь к постанываниям, которые Кирденс зачем-то пытается сдерживать. Обскури возвращается. Не сразу, но через несколько минут снова скользит необычной лаской по плечам аврора, щекоча основание шеи, но двинуться куда-то еще не решается даже когда Персиваль наклоняется ближе к Криденсу и воздух вокруг них становится зыбким и серым от взметнувшихся в воздух серых, поблескивающих то серебром, то чернотой лент. - Боишься причинить вред? - догадывается Персиваль, произнося это в губы Криденса, касаясь языком тонкой нежной кожи. - Да, - просто соглашается Криденс, измотанный долгой лаской и своим возбуждением. - Я ведь не умею им… - Приласкай себя, - почти приказывает аврор, умело смягчая интонацию до очень убедительной просьбы. Криденс изумленно приоткрывает рот, выразительно хлопая ресницами. Такой удивленно-возмущенный, сама невинность, больше всего любящая засыпать между двух мужчин, предварительно залюбивших его до беспамятства. - Сделай это для меня, - искушает Персиваль, проводя ладонями вдоль задрожавшего тела. В паху тяжелеет, в груди собирается густой, жаркий туман, когда Персиваль впервые всерьез только представляет себе это зрелище. От этого просьба получается искренней. От этого Криденс, залившийся румянцем до груди, до маленьких аккуратных розовых сосков, кивает, предварительно зажмурившись. - Говори со мной, ладно? - просит он, обхватив ладонь Персиваля своей. - Направляй. Хорошо? - Как и всегда, - соглашается Грейвс, невольно вспоминая, как он учил мальчишку колдовать, спокойно ходить по улицам и не шарахаться от незнакомых людей. Криденс, наверное, тоже вспоминает об этом - он заметно расслабляется, слегка улыбнувшись, перестает жмуриться и даже выгибается навтречу скользнувшим по груди ладоням, догадливо направляя обскури вслед за прикосновениями мужчины. Какое-то время обскури меняет цвет - то становится почти прозрачным, то темным до глубокой ночной черноты, но в конце концов замирает на жемчужно-сером оттенке с переливающейся внутри отчетливой темнотой, иногда проступающей на поверхности лент сеткой то ли трещин, то ли вен. - Не торопись, - шепчет аврор, слегка поглаживая узкие бедра, покрытые едва ощутимым под пальцами пушком, пока обскури с явным интересом исследует тело своего носителя, ласково выглаживая каждый изгиб: гладит ладони, обвивает запястья, щекочет тонкую кожу на сгибе локтя, ластится к шее и ключицам, послушно, вслед за руками Персиваля соскальзывая по груди и принимаясь за изучение розовых, чувствительных сосков. Криденс часто, рвано вздыхает, невольно подбрасывая бедра вверх, в надежде найти такую необходимую сейчас стимуляцию, но обскури не спешит опускаться ниже пояса, и Персиваль решает помочь мальчику сам - неторопливо облизывает истекающую смазкой головку, заставляя Криденса выгнуться, задохнуться воздухом, почти заорать, когда член легко въезжает в расслабленное горло, полностью оказываясь в плену горячего, влажного рта. Обскури, заинтересовавшись, скользит ниже, Персиваль чувствует его близость, его интерес и нетерпение, поэтому отстраняется, позволяя темным искристым лентам обвиться вокруг напряженной плоти. Криденс выглядит совершенно потерянным, и бесконечно довольным. Он не сопротивляется ни когда Персиваль заставляет его согнуть ноги в коленях, ни когда разводит их шире, влажными от привычно наколдованной смазки пальцами погладив мягкий розовый вход. Криденс что-то бормочет только когда сморщенной розовой кожицы касается кончик одного из щупалец, вслед за Персивалем осторожно поглаживая чувствительную кожу. - Смелее, - Грейвс наклоняется над обскуром, прикасаясь губами к влажной, солоноватой коже на груди, и мягко проталкивает в тугую дырку пару пальцев, чувствуя, как обскури скользнул следом, заставив Криденса замереть на вдохе. - Молодец. Продолжай. Обскури смелеет от его слов, становится темнее и осязаемее, обвивая Криденса от шеи до лодыжек - стягивает лентами руки, оборачивается вокруг бедер, широко разводя их, десятком тонких щупалец ласкает пульсирующий, выплескивающийся смазкой член, одновременно ввинчиваясь в податливую задницу , распирая её так, что натруженная дырка краснеет и припухает. Ох, зря Ньют думал, что мальчик не готов к ним двоим одновременно. Судя по тому, что видит Персиваль, не только готов, но и очень хочет. - Ты знаешь, как доставить себе удовольствие, хороший мой. Давай. Сделай это… - Перси зарывается пальцами во взмокшие черные волосы, наклоняясь над Криденсом, чтобы поцеловать его, и едва не стонет от возбуждения, когда Криденс с жаром отвечает ему, восторженно заскулив в поцелуй и всем телом подавшись навстречу. Ленты осторожно, даже с каким-то почтением, обвивают и его руки, тянут ближе к Криденсу, несмело скользят по плечам, лаская. Одновременно обскури отпускает руки мальчика и тот мгновенно обнимает Персиваля за шею,отчаянно и нуждающеся застонав ему в губы. Обскури понятливо выскальзывает из предельно чувствительного тела, переключаясь на пульсирующий и уже готовый к разрядке член. Перси готов поспорить, что мальчик бы кончил прямо сейчас, вот только у обскури на этот счет другие планы - продолжая ласкать потемневшую головку, он умело пережимает член у основания, оттягивая разрядку, заставляя Криденса метаться по постели и стонать в голос, срываясь на восторженный крик, когда Грейвс с силой толкается в распаленное тело, преодолевая те мгновения, что отделяют его самого от вожделенного оргазма. Обскури отпускает Криденса, когда аврор напряженно замирает переживая мгновение чистого удовольствия, волной разлившегося по телу, и мальчик следует за ним, обессиленно постанывая и дрожа, не в силах даже открыть глаз. Сам обскури пропадает в тот же миг - словно не было этих необычных прикосновений, этого возбуждающего зрелища, а Криденс устало, довольно вздыхает и, так и не расцепив рук, обнимающих аврора за шею, засыпает. Персиваль аккуратно выпутывается из плена, чтобы укрыть мальчика тонким одеялом, и ложится рядом - дожидаться, пока измотанный юноша проснется и наверняка потребует или обеда, или продолжения.