Reset не работает

- … Больше здесь для нас ничего не осталось. Давай сотрем этот бессмысленный мир и перейдем к следующему. Они чувствуют, что этот выбор может стать последним. Или первым. Они оглядываются назад, припоминая свой путь. Видят лица своих убийц, знакомых, друзей, жертв, врагов… Все одинаковые. Ожидание затягивается. Судьба этого мира в руках заскучавшего ребенка, перекатывающего крошечное красное сердце из одной стороны в другую, от добра к злу и обратно, подбрасывает испачканной пылью ладонью и ловит второй – на рукаве следы от кетчупа. Стереть? Не делать этого? Она смотрит на свои руки и… не решается. Пожалуйста, она не хочет чтобы этот мир разбился. Она хочет вернуться обратно и сделать вид, что ничего не произошло, что она не виновата. Закопать нож, отмыть руки, закрыть глаза и пусть никто никогда не вспомнит… - Нет?.. Хм… Как интересно. Но есть небольшая загвоздка. С КАКИХ ПОР ТЫ ЗДЕСЬ ГЛАВ… Уши закладывает от невыносимо громкого хохота. Прежде чем удается раскрыть слезящиеся глаза, ярким росчерком проносится лезвие кинжала. Кажется, что Чара промахивается, что Фриск будет жить. Но прежде чем слабая улыбка трогает губы, мир вокруг превращается в бесконечные ряды девяток – это конец. Но ведь! Но! Этого не может произойти! С кем угодно, не с ней. Она не может исчезнуть, не хочет этого, не станет умирать так просто. Она вернется, так или иначе, раньше или позже, восстанет из света собственной решимости. Когда сознание возвращается, вокруг лишь темнота. В ней есть что-то привычное, привычно пугающее и пустое. Экран загрузки? Да, верно, высоко над головой, но, протяни руку – достанешь, зависли знакомые короткие фразы. Правда, не все. Лишь две опции остались. Продолжить? Перезапустить? Она поднимается на ноги, покачивается от неожиданной легкости тела. Уверенно опускает ладони на кнопку сброса… - Хе-хе, - от голоса бросает в дрожь, - У меня тоже не получилось. Фриск медленно оборачивается. Она хорошо знает как положено приветствовать старого нового друга. Скелет выглядит кошмарно. Выцветшая сущность, лишь кровь и шарф – яркие пятна-отметины, каждая капля как символ греховности человека. Фриск надавливает на кнопку сильнее, чувствуя, как приближается скелет. Никакой реакции. Удары тоже не приносят никакой пользы. Почему она не может перезапустить? Ведь раньше время поддавалось детским рукам, как мягкая глина. Друг, враг, жертва – приближается. В последний раз пальцы безуспешно царапают кнопку, а затем человек в страхе убегает. Санс не спешит догонять, знает, все дороги ведут обратно к кнопкам. Экран загрузки обманчиво бесконечен, но он не пустота. Вскоре, Фриск тоже это понимает, обессилено падает на колени. Монстр опирается на кнопку ресета, будто о банальный край стола, поглаживает пальцами знакомый шарф на шее. Сквозь слезы кажется, он – еще одна кровавая рана. От взгляда Санса почти физически больно. - Пытаешься отыскать снисхождение на моем лице? – усмехается. – Боюсь, оно слегка оплавилось и не сохранилось. Зато мои кости все еще со мной, малыш. Отталкивается от кнопки, приближается нетвердой походкой. В целой глазнице разгорается огонь. Неизменный синий – Санс по-прежнему умеет ждать, но справедливость вытеснила пугающая, мрачная решимость. Фриск смотрит на свои руки: пальцы бледные, белые, словно у призрака. Такие, как у Чары. Теперь она понимает желание «партнера» обрести тело. Без него очень холодно… Прямо перед носом черноту вспахивает кость. Фриск давится криком, отшатывается, понимая, что опасно отвлеклась. С трудом заставляет себя вскинуть голову, снова заглянуть в глазницы монстра. - Что такое, малыш? – его улыбка словно вырезана из картона. – Это взгляд человека, который сейчас умрет в пятьсот тридцать шестой раз. Следующая кость точно попадет в цель, если Фриск что-нибудь не сделает. Она теперь предоставлена самой себе, нет призрачного голоса, подсказывающего как занести нож, в какую сторону уклониться, где именно слаб противник. Человек откатывается, вытирает рукавом слезы. Просит, сам еще не зная о чем: - С-санс, пожалуйста… Это не я. Чара сделала это. Она убийца, не я! – по велению руки все новые атаки обрушиваются на Фриск. – Я не хотела. Санс! Кости врезаются в землю под ногами, заставляя девочку плясать, размахивая руками, качаясь, едва сохраняя равновесие. Кажется, скелет хочет как следует отыграться за все, что совершил человек. И еще – он не говорит, но каждый понимает - Фриск лгунья. Это она первой безжалостно срубила голову Папайрусу. Звуки появления гастер-бластеров заглушают скрежет зубов. А ведь бро до конца в нее верил. Его последние слова звучат так, будто Папс произносит их прямо в голове скелета. Геноцид-Санс взмахивает рукой, пришпиливает полосатый свитер к земле. Гастер-бластеры накапливают мощь. - «…Я верю в тебя! Ты можешь стать лучше! - скелет не плачет, огонь выжег слезы из глазниц. Фриск вздрагивает, слыша знакомые слова, бьется, пытаясь освободиться. – Даже если… тебе так не кажется. Я… Я обещаю…» Санс замирает на месте, словно какая-то неожиданная мысль застала его врасплох. Бластеры все не стреляли, лишь угрожающе переливались сгустки энергии в зубастых пастях. Затравлено, Фриск смотрит как скелет бережно сжимает красный рваный шарф, что-то бормочет, споря с самим собой. Или не совсем? Разговаривает с тканью… С Папайрусом. Первыми исчезли бластеры. Затем растворились кости, стихла заевшая на одном отрывке «Мегалования». Санс несколько раз моргнул, возвращая глазнице прежний мирный вид. Опустился на колени рядом с Фриск, протянул ей руку: - Эй, малыш. Почему бы нам не забыть все это, окей? Иди сюда. – Человек смотрит удивленно, она даже надеяться не смела. – Я устал от всех этих сражений. А ты? Фриск всхлипывает, кивает. Вокруг ее головы, протянутых к Сансу рук появляются белого цвета глюки – такие-же, как у скелета. За ними частично не видно лица. Объятья какие-то отчаянные, человек крепко сжимает костяную шею, плачет, сбивчиво извиняясь. Ее хлопают по спине, Санс улыбается, говоря, что не нужно позволять слезам слезать из глазниц. Шутка настолько несмешная, что Фриск приходится успокоиться, чтобы сказать скелету об этом.