Восемнадцатая буква

Хованский обычно вставал позже. Они с Лариным уже давно жили вместе, и тот всегда первым вылезал из постели с утра. Юра посмеивался, что приручил того и сделал своим домашним питомцем, а Дима оправдывался, что так дешевле за квартиру платить. И правда, было дешевле, ведь рассчитывался по квитанциям Хованский. И всегда по собственной инициативе. Приручил — содержи. Но сегодня по странному стечению обстоятельств или из-за определённого расположения планет, Юрий встал раньше, чем обычно, буквально на несколько минут. Из ванной доносились весьма странные звуки. Он остановился, держа в руках одеяло, которым собирался заправить постель, и прислушался — странное бормотание. Хованский сразу же вспомнил о Гарри Поттере, ведь те бормотания были похожи на заклятия. Парень ухмыльнулся. Но для большей уверенности, Юра, кое-как заправив постель, подкрался в сторону ванной комнаты. Ларин стоял перед зеркалом и тщетно пытался выговорить скороговорку про Карла, кораллы и кларнет. Хованский прикрыл рот рукой. — Лучше попробуй выговорить «ребут», — язвительно заметил Юра, стоящий в дверном проёме. Щеки Ларина сначала налились краской, а потом бедный критик и вовсе побледнел. Несколько секунд молчания и Дима отвечает: -Жаль, ты так долго спал, что не успел, пока я твой раунд, — мужчина произнёс это слово максимально тихо, опять покраснев, — читал. Как там было? Транзистор, квартира, Ларин. Это? — мужчина поджал губы. Хованский, как и был мудаком, так им и остался. Идиот! Он что ли не может понять, что Дима старается быть лучше исключительно для него? И как самого Ларина — святило Ютуба — угораздило влюбиться по уши в этого… Дима громко выдохнул. Любовь зла — полюбишь и Хованского, как говорится. Тот лишь счастливо лыбился. Дима забавный, когда злится. Да и сейчас сонный парень выглядит мило. Каштановые волосы Ларина взъерошены из-за того, что тот встал с постели совсем недавно. Потому и не успел причесаться. В изумрудных глазах читается недоумение. Тень недовольства проскальзывает в поджатых на секунду губах. — Чего ты решил этой хуйней маяться? Вот мог бы завтрак приготовить или просто со мной полежать, — Юрий пожимает плечами. Он не понимает, почему Дима пытается исправить этот занятный дефект речи, который так нравится ему. Картавость — неотъемлемая часть Ларина, без которой он перестал бы быть оригинальным. Перестал бы быть самим собой. Юра отводит взгляд, тихо вздохнув. Он так любил картавость Димы. Да и вообще приятный, медовый голос парня. То, как Дмитрий Ларин — комик, критик, новатор, периодически что-то напевает под свою укулеле просто незабываемо. Этот любимый голос возвращает Юрия в реальность: — Ну, ты же сам сказал, — Дима переводит взгляд на свои руки, стараясь не смотреть Юре в глаза — по тому сразу видно, что тот расстроился. Но вот из-за чего — не ясно. Ларин упрекает себя за то, что опять расстроил Хованского своим поведением, — что нужно хотя бы уметь свою фамилию выговаривать, — Ларин нервно улыбается. Так стыдно перед Юрой. Дима надеется, что не краснеет, ведь на его коже румянец видно очень отчетливо. Хованский от такой неожиданности даже рот рукой прикрывает. — Ты с ума сошел, придурок? — Юра ели сдерживается, чтобы не отвесить пощечину Диме, чтобы привести в чувства, — Ты чего мне не сказал? Ты… Ой, блять, — Хованский прижал шокированного Ларина к себе и поцеловал в макушку. — Юр, ты чего это… — Дима уткнулся носом в шею парня, замолчав. — Того, утка моя, того, — Юра продолжает его обнимать, — Ты что ли не понимаешь, что я люблю тебя таким, какой ты есть? Тебе не надо меняться. Я же не специально тебе это говорил, глупенький ты мой, — мужчина нежно целует в макушку Ларина. — Пошли уже, — Хованский потянул озадаченного Диму на кухню, — Я тебе завтрак приготовлю.