Шанс

Ранняя осень. В школе чародейства и волшебства Хогвартс только начался учебный год. Около восьми часов вечера. На улице уже стемнело, и юные маги сидели в гостиных своих факультетов, делясь с друзьями впечатлениями от того, как провели каникулы. Большинство преподавателей находились в учительской, мирно занимаясь каждый своим делом: мадам Помфри и профессор Стебль обсуждали новый выпуск журнала «Магия растений», где в одной статье говорилось о лечебных свойствах мандрагоры; профессор Снейп со своим обычным выражением лица изучал какой-то черномагический справочник, видимо, выискивая ошибки редакторов; Хагрид делился с профессором Флитвиком своими впечатлениями после обхода Тёмного леса, там снова происходило что-то непонятное; Филч рассказывал зевающей от скуки Роланде Трюк о том, как же всё-таки раньше правильно наказывали нарушивших правила учеников, подвешивая их за палец в подземельях; в общем, в учительской стояла вполне дружеская атмосфера, были слышны оживлённые голоса преподавателей и запах мятного чая. Но в Хогвартсе был человек, который не вписался сегодня в эту дружную компанию. Профессор трансфигурации Минерва Макгонагалл сидела в своём кабинете и составляла отчёт для министерства магии. Какого Мерлина им понадобился этот отчёт в начале учебного года она понятия не имела, но зато отчётливо осознавала, что когда другие педагоги отдыхают, она сидит в полуосвещённом кабинете совершенно одна и исполняет прихоть этого чёртова министерства. Обычно отчёты составляет директор, а Минерва лишь помогает ему, но тут Дамблдора самого вызвали к министру, и работать ей пришлось за двоих. Тишину, стоявшую в кабинете декана Гриффиндора, нарушил негромкий стук в дверь. — Войдите, — бросила Минерва, не отрываясь от своего занятия. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился директор школы. Немного пройдя по помещению, он радостно произнёс: — Добрый вечер, профессор Макгонагалл. Минерва подняла голову, на пару минут взглянув на вошедшего профессора. Он стоял посреди её кабинета и добродушно улыбался. — И вам добрый вечер, господин директор, — снова возвращаясь к отчёту, сухо произнесла женщина. Дамблдора передёрнуло от этого обращения. Он всегда недолюбливал официальное отношение людей к нему, а тут ещё и от неё. Ему почему-то хотелось, чтобы Минерва прекратила так к нему обращаться. Она и так слишком далеко от него, находясь всё время в нескольких шагах. — Сколько раз вам говорить? Не нужно так уж официально, — вздохнув, заметил мужчина. Профессор снова подняла на него взгляд, в котором не читалось никаких эмоций. — А как нужно? — ледяным тоном поинтересовалась она. Дамблдор поёжился, но выдержал её взгляд и попытался непринужденно улыбнуться. — Зовите меня Альбусом, — ответил он после минутного молчания. «О великий Мерлин, и почему она всегда отдаляется от меня?» — с грустью подумал директор. Минерва перевела взгляд с мужчины на противоположную стену и попыталась восстановить дыхание. В последнее время их с директором отношения из чисто рабочих стали плавно перетекать в дружеские. Нельзя сказать, что это не радовало её, но это же и пугало: они ведь так долго были лишь коллегами, и женщина не на что не рассчитывала, а когда они стали чуть ближе по инициативе директора, в сердце Минервы зажглась призрачная надежда, что её давние чувства к учителю могут быть взаимны. Но эта надежда была очень слабой, точно тлеющий уголёк, и женщина, как могла, старалась держать между ними дистанцию, не обманывать себя, чтобы не обжечься. — Как вы съездили в министерство, профессор? — наконец выговорила она, смотря перед собой, куда-то сквозь директора. «Не нравится вам такое обращение, применим другое», — улыбнувшись про себя, подумала профессор трансфигурации. — Они ввели новые правила относительно оплаты обучения. Теперь из «Фонда помощи маглорождённым ученикам» деньги будут идти только на образование детей-сирот. Те же, у кого есть родители, должны платить сами, — сказал Дамблдор, пройдя ещё немного по кабинету и поудобнее устраиваясь на первой парте, напротив учительского стола. Минерва озадаченно взглянула на мужчину и раздражённо передёрнула плечами. — Они что, все там с ума посходили?! До такого ещё додуматься надо! Как можно так несправедливо поступать с маглорождёнными?! Их и так всегда притесняют и обзывают «грязнокровками», а тут ещё и официальное оскорбление. Многие маглы зарабатывают недостаточно денег, чтобы платить за обучение своих детей в Хогвартсе. Министр Фадж растерял последние остатки здравого смысла! — гневно выпалила Макгонагалл. Она вскочила с места и оживлённо жестикулируя, мерила быстрыми шагами пространство за своим столом. — Прошу вас, душа моя, успокойтесь — сказал Альбус, невольно любуясь женщиной. «Она в гневе ещё прекраснее. Эти горящие глаза, немного растрёпанные волосы, изящные, несмотря на большую скорость, движения…» — пронеслось в его голове. — И что же вы ему на это сказали? — немного успокоившись, профессор снова села в своё кресло. — Примерно то же самое, что и вы, но в иной форме. — Что вы намереваетесь предпринять, профессор? — Я категорически не согласен с Фаджем и буду оспаривать это решение в суде, — Дамблдор поправил сбившиеся на кончик носа очки и продолжил: — На суде также важно присутствие некоторых педагогов — и вас, дорогая. — Хорошо, профессор, я буду на слушании. Когда назначено заседание? — спросила Минерва. — Точная дата ещё неизвестна, но суд должен состояться примерно в конце ноября. Всё будет хорошо, душа моя, просто верьте мне, — тихо произнёс Дамблдор, заметив потускневший взгляд своей заместительницы. — Я верю вам, просто меня очень беспокоит эта ситуация, — Минерва на мгновение прикрыла глаза. — Меня тоже не устраивает такое положение вещей, но мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы защитить права маглорождённых, — Альбус постарался, чтобы голос звучал увереннее. В кабинете повисло молчание, и было слышно, как тикают настенные часы. Они показывали без четверти девять. Минерва снова принялась за отчёт. Дамблдор тихой поступью подошёл к учительскому столу: — Сегодня чудесная ночь. Не желаете немного прогуляться? Макгонагалл подняла на него свои глаза, тут же широко распахнув их. Директор стоял вплотную к столу, а его лицо находилось не более чем в пятнадцати сантиметрах от её. Минерва смотрела прямо в глаза Дамблдору и старалась не забыть как дышать, а он надеялся увидеть в изумрудных глазах женщины ответы на свои невысказанные вопросы. — Так как насчёт прогулки, профессор Макгонагалл? — улыбнувшись, повторил директор. — Простите, профессор, мне нужно закончить отчёт, — опустив глаза, как можно увереннее произнесла Минерва. «Нет, так нельзя, уж лучше бы он поскорее ушёл, он не может чувствовать к тебе то, что ты чувствуешь к нему, это всё неправильно», — убеждала себя декан Гриффиндора, стараясь оставаться спокойной. — Мой дорогой профессор, вы слишком много работаете, — Дамблдор подцепил указательным пальцем подбородок женщины, заставив её снова смотреть ему в глаза. Он снял её очки, отложив их в сторону. Минерва хотела было что-то возразить, но не найдя подходящих слов, промолчала. Альбус осторожно провёл рукой по её щеке. — Вы очаровательны, дорогая моя, — он наклонился ещё ближе к ней, и сердце Минервы пропустило удар. В повисшей тишине было слышно лишь тихое тиканье часов, часовая стрелка которых давно переползла значение девять, и прерывистое дыхание. Альбус перестал сдерживаться и наконец поцеловал Минерву. Страстный, горячий, и одновременно нежный поцелуй. Макгонагалл потеряла ощущение реальности, весь её мир сомкнулся до этого идеального мгновения, в котором самый любимый и желанный для неё мужчина целует её, зарываясь рукой в её волосы и прижимая крепче к себе. Разум Минервы боролся с её чувствами, твердя ей: «Одумайся, он твой учитель, начальник, друг. Это неправильно!» А сердце говорило: «Ты ведь любишь его, зачем же останавливаться?» Женщина понимала, что скорее всего потом пожалеет о своём решении, но эту войну выиграл здравый смысл. Слишком долго она ждала Альбуса, слишком хорошо понимала, что между ними ничего быть не может, точнее, думала, что не может. Не особо этого желая, она коснулась руками груди Альбуса и оттолкнула его. Быстро поднявшись с кресла, Минерва отскочила метра на полтора от директора. Дамблдор стоял, совершенно растерянный, недоумевая, почему она так поступила, он ведь видел в её взгляде любовь… или ему просто было удобно обманывать себя. Он посмотрел на любимую женщину и увидел в её изумрудных глазах страх вперемешку с удивлением. — Простите меня, профессор Макгонагалл, — тяжело вздохнув, сказал Дамблдор. Ничего больше не добавив, он покинул кабинет. Как только за ним закрылась дверь, Минерва без сил упала в кресло и, закрыв руками лицо, наконец дала волю слезам. Женщина была права, она действительно ещё не раз пожалеет о своём решении.

***

Прошло шесть лет. За это время многое изменилось: Тёмный Лорд вернулся, а министерство с Фаджем во главе никак не желало принять это; в Хогвартсе повсюду мракоборцы; ситуация в магическом мире и мире маглов очень угрожающая, даже школа чародейства и волшебства не являлась теперь надёжным убежищем. Изменилась обстановка, изменились и отношения между директором Хогвартса и его заместителем. Они давно уже перешли на ты, стали почти близкими друзьями, но никогда не вспоминали того случая. Профессор Макгонагалл сидела в своём кабинете, составляя отчёт для министерства. В последнее время там все окончательно с катушек съехали, и Минерва с радостью отказалась бы от своего неприятного занятия, но Альбус очень просил её, и женщина не смогла отказать ему. Настенные часы показывали девять, когда профессор Макгонагалл, закончив отчёт, заклинанием потушила свечи в кабинете. Она любила сидеть в полумраке, это как-то успокаивало, позволяло забыть обо всех неприятностях. Когда шесть лет назад она оттолкнула Альбуса, Минерва тоже долго сидела в темноте, смотря перед собой пустым взглядом. Женщина тяжело вздохнула, снова вспомнив тот роковой вечер, что мог навсегда изменить их жизнь. Как же всё-таки она жалела, что не окликнула его тогда, не остановила, но прошлого не исправить. В дверь негромко постучали. Она прекрасно знала, кто стоит по другую сторону двери, за сорок лет знакомства выучила этот стук. — Входи, Альбус, — не особо горя желанием разговаривать с ним сейчас, произнесла профессор трансфигурации. В последнее время их запутанные отношения усложнились ещё больше: постоянные недоговорки, недопонимание, ложь и ссоры почти разорвали тонкую нить, которая их связывала. — Минерва, — Дамблдор решил начать с главного, — завтра вечером мы с Гарри трансгрессируем из школы. — И куда вы отправляетесь, ты мне, конечно, не скажешь, — утвердительно, словно это был неоспоримый факт, отозвалась Минерва. Дамблдор отрицательно покачал головой. — Ну вот, чего и следовало ожидать. Глупо надеяться, что когда-нибудь ты будешь честным со мной. — Я хотел попросить тебя присмотреть за школой в моё отсутствие. Всему педколлективу нужно будет патрулировать Хогвартс, на подмогу вам я вызвал людей из Ордена, — проигнорировав её язвительное высказывание, продолжил Альбус. — Никаких проблем, господин директор, — Минерва сложила руки на груди, выжидающе посмотрев на Дамблдора. — Ты опять? Сколько можно язвить, Минерва, ты ведь не такая! — Прости, просто ненавижу, когда ты скрываешь от меня правду, — женщина встала из-за стола и подошла к окну. Всё небо застилали чёрные тучи, а где-то вдалеке уже сверкала молния, и были слышны первые раскаты грома. Приближалась гроза. В последнее время дожди шли чуть ли не каждый день. Небо ни на минуту не прояснялось, словно вся тьма, что есть сейчас в мире, мешала пробиться даже крохотному лучику надежды. — Когда ты вернёшься? — повернувшись, спросила Минерва. Ответом ей была оглушающая тишина. Женщина повторила свой вопрос, но ничего не изменилось. Она всё поняла. — Значит, не вернёшься, — упавшим голосом произнесла Макгонагалл. Альбус шагнул к ней, но Минерва отстранилась, снова повернувшись к окну. Прогремел оглушающий раскат, и небо осветила яркая вспышка. Женщина от неожиданности вскрикнула, удержавшись от порыва прижаться к директору. Альбус не должен видеть её слабости, не должен знать, что ей нужна поддержка, нужен он. — Если ты не вернёшься, зачем ты пришёл ко мне?! — на глаза Минервы навернулись слёзы. Дамблдор опять промолчал. Он и сам не знал, почему пришёл к ней. Просто ему нужно это сейчас, нужно, чтобы она была рядом. — Что ты молчишь?! Разве не понимаешь, как мне больно? Конечно, ты ведь даже не представляешь, что я чувствую сейчас, зная, что вижу тебя в последний раз? — она почти уже кричала. Да уж, не показывать свои слабости у декана Гриффиндора не вышло. Ну и ладно, она ведь, в конце концов, только женщина, уставшая быть сильной. — Минерва, всё будет хорошо, просто поверь мне, — Дамблдор подошёл ближе к ней, остановившись в паре шагов от женщины. — Ты всегда так говоришь, — профессор горько усмехнулась. Директор положил руку ей на плечо, слегка сжав его. — Я пытаюсь верить, честно. Но не выходит, Альбус, это очень тяжело, — пытаясь выровнять голос, сказала Минерва. Снова повисла тишина. Её нарушало лишь тиканье часов и стук дождя по стеклу. — Помнишь, как шесть лет назад в этом самом кабинете ты оттолкнула меня, не дав мне даже самого маленького шанса, — произнёс вдруг Дамблдор. Минерва, стоявшая до этого к нему спиной, вздрогнув, резко повернулась. Она заглянула в глаза директору, и тут же отвела взгляд. Возможно ей и показалось, но в его голубых глазах, женщина увидела плохо скрытое отчаяние. Макгонагалл не знала, что на это сказать. Альбус подошёл к ней вплотную, приобняв Минерву за плечи. — Прошу, не отталкивай меня снова. Дай нам ещё один шанс, — сказал Дамблдор, касаясь её щеки. — А что потом, Альбус? — женщина уже не сдерживала слёзы, которые прозрачными струйками текли по её лицу. — Не важно, милая. Не думай об этом. Сейчас самое главное — это ты и я, — он поднял руку, вытирая слёзы с щеки Минервы. — Каждому нужен второй шанс, — Макгонагалл постаралась улыбнуться. Альбус ласково убрал с её лица выбившиеся из причёски пряди и улыбнулся Минерве. Она в ответ обвила руками его шею, подавшись вперёд. За окном дождь лил в полную силу, ежесекундно вспыхивали молнии, и раздавались громовые раскаты. Но двое магов, стоящих у окна, казалось не замечали ничего этого. У них и так оставалось слишком мало времени, но это было только их время, и ничто не могло его у них отнять.