О, Кос...

      Я знал, что со временем я буду падать в пучины кошмара только глубже. Ближе к эпицентру ужасов. Всё катилось по нарастающей к развязке. «Пути охотника неисповедимы», — как-то, хрипло смеясь, пошутил Герман. Но в каждой шутке есть доля правды. Юмор Германа основывался на богатом жизненном опыте и всегда поучал.       Куда же я попал с довольно мирных улиц Центрального Ярнама? «Мирных» в рамках относительности, конечно. Сначала в Соборный округ, который пугал своей напыщенностью, местами хирургической чистотой и необыкновенной сохранностью. Словно Великие берегли для себя этот клочок земли, являвшийся местом, где им поклоняются и делают подношения. Запретный лес тоже не радовал радушным гостеприимством. Он задыхался от яда, который в целях самозащиты выделяло здесь всё живое, соперничающее за скудную пищу и тусклый свет. Бюргенверт удивил меня. Я увидел здесь существо, которое доселе наблюдал лишь в Дальних гробницах, что наталкивало на мысль о том, что университет связан с историей, уходящей корнями в тот участок прошлого, в период которого цвели и пахли птумеру. Что уж говорить о местных учёных, преобразившихся в мух. Дополнительные глаза не помогли им достичь просветления, которого они так жадно искали. Как и Ром… Яаар’гул же словно сошёл с истлевших страниц легенд о таинственных местах, где граничат разные измерения. А о Кошмаре Менсиса поговорю отдельно. Он изумил меня. Там я встретил человека, который открыл мне глаза на ту крохотную частичку истины о мире, где живём мы, люди. Он оказался чрезвычайно интересным собеседником, полным психом, но от того не менее гением, хотя между гениальностью и безумием тонкая и хрупкая грань.       Как известно, в омут погружаются с головой, потому я по прибытии на второй этаж Лекционного корпуса решил не «выплывать» оттуда, а углубиться, нырнуть на самое дно, исследовать, что же лежит за подёрнутыми зловещей фиалковой дымкой дверями.       Кошмар Менсиса произвёл впечатление места, окультуренного людьми, по сравнению с Границей кошмара, целиком и полностью отданной в лапы её настоящих хозяев — чудовищ. Здесь же всё цивилизованно. Но человек давно покинул эту часть кошмара, потому его место не преминули занять нахальные квартиранты. Серебряные чудовища что-то сторожили, совсем по-человечески усевшись на пол, выбрав опорой для спины уродливый каменный вырост. Факелом чудища были готовы в любой момент поджарить невнимательного чужака. Йети у лифта укрылись за валунами. Тяжёлая артиллерия с отвратительной маскировкой. Кому в голову пришло разместить существ с белой шерстью на тёмном фоне?       Однако, может, все эти твари — бывшие учёные школы Менсиса? Просто мутировавшие? Так как есть нечто высоко в чернильных небесах, что порождает безумие, которое пронзает кровавыми копьями всё, в чьих жилах бьётся жизнь. Когда оживаешь раз за разом, когда тебя за это жестоко возвращают в могилу волны безумия, немудрено и переродиться во что-то другое.       В трупе первого же убитого мною серебряного чудовища обнаружился неплохой кровавый самоцвет в форме полумесяца. Но получить больше охотничьих драгоценностей не позволяло безумие, исходящее от чего-то, похожего на печь, находящуюся вне зоны моего доступа. Ко всему прочему, запас успокоительных не бесконечен, а ту бабушку в Часовне Идон обманывать я больше не хочу. Жалко её. Чую, что в одной из вылазок за успокоительным для меня она больше не вернётся. Потому прикрыть лавочку с вызывающим безумие тёплым домашним светом было для меня делом чести.       Побегав от йети, я наконец зашёл в здание Кошмара. Снаружи оно выглядело симпатичнее, надо сказать. Изнутри оно покрылось паутиной, а на стенах и полу были… Глаза. Намертво вросшие в камень. В первом же зале я обнаружил паучью королеву с её отродьями. Похоже, что о семействе пауков заботились. Но меня не волновало, что кому-то эти домашние питомцы милы сердцу. Я вырезал всех до единого. Не жалко. Немного погодя, я наткнулся на мирно разгуливающего по мосту мужчину. Он разглядывал в монокль висящую прямо под носом белую (что интересно, не красную!) Луну, что-то вынюхивал. Раз он стоял именно на мосту, значит, он удрал от пауков, но боялся пройти дальше. На протянутую мною руку помощи он ответил просто: священными ариями из Розмарина. Я дружелюбно пожал ему руку ружьём Людвига. Ха-ха! Наглец улетел за перила моста. А я двинулся дальше.       На втором этаже было спокойно, не считая жертв опытов по попытке создания воронопса… Или собаворона… Плевать. Больше ничего интересного я здесь не наблюдал, поэтому по очередному мосту двинулся в сторону коридора, у входа в который стелился туман. Он пеленой укрывал валяющиеся на полу рукописные тома… Или не только их? Из дымки по краям входа в следующий зал поднялось по скелету. Их конечности повисли как у марионеток. И ходить они не умели. Их словно кто-то плавно передвигал с место на место. Вдобавок ко всем странностям, после их убийства я не почувствовал, что стал сильнее. Они не несли в себе отголоски крови. Жадины!       Чутьё шептало, что это всё неспроста. Атмосфера нагнеталась, всё больше подозрительных вещей попадались на моём пути. И я доверился своему чутью, оно было отточено до совершенства и никогда не подводило.       Я поднялся по кованой лестнице и очутился в библиотеке. Туман был и здесь, и я заподозрил, что марионетки просто должны быть и тут. Но пока было всё тихо. Только вот присутствовал мягкий звук, который бывает, если листать страницы древней книги. Я списал на то, что это дует ветер, колышет страницы массивных томов, лежащих в раскрытом состоянии на полу. Однако вскоре к нему прибавился звук ходьбы. Негромкий, полый, такой бывает, если обувь очень старая, если каблук стёрся. «Библиотекарь? Пойти и взять почитать занимательную книжку, что ли. Я верну всё через две недели, как и написано в читательском билете, обещаю!», — рассмеялся про себя я, вспомнив детство.       В Кошмаре не может быть ничего положительного. Если это библиотекарь, то его суть и предназначение искажены. Он сторожит древнее и запретное знание, чтобы никто не отхватил от него лакомый кусочек. И внешне, скорее всего, напоминает муху Бюргенверта.       Всякие сомнения испарились, когда возник третий звук — шёпот. Мне удалось различить несколько слов.       — … Глаза, дай… Ром… Космос…       Это стало последней каплей для инстинкта самосохранения и моего здравого смысла. Полоумный бред про космос несли хористы, а с ними стало то, что сейчас не жены сосут им мозги, а они сами этим занимаются. Буквально. Только что я стоял у входа в импровизированную библиотеку. Сейчас я сделал шаг. Всего шаг, беззвучный. Для моего слуха, но не для ушей того, что стоял недалеко от меня и копошился в книгах, как червь. Злобно засмеявшись, незнакомец показал себя.       То был мужчина далеко за сорок с нездорово жёлтой кожей цвета пергамента. Впавшие, окружённые морщинками бегающие глазки. Сальные волосы патлами свисали прямо на глаза. И в довершение картины — клетка, как у тех ненормальных культистов Менсиса, но значительно выше тех, которые я видел.       Я настолько впал в оторопь с клоунского внешнего вида этого немолодого человека, что не решился атаковать немедленно. В его руках и на поясе не виднелось оружия, даже элементарно ножа. Он беззащитен?.. Или, может, в рукаве у него припасён Зов вовне?       Чудак принялся выделываться передо мной. Он махал руками, кривлялся, приговаривая гнусавым голосом: — Ах, Кос, или некоторые говорят Косм…       — Ты слышишь наши молитвы?       — Нет, мы не должны покидать сон.       — Никто нас не поймает! Никто нас не остановит!       Как только поток бессмыслицы прекратил доноситься до моих ушей, безумец убежал куда-то наверх. А я окончательно убедился в том, что наткнулся на Миколаша, хозяина кошмара. Я встречал его имя в весьма специфической литературе. И там он тоже был отражён как вечно немытый человек с болезненным оттенком кожи. Люди не меняются, правду говорят.       — Куда ты удрал? Остановись и сразись со мной, будь мужчиной!       — У-у-у! Прекрасно! Охотник всегда охотник, даже во сне, — восторженно пролепетал Миколаш.       В следующем лестничном пролёте из тумана встали марионетки. Так вот кто их кукловод… Я не хотел особо заморачиваться по их поводу, просто ударял каждую эфесом меча, чтобы те рассыпались на части. Но, увы, они не умирали.       — Что же ты носишься, как курица в клетке? — я не сразу осознал, что, оказывается, очень смешно пошутил. Я расхохотался прямо на бегу, задыхаясь.       И тут на ходу я призадумался про то, что он там бормотал. Он взывал к Кос, которая была мертва очень, очень большое количество времени.       — Какая Кос, сумасшедший ты фанатик? Она убита много лет назад. Ты взываешь к трупу?       К моему удивлению, беготню Миколаш прекратил. Он остановился, развернулся ко мне и обратился усталым голосом: — Что ты сказал?       — Кос больше нет. Её убили учёные Бюргенверта не один год назад ради… Частей тела. Всё, что от неё осталось, — её бедное, сморщенное дитя, гневающееся на весь мир из-за того, что он сирота. Я прекратил его страдания.       — Когда? — убито спросил Хозяин кошмара.       Я хотел накричать на него, что уже несколько раз сказал, что Кос мертва много лет, но до меня дошло, что Миколаш просит уточнения.       — В бытность Германа и других первых охотников.       — Я… Я не знал, — у него была странная манера говорить. После каждой реплики он мелко хихикал и трясся. — Я полагал, что они просто изъяли нужное у нашей матери Кос и оставили в покое. А эти озверевшие изверги… А-А-А-А! — бешено вскричал Миколаш. Кажется, известие о потере разрывало его изнутри.       — Почему ты перестал убегать от меня?       — Потому что я лишился смысла жизни.       «Как высокопарно», — фыркнул про себя я.       — Я лишился того, ради чего я здесь. Я лишился того, ради чего я гнию вечно. Я лишился своей Великой, — повторялся Миколаш. — Я потерял то, на что молился.       Я непонимающе моргнул.       — Но ведь Кос погибла в старой рыбацкой деревне. Это совсем в другом месте. Раз ты так её обожаешь, тогда почему не попросился исследовать там?       Миколаш взглянул на меня так, будто я сказал что-то глупое. Я ощутил себя жалким червём, который не знает великую истину.       — Пойдём выйдем отсюда, подышим свежим воздухом. Я хочу тебе кое-что показать.       Мы спустились на первый этаж.       Миколаш за мной не поспевал. Кажется, он уже много лет так быстро не ходил. Клетка у него на голове приводила к тому, что мужчину качало из стороны в сторону из-за перевеса, иногда ударялся ею о стены. Когда мы вышли к мосту, Миколаш одобрительно похлопал меня по плечу. Я этого не ожидал и на уровне рефлексов достал оружие.       — Тише, охотничек, тише… — вкрадчиво произнёс властелин кошмара. Его рука была лёгкая и костлявая, как у высушенного мертвеца. — Я лишь хотел скромно поблагодарить тебя. Наконец-то кто-то прикончил этого полудурка, — он указал на искорёженные останки того, что когда-то было человеком. Я узнал в нём свою недавнюю жертву.       — А ты его знаешь?       — Ещё б не знать! — воскликнул Миколаш. — Об этой крысе мне сообщили мои верные доносчики — пауки, — я скривился. Ведь я моментом ранее уничтожил как раз этих «домашних питомцев». — Он ходил, что-то разнюхивал. Звали его Эдгар, и он шпионил на Хор. Но много ему нашпионить не удалось. Пройти дальше он не решился — мои подопечные этого не позволили. И домой не смог вернутся. Кошмар наказывает тех, кто без спросу суёт нос в его тайны…       — Но почему он не смог вернуться обратно? С научной точки зрения.       — Видишь ли, милейший, попасть в Кошмар и покинуть его можно двумя способами. Если тебе поможет Амигдала или если ты проводник её воли… Как я, — жутковато улыбнулся Миколаш. — У Эдгара не хватило бы могущества упросить дражайшую Амигдалу переместить его сюда. Потому он наверняка окольными путями добрался до моего тела и проник в Кошмар с помощью него. Какая гадость! Я сам же помог этой крысе попасть сюда! — эмоции били фонтаном из Миколаша, и он в приступе отчаяния хотел стукнуть себя ладонью по лицу, но, замахнувшись, остановился. — Проклятая клетка.       Далее чёрствое сердце Миколаша ждало ещё одно разочарование: — Я смотрю, ты совсем не добрый, а злой охотник! Вырезать целую семью паучков!.. Как я любил Шейлу, мать этих прелестных паучьих детей!.. Она была моей королевой сердца, после Кос, разумеется.       На выходе из здания кошмара его хозяин повеселел и стал часто-часто дышать: — Какой воздух! Какие прелестные виды! О, Великие, я по гроб благодарен вам, что есть такое чудесное место!       — Гроб тебе не светит, ты присох к стулу, на котором умер от истощения, — съязвил я.        — Это лучше, чем стать пищей для червей и любителей трупного мясца, а таких пол-Ярнама, поверь.       Йети, увидев Миколаша, покорно преклонили колени и не посмели и рыкнуть в мою сторону. Хозяин Кошмара ласково потрепал одного из них за шею, снова с благодарностью взглянув на меня, что я не лишил их жизни.       Я хотел было упомянуть, что эти рослые, белокожие красавцы чуть меня не превратили в лепёшку, но осёкся, вспомнив, что далее по пути, куда меня ведёт Миколаш, нечто распространяет вокруг себя безумие, и дёрнул его за плечо. Поднялось облачко пыли. «Такое ощущение, будто он древнее Виллема и Лоуренса вместе взятых».       Мужчина сделал вид, будто достаёт что-то из пазухи.       — Ха! Напугал? Я действую против тебя твоим же способом, как и ты пару минут назад. Чего ты хочешь?       Я поджал губу. Вот же шут гороховый.       — Нет. Я хотел лишь любезно сообщить тебе, что если мы пойдём дальше, то нас захлестнёт безумие, если не хуже.       — И ты это говоришь мне, Хозяину кошмара? — чванливо отозвался тот, абсолютно спокойно и в том же темпе продолжая путь. — Да знаю я. От моей библиотеки отходит путь к источнику безумия. Это Гигантский мозг. Видел когда-нибудь Зимних фонарей?       — Ещё бы, — буркнул я. — Более жуткую вещь, чем помесь девушки и её раздувшегося мозга, надо поискать.       — Так вот. Мозг того, кто стал Гигантским мозгом, полностью поглотил его тело. Мне неведомо, кем или чем он был раньше. Я состроил теорию, что он был искателем знаний и правды. Человеческий мозг жалко ограничен в своих возможностях. Вероятно, ему не хватало памяти, чтобы узнавать и запоминать новое, он ставил над собой эксперименты в попытках расширить границы своего мозга, и это увенчалось победой. Но какой ценой, ты увидишь однажды сам. В каждой его извилине не по одному, а по два, три глаза. Утратив способность двигаться, мозг хотел продолжить изучать мир и отрастил себе очи. За такое стремление к познанию он был удостоен титула Великого. Сейчас Гигантский мозг ведёт жалкое существование. Он ужасно прогнил, я поражён тому, что он ещё жив. Его подвесили на цепях рабочие, когда отстраивали здание Кошмара. Он служит своего рода ещё одним сторожевым псом моего Кошмара. Наладить с ним контакт, выудить хотя бы крупицу того, чем обладает его память, мне не удалось.       — Этот мир не устаёт поражать меня, — я восторженно выдохнул. Что ещё интересного поведает мне этот безумец?       — Но ты не боись… пока ты со мной, весь Кошмар будет на твоей стороне. Вот мы и пришли, — я не ожидал этих слов. Мы оказались на краю обрыва, это было настолько внезапно, что я в удивлении пошатнулся. Но меня успели схватить. Опять за плечо. — Ты ещё нужен мне живым, — «мне»?       — Я так понял, что ты посчитал меня полным идиотом, что я попросился исследовать именно эту часть Кошмара, а не ту, где моя милая Кос. Я сумасшедший, но не отбитый дурак. В рыбацкую деревню меня бы и не пустили, её исследование было прерогативой Бюргенверта и охотников. Да и то, те там оказались только в качестве пушечного мяса и прислуги. Меня бы оттуда попёрли, поскольку я ничтожество и изменник, отколовшийся от учения университета. Почему я именно здесь? Просто мне известно то, что проходимцам вроде тебя, не прочитать и в книгах, — заговорчески подмигнул мне Миколаш. — А теперь посмотри вниз и скажи, что ты видишь.       — Э-э-э? Ничего, — мне очень не хотелось казаться тупицей, но умнее ответа я придумать не успел.       — Присмотрись внимательнее, друг мой! Используй монокуляр!       Я достал нехитрый прибор и приставил его к своему глазу. Тогда я сумел разглядеть очертания чего-то, помимо облаков и пустоты. Это было похоже на горы или груды камней.       — Ты видишь именно то, о чём я веду речь, — констатировал факт Миколаш. — Это Граница кошмара.       — Я подозревал, что Граница кошмара и Кошмар Менсиса связаны. Ничего нового.       — Ты не так узколоб, как я полагал, — он разбрасывался оскорблениями, даже не замечая этого. Как его не грохнули бывшие коллеги и вышестоящие органы? — Тебя это не удивило. А как тебе такое известие, что если так же встать на обрыв в Границе, то можно увидеть остатки мачт и носы кораблей?       Я наморщил лоб. Действительно, что-то такое припоминаю.       — Теперь хоть на минуту используй свой мозг, а не трость-хлыст, и поразмысли, где ты мог видеть кладбище кораблей.       Мысли быстро выстроились в ряд. Корабли, вода, океаны и моря… Бездонно проклятие, бездонны моря…       — Рыбацкая деревня!..       — Именно! Родись ты пораньше, и я бы тебя с таким пытливым умом взял в свои ученики. Кроме того, я слышал от одного из своих старых друзей, что в отражении моря в Рыбацкой деревне можно видеть крыши домов из Кошмара охотника.       — Это так и есть, видел своими глазами. Так все Кошмары… связаны?       — Более чем, дорогой! Все Кошмары не разрозненны, они объединены в один, ещё более крупный Кошмар. Его строение подобно жилому дому. Первый этаж — Кошмар охотника, обиталище одуревших от крови охотников. Второй этаж — Рыбацкая деревня, место влияния матери Кос. Третий — Граница кошмара, царство Амигдалы. И четвёртый — Кошмар Менсиса — мы с тобой находимся здесь. Конечно, подобная иерархия не свойственна миру яви.       — Я вспомнил ещё кое-что. В Кошмаре Охотника я нашёл голову Амигдалы. Её наполовину засыпали щебнем и мусором. Она была не столь велика, как у её сестёр из Яаар’гула. Кроме того, я обнаружил совсем уж сбрендившего охотника, который сторожил Длань Амигдалы. Кто-то отрубил ей лапу и стал использовать как оружие. Надо сказать, оружие это своенравное. Слушается с большим трудом, бьёт, куда хочет. У меня такое ощущение, что эта Амигдала свалилась откуда-то с большой высоты, но теперь, когда я знаю, то могу сказать, что она упала с Границы кошмара.       Я услышал всхлипы позади себя. Что за? И ничуть не удивился, увидев, что это рыдает навзрыд Миколаш: — О Амигдала-Амигдала, о Амигдала-Амигдала, бедняжечка моя, да смилуется Идон над тобой, подарит тебе новое дитя. Её малыш, вестимо, шалил, вот и упал с обрыва вниз, — Миколаш чересчур очеловечил действия ребёнка Амигдалы, но, скорее всего оно так и было.       — Каждый Великий теряет своё дитя, и затем стремится найти ему замену… — вспомнил я слова из записки, приложенной к одной трети пуповины, обнаруженной мною в Старой заброшенной мастерской.       — Я потерял Кос и замену ей искать не собираюсь. Эта Великая поразила меня своей любовью к людям. Признаюсь, Амигдала всё же очень корыстна, а Ибраитас ведёт себя как существо, которому наплевать, есть род людской или нет. Кос заботилась о тех, кто ей поклонялся. Да, у её заботы были побочные эффекты, но всё же. Она яростно защищала их. Мне рассказывали поразительные вещи, что у Кос человеческие черты лица. Грешники… их искуплением станет только смерть. Будь проклят Мастер Виллем и все его ученики.       — Поверь, Миколаш, он поплатился сполна, — я поспешил успокоить снова начавшего гневаться Хозяина кошмара. — Сейчас он более походит на живой труп — раз. Из его спины пророс гриб кордицепс, который медленно убивает носителя и изменяет его поведение, — два.       — Что ж, замечательно! Кос отомщена. Моё дело закончено, а смысл существования утрачен. Тебе я передал немалое знание, можешь смело звать себя последователем школы Менсиса. Похвастайся перед своими детишками, если они у тебя будут, хе-хе… Прощай! — Миколаш сделал реверанс.       — Что, куда?..       — Я не говорил? Истинная причина, по которой я прочно обосновался в Кошмаре Менсиса, заключалась вовсе не в поиске тайных знаний. Я здесь, чтобы быть ближе к своему кумиру. Естественно, исследования запретного и скрытого стали приятным дополнением к такой близости, но они ни в коем случае не являются первопричиной моего нахождения здесь. И теперь я хочу сблизиться со своей любимой… окончательно, — он занёс ногу над пропастью, но я остановил его, схватил за полы униформы. Нет, я не собирался мешать ему исполнять задуманное. Хоть Миколаш и был почти единственным человеком, отнёсшимся ко мне по крайней мере нейтрально, а не враждебно, дороже и роднее от этого он не стал мне ни на йоту. Плюс он творил страшные вещи. Те хранители смерти по всему Ярнаму, ведь это по его приказу они похищали и убивали людей, свозя их в Подземную тюрьму.       — Чего тебе? — злобно шикнул Миколаш. — Хочешь вытрясти из меня больше знаний? Извини, но нет, твоя неподготовленная головушка такого объёма не выдержит. Я и так многое сказал. Хочешь обратить на себя ярость Кошмара Менсиса? Пожалуйста, сию минуту. А сейчас дай мне умереть. Позволь прекратить бренное, никчёмное существование, — опустился до просьбы Хозяин кошмара.       — Да нет же, мне не нужно ничего из этого. Просто хотел поинтересоваться, действительно ли эта бандура у тебя на голове облегчает связь с Великими? Интересно, есть ли практическая польза от неё.       — А, так ты про это! — рассмеялся Миколаш. — Честно — не особо. Она способствует только тому, чтобы меньше хотелось двигаться с места, и, соответственно, больше думать и погружаться в Кошмар. Теперь-то можно шагнуть в небытие?       — Да. Удачи там, — мне вдруг стало очень неловко.       И Хозяин кошмара шагнул в пустоту. Было до неприличия забавно наблюдать за тем, как его тело перевернулось так, что он летел головой вниз. Она перевесила из-за тяжёлой клетки на ней.       Я не отходил от обрыва, пока Миколаш окончательно не удалился из виду. И возможно мне всего лишь послышалось, но я услышал обрывок фразы: —  О, теперь я просыпаюсь, я забуду всё…