Завтра ты ничего и не вспомнишь

Шум веселья доносился как будто издалека. Внутри растекалось тепло, глаза слипались, тело превратилось в набитую ватой куклу. Голоса друзей, хохот, звон. Кажется, он выпил слишком много. Хацу взял себя в руки и встал. Комната покачивалась. Ноги подгибались, и он опёрся на спинку стула, едва его не уронив. Да уж, если в таком состоянии он встретит врага, то не сумеет даже вытащить меч. Нетвёрдой походкой Хацу вышел из комнаты и пошёл к умывальнику, на всякий случай касаясь рукой стены. Подставил голову под струю ледяной воды. Тысячи мельчайших иголок впились в кожу, мутное сознание как будто протёрли тряпкой и отполировали. Все вокруг стало яснее и чётче, и теперь он стоял достаточно устойчиво. С тех пор, как Хацу ушёл из дома, внутри него всё нарастало гложущее чувство пустоты. Он покорял Башню с друзьями, но был среди них один. Он хотел женщину, покорную и женственную, но вокруг оказались одни бой-бабы. Ему приходилось обходиться шлюхами и пить, хотя пьянство для самурая - позор. Отец бы наказал его. Холодная вода капала с волос за шиворот. Хацу уже решил идти обратно, как вдруг сбоку раздался издевательский голос: - Так-так. Скоро тебе даже не придётся делать харакири, чтоб мы увидели содержимое твоего желудка. На дверной косяк небрежно облокотился – какой чёрт его сюда занёс? - Кун. Он скрестил руки на груди и натянул ту насмешливую улыбку, с которой он смотрел всегда и на всех, но на Хацу – особенно, смеясь над его честью и принципами. Кун был прекрасен. В нём мужская красота сочеталась с женской. Да, правда, он казался очень привлекательным. Для глаза, но не для сердца. Эти холёные руки, тщательно уложенные волосы (сколько времени он проводил перед зеркалом?), свежая рубашка без единого пятнышка, тонкие черты лица, исполненные высокомерия, неизменные серёжки в ушах – при взгляде на всё это у Хацу рождалось отвращение. Весь вид Куна говорил о том, что он не мужчина-воин и защитник, а лжец и интриган, чьё главное оружие – подлость. Кун не пил. Никогда. Совесть нечиста, видимо. Приятно знать, что хоть кто-то из команды остаётся настороже, когда все развлекаются. Хотя Хацу предпочел бы кого-то другого. Кун явно нарывался. Понимал, что Хацу в таком состоянии не задаст взбучки. Насмешливая улыбка стала только шире, когда её владелец услышал в свой адрес привычное обзывательство. Хацу решил уйти, как и собирался. Но когда он поравнялся со своим другом-недругом, пол вдруг сам по себе изогнулся… Мгновение спустя молодой человек обнаружил, что Кун удерживает его от падения, подхватив под локоть. - Ты подставил мне подножку, - Хацу попытался внушительно нависнуть над противником, но не получилось. - Ты сам споткнулся, - Кун сморщил аристократически нос. – Пьян в стельку. - Завтра я надеру тебе задницу, и только попробуй убежать. - Завтра ты ничего и не вспомнишь, - заявил Кун и пригладил волосы. Взгляд его стал задумчивым. – Давай этим воспользуемся. Я порылся в сети. У самураев ведь есть это… сюдо? Немного поразвлекаться не противоречит пути воина? Взглянув на выжидающего Куна, Хацу понял, что он говорит серьёзно. И это отрезвило лучше ледяной воды. - Да пошёл ты! – воскликнул он и ударил красивого юношу в лицо так, что тот отлетел вглубь умывальника. Хацу сам от себя не ожидал такой силы, ведь только что тело почти не слушалось его. Если бы ему предложил переспать кто-то другой, он бы просто спокойно отказался. Но этот, надушенный, с серёжками и наглой рожей... Хацу не удивился, что слухи о Куне оказались правдой. Если даже ему он предложил себя, значит, и вправду готов отдаться кому попало. Кун поднялся и медленно начал поправлять причёску и одежду. Похоже, он не собирался отвечать на удар. Хацу не видел его лица, но догадывался, что оно мрачно. Узкие запястья изгибались, отряхивая брюки от пыли с пола. Белая кожа, изящные движения рук. Если подумать, чем Кун хуже случайной проститутки? Разве что его вид слишком гордый, нахальный. Он как будто так и просит, чтоб его опустили, поставили на место. - Я передумал, - объявил Хацу. Он взял за шиворот и потащил в свою комнату Куна, а тот не сопротивлялся. К счастью, по дороге им никто не встретился. Кун раздевался на ходу. Хацу швырнул его на кровать. Сам ограничился тем, что снял футболку и расстегнул штаны. Через минуту Кун целиком обнажился, и Хацу снова подумал о его красоте. Мускулы выделялись, показывая скрытую силу, но юношеская фигура и смазливое лицо, за которым владелец ухаживал, как за девичьим, придавали миловидности. Хацу начал без прелюдий. Он навис над Куном, и тот услужливо распахнул ноги. Резким движением плоть вошла в плоть. Разнёсся сдерживаемый стон боли. Но что это по сравнению с раной в бою? Хацу не остановился. Он продолжал двигаться, тяжело дыша. Голова шла кругом. Куну явно нравилось происходящее, он сам насаживался на член задницей… Да и ведь он сам предложил себя… Хацу взглянул в лицо Куну. Он выглядел также, как когда исполнял один из своих хитрых планов или насмехался над кем-то. Та же самодовольная улыбка. Он умудрялся смотреть сверху вниз, даже находясь снизу. Всё это заставило Хацу остановиться и встать с кровати. Когда Хацу провел ладонью по голубым волосам, Кун взглянул на него удивлённо. И тут же под давлением сильной руки был вынужден сползти с кровати и встать на колени. Хацу насадил его ртом на свой член, не заботясь о том, что он может укусить. Но Кун этого не сделал, наоборот, стал аккуратно, не касаясь зубами, сосать. Хацу всё равно не убрал руки, толкая его на себя. Наконец он кончил, протолкнув член ещё глубже в глотку, и Кун закашлялся. Хацу тяжело опустился на кровать. Кун сидел на полу рядом. Хацу раздирали желание упасть и заснуть и чувство одиночества. Он заставил себя встать, чтобы снова пойти к друзьям, и уже коснулся дверной ручки, когда обнаружил, что глупо забыл про футболку. Кун в это время натягивал штаны и улыбался. Хацу не выдержал его взгляда. Хотя, чего ему смущаться? Он-то был сверху. Вот оттраханному Куну должно быть стыдно смотреть в глаза окружающим. А у него вид, как у принцессы Захард. Вдруг Хацу показалось, что он сделал нечто очень жестокое. Он поддался порыву: притянул Куна к себе, легко провёл языком по его зубам и отстранился. Он прогнал мысль, что губы, которых он коснулся, только что сосали член. Затем он подобрал футболку и нетвёрдой походкой вышел из комнаты, задержавшись на пороге, чтобы сказать: - Это больше не повторится. На следующий день Хацу очень смутно помнил, что произошло. Он не мог понять, как его угораздило переспать даже не с кем попало, а с этим вот. И хотел убить Куна за его изменившуюся улыбку – светлую, похожую на ту, с которой он смотрел на Баама.