Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
Савада Тсунаёши. Никчемная Тсуна. Будущая Вонгола Дечимо. Солнечная девочка с чистыми и невинными глазами цвета тёплой карамели. Кажется, что само Солнце взлелеяло её и одарило своим теплом и светом. Но лишь кажется. Ведь она… …чудовище…***
Тсуне всего пять, когда чудовище внутри сбрасывает прочные оковы. Тсуне всего пять, когда она впервые отнимает чью-то жизнь. Тсуна держит в крохотных ладошках канарейку, подаренную дедушкой. Она смотрит на маленький, невыносимо жёлтый комочек перьев и живой плоти. Тсуна смотрит. И завидует. Ведь она не может так же беззаботно радоваться жизни, не может не слышать, как мама тихо плачет по ночам, так, чтобы она не услышала. Но она всё слышит. Руки сами ломают и отрывают хрупкие крылья. И вместо беззаботного чириканья слышится резкая, пронзительная трель. Руки сами сворачивают тонкую шею, прерывая птичьи крики. И вместо живой канарейки у неё в руках изломанное, безжизненное, но всё ещё тёплое тельце. И Тсуне становится немного легче. И чудовище внутри довольно щурит жёлтые глаза.***
В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?
– Н-не надо… Прекрати! Я больше не буду!... Но Тсуна не слушает. Ведь слышит она совершенно иное. …Никчёмная Тсуна! Зачем ты только родилась!... …Лучше бы тебя вообще не было! Такая как ты никогда не встанет во главе Вонголы!... Тсуна уже ненавидит эту Вонголу, которая заставляет отца говорить такие вещи. А чудовище внутри медленно поднимает голову, утробно рыча, требуя расправы. Она смотрит как её одноклассник, который еще совсем недавно смотрел на неё свысока, словно на грязь под ногами, ползёт от неё прочь, оставляя за собой кровавый след. Весь в крови, с искромсанной, будто пережеванной мощными челюстями левой ногой, а из бедра правой торчит кусок железной арматуры. Впрочем, неудивительно, они ведь на стройке будущего торгового центра, что находится недалеко от младшей Намимори. Тсуна не слышит больных, диких воплей, она видит лишь раззявленный в беззвучном крике рот. Тсуна не слышит яростного рёва янтарного пламени, что сжигает все вокруг, она лишь видит горящее тело, извивающееся в причудливом танце смерти. Тсуна слышит лишь безумный, дикий смех. И рычащий смех чудовища. Чудовище довольно. Оно сыто и лениво ложится куда-то в тёмную глубь, чтобы чуть позже вновь проснуться и стребовать свою кровавую дань. Тсуне одиннадцать, она впервые убила человека. Тсуне одиннадцать, она уже безумна. На следующий день по новостям показывают выжженную дочерна землю и объявляют о пропаже ученика младшей Намимори.***
Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
Чьею страшною рукой
Ты был выкован – такой?
Реборн прибывает в Японию по приказу Девятого, чтобы обучить Наследницу. Наследница… Он видит перед собой нескладную девочку-подростка с острыми коленками и неровно обрезанными, вечно встрёпанными волосами. На лицо младенца змейкой скользнула ироничная усмешка. Но стоило взглянуть в карамельные глаза, как усмешка пугливой птичкой слетела с его губ. Наивная, чуть глуповатая улыбка, почти детское личико с мягкими чертами, руки с настолько тонкими запястьями, что кажется, сожми их немного, и они сломаются, словно сухие ветки. Всё это никак не вязалось с отнюдь недетскими глазами. Её глаза были похожи на глубокий темный океан. Нет, не цветом. А тем, что так же на самом его дне обитали жители глубин и морские чудовища, были захоронены обломки кораблей и разбросанно множество бездонных впадин и расселин. С виду просто тёмная водная гладь, а на деле – целый мир. Жестокий, тёмный и дикий в своём чёрном безумии мир.***
– К нам прибыл новый ученик из Италии, Гокудера Хаято, – представляет новичка учитель. Сам же новоприбывший, игнорируя восторженные шепотки, идёт прямиком к цели своего визита, перед этим нацепив маску плохиша на лицо. Хаято хотел опрокинуть парту, за которой сидела Тсуна, хотел сказать что-нибудь, что испугает её, но не сделал ничего. Потому что просто посмотрел ей в глаза. – Приятно познакомиться, Гокудера-кун, – мягко улыбнувшись, произнесла она. Вот только глаза в отличие от улыбки резали не хуже битого стекла.***
– Сегодня хороший день, чтобы умереть, правда? – спрашивает Тсуна, становясь рядом с Ямамото. Такеши молчит. Его глаза похожи на мёртвые звёзды – такие же потухшие и холодные. Он смотрит лишь вперёд, не вниз. Так делают те, кто действительно хочет умереть. Вниз смотрят только клоуны, которые просто хотят привлечь внимание, оскорбляя тем самым Смерть. И Тсуна знает об этом. И именно поэтому девичья рука мягко ложится между лопаток и делает лёгкий толчок. Со стороны всё выглядело так, будто Ямамото прыгнул сам, а Тсуна протянула руку в попытке спасти. Но, знаете, так ведь и было на самом деле. – Зачем ты столкнула его?– мрачно произносит Реборн, пряча глаза в тени шляпы. Тсуна останавливается и, не поворачиваясь, отвечает: – Я сделала то, что ты и просил. Спасла его. Она не оборачивается, но Реборн готов поспорить на собственную жизнь, что на лице у неё играет улыбка.***
Кто-то однажды сказал, что у Тсуны улыбка матери. Но Тсуна знает, что это не так. Ведь мамина улыбка фальшивая, искусственная, а её – нет. Она понимает это, когда находит в прикроватной тумбочке набор шприцов, жгут и опий. И убеждается ещё раз, когда сообщает о том, что Гокудера и Ламбо больше не придут к ним в гости, потому что подорвались на мине, которую маленький телёнок забыл на земле. Но дело в том, что мины не закапываются сами, даже если их и забыли. А Нана лишь посылает в ответ беззаботно-печальную улыбку и говорит, как ей жаль. И Тсуна понимает, что ненавидит Вонголу, ненавидит мафию, ненавидит отца. Ненавидит той самой обжигающе холодной ненавистью, которая рождается, когда уже всё равно.***
– Да что ты, мать твою такое?!– в паническом ужасе хрипит Мукуро, когда Тсуна с неизменной улыбкой и тёмными океанскими глубинами вглазах спокойно направляется к нему, держа в руках его же оружие. Он уже не использует иллюзии, потому что понял – бесполезно. Он думал, что пройдя все Шесть Путей Ада, стал чудовищем, демоном. Как же жестоко он ошибался. Чтобы стать чудовищем, нужно родиться в Аду… Осознание приходит к нему, когда тонкая рука вонзает трезубец в горло, пришпиливая его к стене, словно экзотическую бабочку. – Ты уже знаешь ответ, – мягко отвечает она. Но Мукуро её не слушает. Ведь трупы не могут слышать. А чудовище где-то там, в непроглядной тьме, довольно скалит острые зубы.***
Хибари хищник. Но даже самый сильный хищник бессилен перед безумным чудовищем. Он понимает это, когда видит её улыбку, мягкую, как летние облака и бездонные глаза, в которые нельзя смотреть, потому что они как чёрные дыры: взглянёшь, и уже не вернёшься. Хищник понимает. И отступает, уступая место сильнейшему.***
Чей был молот, цепи чьи,
Чтоб скрепить мечты твои?
Кто взметнул твой быстрый взмах,
Ухватив смертельный страх?
– Мы – Червелло, будем судить Конфликт Колец. Но… Савада Тсунаёши, где ваши Хранители? Тсуна лишь улыбается и говорит: – Они мертвы. Последний – Сасагава – умер совсем недавно. Вместе с милой Киоко. Они съели миндальный пирог без сахара, приготовленный ею, и теперь лежат где-то под землёй на заднем дворике четы Савада. Рядом с Фуутой и И-пин. – Что это значит?! Тсуна! Но она даже не смотрит в сторону отца. Она смотрит на Занзаса. В его алые глаза. И произносит вполне искренне: – Рада познакомиться. Ведь они так похожи. И он тоже это понимает. Ведь он…чудовище. Вот только есть различие. Своё чудовище он не спрятал, не сковал, а выпустил наружу, за что и поплатился. Жалеет ли он? Однозначно нет. На сцене появляется новый актёр, давно сброшенный со счетов, ёще задолго до начала спектакля: – Простите… Вы не видели здесь маленькую девочку? Это моя дочь, она потерялась где-то тут. Тсуна смотрит на то, что осталось от её матери. А осталась лишь блёклая серая тень. Под глазами пролегли внушительные тени, из самих глаз пропало солнце, а искусанные, покрытые коростой губы больше не улыбаются. И широкие браслеты больше не сковывают тонкие запястья, показывая всем следы от инъекций и тонкие поперечные шрамы разной степени свежести. – Прости, мама. Я убила её, – произносит Тсуна, целуя её в лоб дулом пистолета. Тсуна подхватывает падающее тело, обнимая его нежно-нежно, и гладит мёртвую мать по голове. – Я люблю тебя, мама, – тихо говорит она, выпуская на волю бушующее пламя. Плотным вихрем стихия окутывает её, пряча от внешнего мира. Тсуна смотрит, как мама в её руках превращается в чёрный пепел, смотрит и улыбается. Яркое пламя потихоньку оседает, являя миру Тсуну с руками по локоть в чёрной, жирной саже. – Посмотри, папа. Посмотри, что ты наделал, – с мягкой и абсолютно пустой улыбкой говорит Тсуна, смотря сквозь него. А он смотрел в глаза дочери и судорожно пытался понять, где он облажался.***
В тот великий час, когда
Воззвала к звезде звезда,
В час, как небо всё зажглось
Влажным блеском звездных слёз, –
…Сегодня вечером в Театре Массимо в Палермо вспыхнул невиданной силы пожар, который ничего не оставил после себя. Подробности нам расскажет инспектор Адольфо Гвидиче. Синьор Гвидиче, что вы скажете по этому поводу? – Несомненно, это работа Белой Саламандры. – Саламандра? </i<i>Расскажите нам о ней, синьор. – Саламандра объявилась около пяти лет назад. Нам о ней почти ничего неизвестно. Места пожаров никак не связаны между собой, их выбор абсолютно хаотичен, невозможно предсказать, где огонь вспыхнет в следующий раз. После себя она оставляет лишь выжженную землю, сгорают даже фундаменты зданий. Выживших, так же как и тел, она тоже не оставляет. Те немногие очевидцы, что были рядом с местами происшествий, все до единогоговорят, что видели фигуру в белом плаще. Отсюда и имя – Белая Саламандра. Но этот случай отличается от предыдущих. В этот раз Саламандра оставила послание: «Только пепел знает, что значит сгореть дотла»… – Дон Тимотео, вы же понимаете, что нужно действовать? – произнёс босс одной из союзных семей. – Насколько нам известно, в том театре находился Глава Семьи Каваллоне. За нами охотятся. О да, он прекрасно знал об этом, и будь его воля, он отмотал бы время на шесть лет назад и своими руками убил бы эту девчонку. Но, увы, он не властен над временем. Кто бы мог подумать, что из того ребёнка вырастет… такое. Саламандра… Всё началось с мелких мафиозных семей, не входящих в состав Альянса. Никто даже и не заметил, как большая их часть была стёрта с лица земли. Тревогу забили лишь тогда, когда начали пропадать главы таких семей как Гокудера – сильные и не входящие в Альянс. Ну как пропадать. Находили лишь белые кости без единого кусочка плоти. – Я всё прекрасно понимаю, доны. Приказ на уничтожение уже подписан, Вария займётся Саламандрой. – На Варию можешь даже не смотреть, старик, – произносит Занзас, который в кой-то веки решил посетить собрание. – Занзас… – Разгребай это дерьмо сам, я не собираюсь прибирать за тобой. Сам виноват, лучше надо было за Савадой смотреть, – говорит он, поднимаясь с места. – Кстати да, Вария выходит из состава Вонголы. – Что? Савада?.. – Бывшая наследница?.. – Дон Тимотео, что это всё значит?.. А Занзас уходит прочь, спиной чувствуя взгляд старика. Но ему всё равно, ведь совсем скоро всего этого не станет. В этом он точно уверен.***
Тсуна сидела на выжженной дотла земле и вертела в руках белый череп. Наверно, на этом месте лет десять ничего расти не будет. Всё же Пламя Неба это вам не симбиоз спички и бензина. Она сидит на созданном ею же кладбище, даже не беспокоясь за чистоту своей одежды. Ей кажется, что она сидит в самой тёмной и глубокой бездне. И ей это нравится. Небо над ней настолько черно, что даже Луны со звёздами не видать. А может,они просто не хотят, чтобы чудовище под ними смотрело на них. Вокруг сплошная тьма, но ей это нисколечко не претит. Ведь чудовище просто не может не любить тьму. Скольких она превратила в пепел и развеяла по ветру? Её это никак не волнует. Сколько раз Тсуна использовала Пламя? Она не помнит. Пламя сожгло естественный пигмент её волос, окрасив их в снежно-белый. А чудовище внутри слизало карамель с её глаз, явив миру хищную желтизну. Это первый и, наверное, единственный случай, когда чудовище попробовало что-то помимо крови. – Привет, мам. Я отправила папу к тебе. Ведь ты так долго ждала его. Смотри, он рядом, он больше не уйдёт и не оставит тебя. Не плачь больше. Пожалуйста, – говорит она, улыбаясь и глядя в уже пустые глазницы отца. – Давно не виделись, Савада. – Рада снова тебя видеть, Занзас, – вполне искренне улыбается она. – Пошли домой? Савада Тсунаёши. Белая Саламандра. Несостоявшаяся Вонгола Дечимо. И просто… чудовище.Он, создание любя,
Улыбнулся ль на тебя?
Тот же ль он тебя создал,
Кто рожденье агнцу дал?