Первый шаг против

— Я звонил тебе… отправлял сообщения, — хрипит Майк. Он едва может дышать: пальцы Кетча крепко держат его за шею и продолжают сжиматься, недвусмысленно намекая, что перечить не стоит, но Майк не может остановиться: ему нечего терять, это его последний героический порыв перед новым болотом трусости, куда он вот-вот нырнёт. — Если бы ты… вернулся вовремя, ничего бы не случилось. Кетч держит его за шкирку, как нашкодившего котёнка, и несколько раз размеренно ударяет в стену. У Мика звенит в ушах, но голос Кетча он слышит отчётливо: — Ты не смеешь приказывать мне. Никогда, ни раньше, ни тем более сейчас. Это правда — Мик больше никому не может приказывать. После случая с вампирами его отстранили от командования. Это значит, что он потерял не только жизни товарищей, но и свою собственную; его жизнь теперь в руках Кетча, отчасти — в буквальном смысле, а принадлежать Кетчу — это худшее из наказаний. Кетч выкручивает его руку одним рывком — больно, очень больно; Мик чувствует, как выворачивается из своего гнезда сустав, и не кричит только потому, что ему мешает распухшее горло. — Теперь я заправляю всем, — почти ласково говорит Кетч, — как и должно быть. Он припадает губами к его шее, оставляя засос прямо напротив синяка — это две схожие отметины, клеймо раба. Лучше уж принадлежать только Хранителям, чем и Хранителям, и Кетчу одновременно. Мик приоткрывает губы, впуская язык Кетча, потому что нет смысла сопротивляться, а Кетч не любит сопротивление, он всё равно прорвётся; это не тот случай, когда стоит сражаться. Их силы неравны, а сбегать Мику некуда, ни один человек за пределами этой комнаты не даст ему укрытие. Когда Мик берётся за ручку двери, его плечо немеет. Наверное, это всё-таки вывих, наверное, ему всё-таки стоит сходить к врачу. Он закусывает губу и пытается улыбнуться, чтобы не вызвать подозрений, иначе Кетч разозлится, а тогда… — Что с тобой? Не можешь открыть дверь? — поднимает брови Дин. — Туннельный синдром, — не задумываясь, врёт Мик и улыбается ещё шире. Он надеется, что на его губах нет порезов — Кетч не любит простых поцелуев, ему нужно вгрызаться зубами, как оборотню в человеческом обличье, только он хуже, много хуже. Дин окидывает его долгим внимательным взглядом, и Мик думает, что тот всё-таки догадался, так быстро и так невовремя, но Дин только хмыкает. — Позвольте впустить вас, ваше величество. Иногда Кетч говорит очень похоже. — Позвольте к вам пройти. — На это ни в коем случае нельзя отвечать, только послушно посторониться. Но так лучше, чем когда Кетч врывается без слов. Молчаливый Кетч — злой Кетч, он выламывает пальцы до хруста и царапает грудь вдоль рёбер — никогда не забывая, впрочем, не трогать лица. Спасибо и на этом. Мик надеется, что Кетч, поглаживающий его поясницу, не заметит дрожи. Иногда он не спускается ниже, но сегодня — очередной несчастливый день, и пальцы Кетча уже под его ремнём. — Если будешь хорошо себя вести, я попрошу доктор Хесс сделать тебя моим личным помощником. Эта перспектива вселяет в Мика ужас, но её не избежать — всё случится так или иначе, и у Мика нет возможности бороться; он цепляется за соломинку над пропастью, и нет смысла тратить силы, если он всё равно упадёт. Мик пытается рассуждать, но на самом деле все эти мысли — плод его трусости; его нередко зовут трусом, чаще других — сам Кетч, в последний раз — Винчестеры, и от них слышать это особенно грустно. Мику нравятся Винчестеры, даже Дин, который никогда особенно не скрывал, что не рад видеть Мика в качестве своего компаньона. Жаль, потому что время от времени Мик мельком думает — правильнее сказать, конечно, мечтает — о том, что хотел бы примкнуть к ним, научиться по-настоящему дельным вещам, сбежать от Хранителей, которые сделали его собственностью самого отъявленного психа. Конечно, это не Хранители приказали ему сделаться подстилкой Кетча. Они просто не станут вмешиваться, даже если Мик расскажет, но если Мик расскажет, ему не поздоровится дважды, трижды, четырежды — столько раз, на сколько у Кетча хватит сил. — Я не учёный, как Сэм, но мне кажется, что этот твой туннельный синдром проявляется не так, — заявляет Дин при следующей встрече. Мик спохватывается и одёргивает рукава, застёгивает верхнюю пуговицу рубашки — до самых ключиц у него полно синяков. — Да так, подрался с вервульфом. — Ну-ну. — Он знает, что Дин ему не верит. — И как, выиграл? Мик коротко вздыхает и жмурится; в глазах щиплет, но проронить слезу перед Дином — ещё хуже, чем перед Кетчем, хотя Кетч не терпит слёз, они выводят его из себя. — Нет, — отвечает Мик очень тихо, — я проиграл. — Значит, в бункере Винчестеров тебе намазано мёдом? — Мику трудно ответить, когда Кетч треплет за волосы его голову, но Кетч и не ждёт ответа. — Когда я отправляю тебя к ним, я жду, что ты будешь налаживать контакты и переманишь их на нашу сторону. Но я не думал, что ты споёшься с ними настолько, что сам захочешь бросить нас. Мик вздрагивает: Кетч будто бы читает его мысли, причём мысли глубоко спрятанные, те, в которых он боялся признаться даже себе. Конечно, Винчестеры не пустят его к себе, но представить себя рядом с ними… Хранители обещали сделать Мика частью своей семьи, но этого так и не случилось; Хранители — никакая не семья; Винчестеры — да, но, увы, не его семья. Мик только и умеет, что подглядывать в чужое окно. Кетч может не беспокоиться на этот счёт. — Мик, ты можешь объяснить нам, мы тебя выслушаем. — Ладонь Сэма, большая и очень тёплая, лежит на его запястье, а большой палец касается ссадины, которую Мик — сознательно — не спрятал, надеясь… на что? Собираясь подать знак? — Я вижу, что тебе стоит многим... поделиться. Мы не будем осуждать. Иногда мы сердимся на своих, но всегда приходим на помощь. У Мика спирает дыхание — ему показалось, или Сэм только что причислил его к своим? В следующий раз, когда Кетч прижимает его к стене, он пытается представить руки Сэма на месте его рук. Мику нравятся все — и Мэри, и Дин, и ангел Кастиэль, тоже ставший частью их семьи, но Сэм нравится особенно — это так странно: стоило Сэму сказать пару задушевных фраз, и Мику хочется спрятаться у него на груди. Странно и нелепо — Сэм никогда не сделает его больше, чем другом или даже больше, чем случайным знакомым, которого захотелось защитить. Да и самому Мику нужно будет прийти в себя после Кетча, ему опасно влюбляться — так легко перепутать с желанием подчиниться и подарить себя. Но это всё неважно. Это неважно, неважно, неважно, пока Винчестеры захотят терпеть его рядом с собой. Мик услышал однажды, как Сэм назвал его «способным». Кажется, он пытался доказать Дину, что Мик не будет слишком уж бесполезным звеном их маленькой команды. Мику больше ничто не нужно. Быть в настоящей команде, и чтобы никто не пытался сломать ему пальцы за каждую несуществующую провинность. — Я не собираюсь ни с кем тебя делить, — горячее дыхание Кетча неприятно щекочет его ухо. — Иначе не поздоровится не только тебе. Я позабочусь о том, чтобы этих американских охотников уничтожили тоже. Всё равно они не подходят для сотрудничества. Этого Мик не может допустить. Он видел Винчестеров в деле и знает, насколько они хороши — и всё же их так мало, всего четверо против огромной организации, не гнушающейся никакими средствами расправы. Стыдно быть трусом, когда трясёшься за свою жизнь, но стыдно ли бояться за чужие? Мик не стоит того, чтобы подвергать опасности Сэма, Дина и Мэри, а заодно — всех тех, кого они ещё спасут на своём пути. Мик вскрикивает, когда Кетч рассекает ему висок об угол стола, забыв о своём правиле не оставлять видимых следов. — Что за чёрт, Мик? — спрашивает Сэм, осматривая его распухшее лицо. — Кто это сделал? Что происходит? Дин переминается с ноги на ногу и зловеще молчит, но его злость нацелена вовсе не на Мика, и это так странно, так странно ощущать. — Мы поможем тебе, только если будем знать, что делать. — Слишком сложно сопротивляться, когда Сэм снова держит его за руку. Больше всего на свете Мику хочется спрятаться в их бункере, но тогда за ними придёт Кетч, и придёт не один. Мик глубоко вздыхает, и воздух застревает у него в горле. — Это не может так продолжаться. — Сэм отпускает его руку, но не отпускает взгляд. — Мик, пожалуйста. Мик не боялся за жизнь Винчестеров, он просто судил их по себе, но правда в том, что их, в отличие от него, не нужно защищать, они не нуждаются ни в чьей защите, по крайней мере, они ужасно не любят, когда их защищают тайнами. И уж конечно, они смогут постоять за себя. Против Кетча. Против кого угодно. Если Мик хочет стать хотя бы отчасти похожим, он тоже должен выступить против, и его первый шаг очень прост и совсем не унизителен, если верить словам Сэма. Мик верит этим словам. — Сэм, Дин, я хочу вам кое-что рассказать.