I am hanging off the edge...

...storm clouds gather beneath me Waves break above my head Headfirst hallucination...

Трясет. Не от холода. От того, что внутри. От того, что засело глубоко и давно уже пустило корни. Давит, вгрызается в свежую плоть, утягивает на дно и взрывается сотнями голосов в воспаленной и безумно тяжелой башке. Рвет на части, раз за разом возвращая в тот день. И заставляет трястись от ужаса, подвывая в прикрывающие рот дрожащие ладони. Они все в кровавых отпечатках зубов — последствиях отчаянного желание заглушить крик. Напрасного. Все в этом доме знают, что происходит. И все молча делают вид, что ничего не произошло… Вокруг — оглушительная тишина. И вопли собственных демонов раздаются в ней до сумасшествия громко. Мар затыкает уши и жмурится до ярких пятен перед глазами. Красноватых. Как его собственная кровь. Ночь ударяет ядовитой прохладой ровнехонько по затылку. Фантомный удар отдается в голове почему-то настоящей ноющей болью. Чудовища-из-черепной-коробки даже не думают затыкаться — их стенания становятся лишь громче. — Оставьте меня… — одними губами шепчет Мар, давясь слезами. За стеной скрипит половица — Кристин тоже мучает бессонница — и от этого едва слышного звука все вдруг резко прекращается. Нет ни воплей, ни боли, ни того-самого-из-глубин-прогнившей-души. Пустота. Но и желания заснуть не появилось. Мар заваливается на кровать и утыкается носом в подушку. Экран телефона от легкого нажатия зажигается синим и словно в издевку показывает 2:20. Ничего. Еще часа четыре и можно будет вставать… В столовой толпа. Гудит, словно пчелиный рой. Мар ненавидит пчел. Потому и разворачивается, только дойдя до входа. Все равно кусок в горло не лезет — какой смысл вообще сюда заходить каждый раз? Дурацкая привычка выработалась. Когда Мар проходит мимо спортзала, он почти физически ощущает жалостливый взгляд Маки, липкий. Липкий, как мед. Мар ненавидит пчел, а от меда тянет блевать. Сострадание топит его в том дне… Маки так и не подходит к нему. Мар ему благодарен по крайней мере за это. В половину второго Кристин заезжает за ним на подержанной хонде. Они едут к Нэнси. Всю дорогу сестра болтает без умолку и сжимает руль до побелевших костяшек. Когда Нэнси мрачно разводит руками и начинает объясняться, Мар затыкает уши наушниками и отворачивается в сторону окна. Кристин плачет. Вместо музыки, взрывающей мозг битами, он думает лишь о: — Я не в состоянии помочь тому, кто сам не желает спасения… Родители ругаются на кухне. Сквозь «картонные» стены отчетливо доносятся мамины всхлипы и сиплый отцовский голос, срывающийся на самые безбожные маты чуть ли не в конце каждого предложения. Кристин какое-то время сидит рядом с ним. Вплотную. Их бедра соприкасаются, ее рука медленно перебирает чужие лохматые волосы. А после вскакивает, летит на кухню, взбешенная до нельзя, шипит змеей и…срывается. Рыдает надрывно, скулит. Мар смотрит на свои израненные руки и пытается вспомнить, куда сунул наушники. Это происходит так внезапно, что на мгновение выбивает у Мара из-под ног твердую почву. Он спотыкается на ровном месте, оступается и едва не летит вниз по ступенькам. Едва. Чужая сильная рука хватает его и дергает на себя, к горячему натренированному телу. Парень напротив улыбается. Мар пытается отогнать от себя накатившую истерику. Не он. Не он. Не он. Не он. Слова сливаются, образуют бурный поток, обрушиваются ему на голову. Душат. Вырываются наружу хрипом. Мар понимает, что не может сказать ни слова. Его бьет крупная дрожь. Улыбка парня напротив сползает, уступая место обеспокоенному выражению лица. — Эй, ты в порядке? И Мару, на удивление, удается взять себя в руки. Точнее…не себя. Он цепляется за чужую черную толстовку, впивается в нее покалеченными пальцами и прижимается ближе. Спаситель кладет руки на талию Мара — или, вернее, на то, что должно быть ей, ведь сейчас все его тело — сплошной скелет — и тянет на себя, попутно отходя от лестницы ближе к стенке. Сердце выбивает ребра каждым ударом, грохочет аж где-то в горле. — Голос красивый…у тебя… — сипит Мар, силой заставляя непослушные пальцы разжаться. И убегает, оставив шокированного парня позади. Потому что что-то с треском ломается в нем. Потому что и вправду красивый. И совсем не похож на его голос… Второй раз они встречаются во вроде как закрытом на ремонт, но по сути давно уже забытом и заброшенном левом крыле. Мар пытается справиться с очередным приступом, сидя на подоконнике и борясь с ненавистным желанием спрыгнуть. Он — стоит напротив. Он — вальяжно привалился плечом к стене и пожирает взглядом. Расслаблен. Но собран. Выглядит довольным, хотя его только что кинула какая-то крашеная девчонка. Огненно рыжая краска, видимо, въелась идиотке в мозг, и она решила показать свой бешеный темперамент. Влепила хлесткую пощечину, как успел услышать Мар, ни за что и гордо удалилась. И теперь они здесь одни. В старом крыле, куда практически никто не заходит. Мар чувствует свою беспомощность. Воспоминания начинают накатывать, и он с силой сжимает край подоконника руками. — Меня Нейт зовут. — он слегка наклоняет голову вбок и приближается. Приближается. ПРИБЛИЖАЕТСЯ. Пространство за его спиной вдруг чернеет. Паника подступает, комком встает в горле — не выхаркать. Мар трусливо жмется к стеклу, старому и треснувшему. И ему, как всегда, не везет — или слишком везет — от тяжести вдавленного собственными страхами тела оно выпадает. Ровно секунду Мару кажется, что он парит. И это чувство ему нравится. Небо такое безоблачное и голубое… Сердце замирает…и тут же начинает биться с новой силой. Сильный рывок — и он на полу верхом на Нейте. — Придурок, ты что творишь? Он выглядит взволнованным. Даже испуганным. Зрачок затопил аквамариновую радужку чернотой. Дыхание сбилось. У обоих. Мар смотрит в лицо своим страхам. Мар нагибается и целует — просто касается своими губами чужих, удивительно мягких и податливых. И потом прорывает. Слезы застилают глаза. Мар кричит. Воет. Осторожные прикосновения к голой коже под растянутым свитером кажутся правильными. Он сломлен. Раздроблен в песок. Но умирать не хочется все же. С улицы раздается вопль охранника, выбежавшего на шум и теперь глядящего неодобрительно на зеленую траву под окнами левого крыла, усыпанную тысячей блестящих на солнце осколков. Мар вроде как находит друга. Если, конечно, можно назвать дружбой то, что между ними происходит. Кристин смотрит настороженно, но улыбается так широко, словно светится изнутри. Гладит брата по шее кончиками пальцев, зарываясь в волосы. Не предполагает даже, что совсем недавно это место обжигали другие пальцы, жестко удерживая голову в одном положении. Кристин посылает Нейту воздушный поцелуй при встрече и сетует на глупого братца. Нейт делает вид, что поражен в самое сердце, незаметно для других переплетая свои пальцы с пальцами Мара. И все вроде становится на места. Родители не ругаются. Кристин улыбается так, что скулы сводит, улыбается, будто заменяя солнце. Мара все реже посещают кошмары наяву. Они даже решают отпраздновать Рождество вместе с родственниками и Нейтом. О, ну, конечно, вместе с Нейтом. Тот сам как-то опрометчиво ляпнул, что больше никогда не оставит Мара. Теперь вот и расплачивается. С кухни доносится аромат праздничных угощений. Обволакивает, вплетаясь в рождественскую мелодию, — и квартира разом кажется уютнее. Пятилетний Джордж, сын маминой младшей сестры Саны, носится, словно ему кто-то моторчик в зад вставил, размахивая веточкой омелы. Забирается то на диван, то на тумбу и с торжественным видом поднимает ветку над своими очередными жертвами. Жертвы весело смеются и целуют друг друга. Мар прикрывает глаза и впервые чувствует себя спокойно. Так спокойно и умиротворенно, что в голову закрадывается предательская мысль, что все это — не правда. Мар раскрывает глаза, отгоняя зашебуршавшую на дне усталого организма параною, и замирает. Джордж выбрал новых жертв. Они смотрятся вместе удивительно органично. Смущенная сестра нежно улыбается, и Нейт отвечает ей подбадривающей улыбкой. Наклоняется. Сердце стучит в горле набатом. Отдает даже в виски. Кристин аккуратно кладет руки на широкие плечи. Нейт обнимает ее за талию и целует. Они смотрятся вместе удивительно органично. Сам Мар никогда бы не выглядел рядом с ним так правильно. Он успокаивает себя этим. Повторяет бесконечное количество раз в своей голове. Вертит эту фразу, рассматривая со всех сторон и убеждая себя в ее правдивости. Он никогда не будет так хорошо смотреться рядом с Нейтом. Он никогда не будет…с Нейтом. Но, все равно, стоит им отстраниться, счастливо глядя друг другу в глаза, Мару становится больно. Его выворачивает наизнанку и разбивает вновь. Это совершенно не так, как было тогда. Нет ни прищуренных горящих глаз, ни злобной ухмылки, ни воды в легких, ни кровавых порезов на коже. Но от этого не дышится легче. Ни черта! Больно почти физически. Радостный Джордж хлопает в ладоши и начинает выслеживать следующих кандидатов в парочку. Мар сбегает от реальности в свою комнату. Призраки возвращаются, заполняя пустое пространство надрывными стонами. Шепчут на ухо то, что так не хочется принимать за правду. Утешают безликими голосами и просят впустить их глубже. Мар трясется в истерике. Правда в том, что глубже уже некуда. Истина, бившаяся на подкорках мозга, срывает скальп. Нейт расстался с девушкой. Нейт был с девушкой. Нейт любит девушек. Не его. Не бракованного мальчишку со сломанной судьбой и кучей психических отклонений. Души нет — одни ошметки остались. Тело — скелет, обтянутый кожей. Нечувствительный к боли… За окном сотней ярких огней взрывается праздничный салют. Мара словно бьет током. Он смотрит в стену напротив и видит маленький деревянный домик на берегу озера. Чувствует руки на своем теле. Скользкие и мокрые. Липкие прикосновения оставляют медовый след, на который мгновенно слетаются пчелы. Они окружают его и жужжат. Подталкивают к прыжку в собственное бездонное озеро иллюзий. Сквозь жужжание прорывается тягучий голос: — Ну же, Мар-Мар… Мармеладка, давай проверим, выдержишь ли ты это… Не бойся, сладкий, потом мы обязательно продолжим с того момента, на котором остановились в спальне… Вдохни посильнее, давай, Мармеладка, задержи дыхание. Опускай, Рен… Мар, смотри мне в глаза, Мар… Смотри на меня! Мар… Мар! Мар, черт побери! Не он. Не он. Не он. Не он. Голос врывается в видение, вспарывает подсознание, словно вату, и тянет на свет. Чужое лицо перед глазами начинает расплываться, искривляя безумную ухмылку. Деревянный домик на фоне тает, оставляя после себя бледное марево. Озера нет. Голосов нет. Его нет. Рядом на коленях сидит Нейт, сжимая руками плечи Мара. Лицо бледное и глаза слезятся. Мар понимает, что и сам плачет. — Все хорошо… Все будет хорошо… Я здесь… — Нейт утыкается носом в его затылок и перетягивает худое тело на свои колени. Они сидят так пару часов, пока из гостиной раздаются дружные поздравления и звон бокалов. Когда они выходят, держась за руки, хитрый Джордж пристраивается над их головами и размахивает омелой. Нейт целует его, проводя языком по губам, пробирается внутрь, вылизывает его рот, спустя несколько долгих минут отстраняясь с пошлым причмокиваением. Мар чувствует, как все лицо покрывается красными пятнами. Мама смеется сквозь слезы, а лоб отца впервые разглаживается от морщин — брови удивленно приподняты, но не хмурятся даже после осознания, промелькнувшего на лице. Кристин тискает маленького сводника и уносится с ним на кухню воровать рождественское печенье. Мар думает, что все-таки они неплохо смотрятся вместе. А потом, поздней ночью, он впервые за долгое время засыпает. Под тяжестью родной руки сны снятся безумно счастливые.