Тёплые коты

В дверь мне звонят друзья, но неподвижен я Кот задремал у меня на коленях, ребята зайдите в другое время (с)Семен Слепаков – Котозависимость

Когда дедушка подарил Юре кота, Юра подумал, что они с котом не сойдутся. Кот – котёнок, если уж говорить честно – был мало того, что ленивый и наглый, так ещё и постоянно спал, стоило перестать его тискать, теребить и таскать. Даже имя, составное, красивое, не заставило этот ленивый меховой носок как-то соответствовать. Да и дедушка не особо помогал – сократил до Пети, и на Петю же зараза стал откликаться. Помимо своей лени Петя был ещё и придирчивым. Премиум-корма не любил, напичканный всякой гадостью Вискас, который Юра купил от отчаяния, тоже только понюхал и начал демонстративно закапывать. Колбаса, мясо – нет, пушистая задница подходила к миске и отходила обратно. В конце концов Юра сдался и, поймав его поперёк мехового пуза, сказал: «или ты ешь то, что дают, или валишь ловить мышей». Петя целый день умудрился проходить, задрав хвост и огибая Юру под дуге, что означало, видимо, презрение к тупому человеку и приготовления к ловле мышей. Ночью он орал и страдал, но Юра, закалённый общим катком и невероятно мерзким голосом Никифорова, не сдался. И с утра Петя, наконец-то, сожрал всю миску дорогущего корма, уселся на задницу и стал смотреть злобным взглядом на Юру, который готовил себе завтрак и торжествующе хохотал. За следующую неделю поганец умудрился подрать почти все джинсы, полежать на всех футболках, включая чёрные, погрызть зарядку от айфона, погрызть сетевой кабель, обронить две чашки и всё это – пока Юра был либо в школе, либо на тренировках. Сразу стало ясно, что это война, потому что до этого Петя большую часть дня спал и максимум, что мог натворить – улечься на ноутбук в спящем режиме и перегреть его. Юра любил котов. А ещё он любил свои черные футболки и интернет. Но как только он приготовился к сражениям – наступила очередная эпидемия гриппа, и он, вопреки своему идеальному иммунитету, слёг с температурой под сорок. Было безумно обидно пропускать тренировки, лежать целый день как пласт в кровати и смотреть в потолок, но от слабости Юра ничего не мог, даже телефон долго в руках держать не получалось. И на второй день температуры пришёл Петя. Сначала он потоптался в ногах, затем понюхал блистеры с таблетками, лизнул кружку с остатками чая, почесался и посмотрел на Юру. Юра сделал рукой «кыш». Петя продолжал смотреть. А потом вдруг забрался к нему на грудь и улёгся. Выпустил когти, стал стягивать одеяло и… мурлыкать. Громко, как трактор, очень низко и так сильно, что вибрация отдавалась по всей груди. Юра положил на него руку и стал гладить – Петя довольно прикрыл глаза, перестал дёргать хвостом и продолжил вибрировать. – Мы с тобой неправильно друг друга поняли, да? – просипел Юра тогда и Петя согласно мяукнул сквозь своё грудное мурчание. Война кончилась, так толком и не начавшись. Юра ходил на тренировки, громко разговаривал, разбрасывал по квартире одежду и провода, врубал на полную громкость колонки и с утра разминался где попало. Петя спал, спал, спал, нехотя ел, снова спал, иногда лениво ходил туда-сюда и, когда Юра замирал на месте дольше, чем на две минуты, укладывался на него и начинал мурлыкать, урчать, мяукать, и всячески проявлять любовь. Такая гармония подходила им обоим, а самое главное, Юра больше не чувствовал себя одиноко, приходя в пустую квартиру, а Петя не тратил свои драгоценные силы на порчу имущества и отхватывание люлей. А самое главное, наловчившись, Юра стал записывать его мурлыканье на диктофон. Петя в этом плане был почти Витас. Было и жизнерадостное, бодрое мурлыканье, пойманное, когда Петя путался под ногами на кухне, встречая после возвращения с юниорских соревнований; и сонное медленное урчание, когда он умудрился уснуть на коленях Юры, который готовился к контрольной; и злое, басовитое полу-рычание, когда Петя впервые увидел в окне птицу и решил, что отныне все птицы ему враги и их надо срочно уничтожить, но проклятые стеклопакеты-красноармейцы ставят подножки. Всё было, и записей скопилось столько – на все случаи жизни. Перед выступлениями Юра даже завёл традицию слушать Петю, помогало сохранять настрой. И после. И на тренировках. И по пути домой. И в школе. Это должно было бы надоесть, но не надоедало, а наоборот, успокаивало – и от злости, и от грусти. Даже снимало головную боль иногда. Особенно смешно было, когда Петя сам слушал своё мурчание и очень сильно удивлялся, даже шипел иногда на телефон и распушал длинный хвост. Но всё мурчание оставалось в тайне. Никто не знал секрет душевного спокойствия Юрия Плисецкого, который иногда готов был лезть на стены и кусать обои. Потому что, во-первых, засмеют, во-вторых, сопрут идею, в-третьих – никто недостоин слушать Петю кроме дедушки и непосредственного хозяина. Только однажды Юра сжалился. Никифоров тогда, после Сочи, вообще расклеился и ходил как туча, хмурый, серый, печальный – такой унылый, что самому в петлю хотелось лезть. Тогда Юра, не выдержав, подошёл к нему после тренировки, усадил на скамейку и сказал торопливо: – Ты меня, вообще-то, бесишь, и ты собачник, собачники все лохи, но ладно, вот, сиди и слушай, и не говори ничего, или втащу. Никифоров хотел только рот открыть, как Юра нацепил на него наушники и включил Пету ласкового, полусонного, немного радостного от того, что снова спит с хозяином после двухнедельной разлуки. Интересно, а собачники что слушают? Гавканье? Гадость какая. Сначала Юре было немного страшно, что сейчас Никифоров возьмёт и посмеётся в своей тупой манере, назовёт как-нибудь мерзко Юрочкой и свалит, чтобы всем растрезвонить – но нет, он сидел, прислонившись в стене и слушал, прикрыв глаза. Когда три минуты мурчания кончились, он кивнул, и Юра включил ему чуть более радостное, но тоже спокойное – когда Петю привезли на дачу и он, лениво обойдя участок, уселся на колени к Юре отдыхать от природы. – Спасибо, – сказал Никифоров, когда вторая запись закончилась, и, улыбнувшись, потрепал Юру по волосам. – Серьёзно. Спасибо. – Да фигня, – смутился Юра и смылся побыстрее. Это вроде как подтвердило, что в глубине души Никифоров – классный мужик. Помимо фигурки. Не классные люди никогда не проникнутся кошачьим мурчанием. А потом этот придурок укатил в Японию к какому-то свину в очках и бортанул Юру с тренировками. Это было обидно. Но всё-таки статуса классного мужика Юра его не лишил – для этого Никифорову нужно было бы публично сказать, что ему не нравится Петькино мурчание. Тем более, что во время Гран при происходили вещи и покруче. Например, Юра сжалился во второй раз. Когда на Ростелекоме Никифоров смылся, свистя пятками, обратно в Японию, Юра его отлично понял – если бы что-то случилось с Петей, он бы, наверное, вообще с ума сошёл и не смог бы выступать. Но любимый мохнатый носок был в полном порядке, бодр и ласков, ленив и пушист как всегда. Оставленный на попечение Якова Юри был полной противоположностью. Вообще-то Юру он тоже бесил. Ну так, как тебя бесит одноклассник, которому ты с передней парты подсказываешь ответ на пример, а он никак не может расслышать и мелет какую-то чепуху. Да и тем более, имена похожие, как назло, хотя Юри в себе воплощал всё, что Юра в людях не любил – слишком мягкий, стеснительный, вежливый, скрытный, как будто говорящий всем своим видом: «пни меня!». Юра и пинал обычно. Но вот лежачих не пинают. И сразу после того, как Лилия отстала со своими вечерними нотациями, Юра тайком улизнул из своего номера и постучал в другой, через две двери, надеясь, что этого придурка не понесло тоскливо гулять по Москве. Не понесло. Юри открыл разу и хотел задавать свои тупые вопросы, но Юра просто втолкнул его в номер, усадил на кровать и сказал: – Только попробуй что-то вякнуть, – а затем дал ему наушники. Юри послушно их надел и удивлённо приподнял брови, услышав мурчание. Это было особое, его Юра вообще записывал чуть ли не ценой собственной жизни – во время очередной простуды. То самое, тракторное, грудное, тяжелое, вибрирующее даже в записи. Такое один раз в жизни услышишь – и уже плюс десять к здоровью, и физическому, и умственному. Может, Юри и бесючая свиная котлета, но если уж кому и нужна поддержка от Пети сейчас – так это ему. Запись была длинная, в десять минут, и они дважды прослушали её, улёгшись на кровать. Юре даже спать захотелось, так хорошо и уютно Петя трубил, слышно было даже на расстоянии. – Это твой кот? – спросил Юри, когда снял наушники. – Да, – ответил Юра и напрягся. – А что? – Ничего, – Юри улыбнулся. – Я так и подумал. Мне показалось, что он очень тебя любит. И приятно звучит. Спасибо большое. И даже несмотря на то, что он потом потрепал Юре прилично нервов своими дурацкими уходами, приходами, отъездами, переездами – всё равно тоже был внесён в список клевых мужиков. Потому что тараканы могут быть какими угодно, но если уважает мурчание – значит, не совсем пропащий случай. Только самой крутой вещью, случившейся на Гран при, всё-таки был Отабек. Во-первых, он Юру спас. Фанатки – они хуже маньяков иногда, так что рука помощи в таких случаях оценивается очень высоко. Во-вторых, он был … ну да, очень крутым. Просто как будто слово «крутость» изобрели сразу после того, как он появился, надо же было как-то всё это обозвать. Отабек умел водить мотоцикл, носил кожаную куртку, пахнущую безумно вкусно, и, что самое главное, не был ни слютняем, ни легкомысленным мудаком, ни самовлюбленным мудаком. В-третьих, он не был собачником. Кошатником, в принципе тоже, сказал, что больше любит птиц, но это же не суть. А самое главное, он относился к Юре как к другу, а не как к несмышлёному подростку. Да и вообще, просто был крутым. Очень. Но влюбился в него Юра не поэтому, а почему – чёрт его разберёт. Если подумать – кто вообще мог бы не влюбиться в Отабека? Это надо титановую волю иметь, наверное. Вот только ему всё ещё нужно было пройти проверку мурчанием, а Юре никак не удавалось это сделать – то момент неподходящий, то они оба в разных городах, то ещё что-то, не получалось и всё тут. Как будто злой рок. Даже сам Петя начал чувствовать, как Юра грустит и стал приходить чаще – это уже выглядело как «я сяду на тебя и просижу тут восемнадцать часов, я знаю, что делаю». И Отабек тоже выспрашивал. Но как тут объяснишь? Извини, чувак, мне, чтобы быть уверенным, нужно, чтобы ты послушал, как мурчит мой котан? – Давай я приеду к тебе на Новый год? – предложил он однажды, и Юра чуть не уронил задремавшего Петю. Вот поэтому Отабек и классный – его идеи всегда самые лучшие. Подготовку Юра начал сразу же, хотя до тридцать первого оставалось ещё две недели. Достал из сумки пару забытых Отабеком вещей и дал Пете понюхать – тот ткнулся мордой в футболку, помахал хвостом и ушёл. Ещё пару раз за вечер подошёл, походил вокруг да и улёгся сверху. Хороший знак. Запах нравится – пол дела сделано. Затем Юра стал включать Отабека на колонки, пока они говорили в скайпе. Ничего особенного, но Петя так хотя бы к голосу привыкал. Первое время, правда, косился с явным желанием убрать источник звука, но потом совсем обвыкся и перестал обращать внимание. За день до приезда Юра посадил Петю к себе на колени и взял за морду: – Такое дело, брат. Ко мне завтра приедут, понимаешь? Важный человек. Очень важный. Постарайся с ним поладить, ладно? И помурчи ему. Он классный, честное слово. Петя посмотрел на него и зевнул. Нехороший знак. Конечно, если бы вдруг так случилось, что и мурлыканье бы не понравилось, и знакомство не состоялось нормально, Юра бы любить Отабека не перестал. Есть вещи поважнее дурацких суеверий. Но всё-таки… всё-таки было бы грустно. Тридцать первого, встретив Отабека в аэропорту, Юра на всякий случай написал дедушке, что если ничего не выйдет, придётся Пете ночевать у него. Ужасно несправедливо, но не портить же всем – включая Петю – праздник. Как на зло, встречать Петя не вышел. И на кис-кис не отозвался. Только торчала из-под кровати меховая задница. – Эй, – позвал Отабек, присев рядом с ней и протянул руку. – Ты чего, дружище? Задница сменилась мордой, Петя вдумчиво понюхал руку и вылез – Юра выдохнул. Не зря, не зря заляпал футболку шерстью! Весь вечер Петя путался под ногами и с интересом пытался влезть везде, где что-то шуршало или пахло, получал по ушам, обижался секунды на три и лез снова. Правда, не мурчал, а только мяукал требовательно, или орал, когда у него пытались отнять случайно упавший кусок бекона. За два часа до полуночи Юра решился на ответственный шаг. – Ложись, – скомандовал он Отабеку. Тот, не спрашивая, лёг, но посмотрел удивлённо. Юра взял Петю на руку и сам забрался на кровать, положил его между ними и начал гладить. – Давай. Вырабатываем электричество. В две руки они скоро загладили его до полусонного состояния, и вот-вот уже слышалось мурчание – тогда Юра осторожно переложил его на грудь Отабеку и присел рядом, обеими руками держа и наглаживая, чтобы не испугался и не убежал. Петя же не был приучен лежать на ком-то, кроме хозяина и ноутбука. Поёрзав и подёргав ушами, Петя успокоился и, наконец, замурчал. Отабек замер, положив ладонь ему на меховой бок. – Ну как тебе? – спросил Юра спустя полминуты, осторожно улёгшись рядом. – Как ты, – ответил Отабек и смутился. – В смысле… Приятно. Очень. Юра улыбнулся и закрыл глаза, обнимая одной рукой и его, и Петю. Некоторые дурацкие суеверия всё-таки работают. И коты – коты никогда не ошибаются.