***
Солнце давно спряталось за горизонт. Ирука уже сделал заказ в Ичираку и ждал, когда объявится Какаши. «Опаздывает. Впрочем, как и всегда», — подумал чунин, облокачиваясь на стойку. Вдалеке трещали сверчки. Молодые пары прятались в тенях уличных фонарей. Умино вздохнул с разочарованием, провожая взглядом Ино и Сая. «Как эти двое вообще спелись? Сай ведь „по мальчикам“ ещё со времён Анбу», — ворчал с недоумением сенсей. Все эти шуры-муры очень угнетали одинокого мужчину и приносили одни лишь страдания. Ирука тоже хотел быть, как они: молодым, амбициозным, ещё не до конца разочаровавшимся в жизни, и идти под руку с человеком, которого любит. «Зачем вообще я всё это затеял? Сегодня не лучший вечер, чтобы попытаться объясниться в своих чувствах. Проблема, видите ли, у меня. Кто вообще дёрнул меня это сказать? О чём мне весь вечер говорить? Ирука, ты балбес», — мысленно продолжал возмущаться учитель. — И снова Вы хандрите, Ирука-сенсей, — произнёс взявшийся из ниоткуда Какаши, присаживаясь за соседний стул. — Ничего не могу с собой поделать. Вы видите меня насквозь, Какаши-сан, — ответил с некоторой задержкой учитель и выпил бокал саке залпом. Повисла нагнетающая обстановку тишина. За бокалом последовал следующий, за ним — ещё один. Хокаге сделал заказ и наблюдал за изменениями в лице пьянеющего коллеги: проявился «пьяный» румянец, зрачки расширились, а в глазах медленно, но уверенно загорался тот самый безумный огонёк, который вынуждает людей творить лютую дичь, а потом полжизни о ней жалеть. Сейчас Ирука приближался к первой стадии опьянения — кондиции, когда человек становится невыносимо болтливым и, чаще всего, жалуется соседу по барной стойке на жизнь, при этом ещё сохраняя остатки самообладания. — Ну, выкладывайте, — произнёс Какаши, рассматривая чуть повеселевшее, но остававшееся страдальческим выражение лица собеседника. Сам Хатаке решил сегодня не пить и выслушать исповедь учителя на трезвую голову. — Если честно, я до сих пор не записал поздравление для Наруто и Хинаты. Я правда не знаю, что им сказать. Мы говорили с Кадзекаге несколько дней назад, и он сказал, что хочет поздравить Наруто не как Каге, а как друг. И я подумал, что тоже хочу поздравить Наруто не как учитель ученика, но наши отношения сложно назвать дружескими. И, наверное, поэтому я совсем не знаю, что им пожелать. Эта проблема не даёт мне спокойно спать. Ещё и Конохамару изо дня в день со своей камерой достаёт, маячит под носом, каждые полчаса ищет меня и спрашивает: «Ирука-сенсей, Ирука-сенсей, когда Вы уже запишете поздравление? Сколько можно?». И я понимаю, что подвожу его, но он одновременно меня достал, а я не могу его отправить куда подальше, и какой из меня учитель вообще после таких слов? Какой из меня учитель, если я не могу придумать пару фраз, чтобы поздравить любимого ученика?" — с каждым глотком словарный запас чунина сужался, речь становилась беглой, а некоторые согласные проглатывались. Какаши был удивлён, что именно это гложет сенсея столько времени, потому что рассчитывал на проблему посерьёзнее, к примеру, проблему личной жизни, которой Хокаге очень интересовался и рассчитывал, что Ирука проболтается, когда напьётся до состояния-недосостояния. Коварный Шестой-сама! В штабе Хатаке осторожничал, потому что считал себя шиноби благородным и понимал, что если вдруг окажется, что Умино уже занят, то на чужом несчастье счастья не построишь. Тем не менее, за тот дурацкий поцелуйчик джонину не влетело, значит, какая-то надежда в голове жила. — Не волнуйтесь так об этом, ещё есть время, Вы обязательно что-нибудь придумаете, — с энтузиазмом отвечал Какаши, готовясь приступить к большому рамену со свининой и похищая из тарелки собеседника креветку. Ирука, совершенно не замечая пропажи, в ответ на слова Хокаге лишь вздохнул, как бы намекая: «Не очень убедительное утешение». Теучи с дочкой отправились прибираться на кухне, не думая, что кто-нибудь ещё заглянет на огонёк сегодня. Двое посетителей остались наедине. Чунин переходил ко второй стадии опьянения, когда кажется, что все шиноби в радиусе километра тебя хотят, а сам ты готов флиртовать даже с икебаной. Мужчина снова потянулся было за бутылкой, но замер, осознавая: Какаши собирается есть, а, значит, есть шанс увидеть его лицо без маски. Ирука сделал вид, что уткнулся в тарелку, а сам наблюдал за действиями Каге, однако, Хатаке заметил заинтересованный скосившийся взгляд: «Что такое, Ирука-сенсей? Хотите увидеть, что у меня под маской?». Учитель, явно не ожидавший, что его так быстро раскроют, неловко улыбнулся и кивнул, прикидывая, что на это скажет собеседник. «Ирука, Вы как генин, ей Ками», — ответил Хокаге и замолк на некоторое время. В голову пробралась навязчивая мысль из разряда «А что, если…», и Какаши, развернувшись всем корпусом к Умино, начал медленно стягивать кусок ткани. Сенсей застыл, как зачарованный, наблюдая, как начинает виднеться острый нос. Какаши наслаждался реакцией коллеги, и на его лице засияла фирменная улыбка «ты-никогда-не-поймёшь-что-у-меня-на-уме». А маска всё ползла вниз, заставляя Ируку забыть, как дышать. Пробежала приятная мыслишка о том, что никто не видел Хокаге без маски, и сенсей был так взволнован тем, что ему предоставился такой шанс. Обстановка приобрела интимный характер. Хатаке специально медлил, и Умино сдерживал себя от желания самому содрать это ненавистное тряпьё. Лицо у Какаши оказалось очень привлекательным, как и ожидал чунин, без никаких уродств или шрамов; родинка возле подбородка и вовсе показалась ему умилительной. «Зачем же Вы носите маску, Какаши-сан? У Вас такое красивое лицо», — сказал Ирука то, что думал, и явно не ожидал, что из-за такого невинного комплимента Хокаге покраснеет. Определённо, Умино очень понравилось, что теперь наконец можно было понять, что чувствует джонин, просто посмотрев на целостное выражение его лица; увидеть мельчайшие перемены в его настроении, рассматривать столь желанные губы на расстоянии пары десятков сантиметров. Хатаке, всё это время молчавший, заметил столь пристальное внимание к своему рту и, поставив в своей голове воображаемую галочку на пункт «Стоит ли пытаться кадрить Ируку-сенсея», начал поедать свой рамен: всё же мужчина был голоден. Умино испил очередной бокал саке и, чувствуя себя первым парнем на деревне, хотел было перейти в наступление, но Какаши спёр очередную креветку у него из-под носа, даже не пытаясь остаться незамеченным. Сенсей взглянул в тарелку: эта креветка была последней. «Какаши-сан, Ваша наглость перешла все границы дозволенного, верните мне мою еду, я за неё заплатил», — только и смог возмутиться чунин, а в ответ услышал: «Ничего не знаю, десять процентов — государству», и морепродукт отправился в рот Хокаге. Ирука, однако, не был намерен сдаваться, и, запихав все волнения и страх себе в задницу, притянул Хатаке к себе за воротник и прильнул к его губам. Застав Какаши врасплох, Умино вторгся в его рот, и ещё не пережёванная креветка вернулась к законному обладателю. Джонин явно не ожидал такого поворота событий; более того, он был возмущён тем, что сенсей поцеловал его первым. Пока красный Хокаге анализировал произошедшее, довольный Ирука уже проглотил желанный кусок мяса и ждал реакции на свои действия. Сейчас ему было абсолютно плевать, что Хатаке о нём думает: в крови бурлил адреналин, и учитель не жалел, что позволил себе совершить такой поступок. Конечно, Умино остатком сознания понимал, что Какаши сейчас, скорее всего, поднимется и уйдёт восвояси, презирая его до конца жизни, но чунин верил, что, даже если мужчина и не примет его чувства, то по крайней мере сначала с ним объяснится. Однако, то, что Какаши ласково обхватит его подбородок и сполна вернёт поцелуй, приобнимая второй рукой за талию, Ирука совсем не ожидал и даже немного протрезвел. Джонин был ненастойчивым и безумно нежным, и какой-то юношеский трепет вернулся к сенсею. Умино устроил руки мужчине на плечи, приоткрывая рот и немного опошляя поцелуй. Хатаке удивлялся тому, что скромный учитель на самом деле очень даже раскрепощённый, но воспользовался предложением и пустил в дело язык. Ирука начал задыхаться, и поцелуй пришлось разорвать. Не прошло и десяти секунд, как чунин снова вцепился Какаши в губы, но немного перестарался и повалил любовничка на пол, опрокидывая стулья. Не понимая, что только что произошло, шиноби дружно засмеялись. «Может продолжим в более комфортном месте?», — прошептал Хатаке на ушко Умино и прикусил хрящик, вызывая у учителя сдавленное «Ах». Мужчины оставили оплату за еду и ушли из «Ичираку», не дожидаясь Теучи. Теперь две тени быстро и бесшумно скользили по крышам домов. — Подожди, Ирука, к тебе или ко мне? — спросил Какаши, нагоняя своего торопливого друга. — Я знаю одно отличное место, просто следуй за мной, — ответил ему на это чунин и прибавил скорости. — Извращенец Ирука-сенсей, — присвистнул с восхищением Хатаке, когда шиноби остановились у окон штаба. — Но почему именно здесь? — Чтобы завтра ты не смог нормально работать и вспоминал обо мне, Шестой-сама, — невинно выдохнул Умино куда-то в шею джонину. — Ты ещё и вредина, — прошептал мужчина, ласково целуя сенсея в нос и покрывая поцелуями шрам поперёк переносицы. Шиноби поднялись в кабинет Хокаге через балкон, чтобы лишний раз не беспокоить охрану и, закрыв дверь изнутри на ключ, уставились друг на друга, как два преступника в сговоре. Какаши хищной походкой приближался к Ируке, который стоял возле стола. Первым делом Хатаке потянулся к резинке у Умино в волосах и аккуратно стащил её, стараясь не вырвать зацепившиеся волоски. Каштановая шевелюра мигом рассыпалась водопадом, обрамляя лицо сенсея и делая его ещё более привлекательным. Какаши дотронулся до волос рукой, пропустил несколько прядей через пальцы, наслаждаясь их мягкостью. — Почему ты носишь хвост, Ирука? — спросил джонин, снимая вслед за резинкой протектор мужчины и откидывая на стол. — Волосы мешают же, — беззаботно ответил чунин, стащив протектор с Какаши и положив его рядом со своим. — А ради меня? — невинно поинтересовался Хокаге, приспуская воротник свитера сенсея и прочерчивая языком влажную дорожку. — Всё зависит от тебя, — игриво произнёс Ирука, пытаясь сдержать вырывающийся стон. — Лучше не стоит шуметь, охранники могут услышать, — улыбнулся Каге, вовлекая учителя во влажный поцелуй и обняв, не оставляя и миллиметра между телами. Умино чувствовал, что Какаши уже завёлся, и подтверждение прямо сейчас упиралось ему в бедро. Не разрывая поцелуя Хатаке подхватил чунина на руки и усадил на стол. Жилеты полетели на пол. Хокаге помогал Ируке снять свитер, периодически расцеловывая каждый новый оголившийся участок кожи и оставляя метки. Ирука пытался сдерживать всхлипы и до крови прикусывал губу, но выходило просто отвратительно: Какаши сводил его с ума. Хокаге очень заводили стоны Умино, и уже было плевать на охрану: они всегда спят на посту, бездари, не поменяется ведь что-то за одну ночь. Свитер джонина приземлился на одну из стопок с документами. Тело Ируки с каждой секундой стремилось ближе к поверхности стола, пока он вовсе не улёгся на него пластом, цепляясь за спину Хатаке, как утопающий хватается за соломинку. Какаши не без усилий стащил с чунина брюки, нечаянно, а, может, и специально, сдёрнув их вместе с бельем, отчего сенсей немного опешил. Пусть даже в кабинете царила кромешная тьма, изредка освещаемая луной, проглядывающей из-за облаков, предстать перед Хокаге полностью нагим впервые было очень волнительно. Джонин, однако, не растерялся и принялся за минет. Ирука на секунду задумался о том, где и как Шестой набирался опыта в этом нелёгком деле, но потом учителю просто стало плевать, и он запустил руки в серебристую шевелюру, чуть сжимая пряди на затылке. Чувствуя, что продержится ещё не долго, Хатаке остановился и уставился на сенсея, у которого сбилось дыхание так сильно, будто он побывал на тренировке с Гаем. Дальше Хокаге не предпринимал никаких действий, и это очень напрягло Умино: — Какаши? — обеспокоенный ситуацией, с какой-то боязнью спросил Ирука, придумывая тысячи недостатков в себе и разных причин для того, чтобы Хатаке прямо сейчас бросил его здесь и выпрыгнул из окна. — Я просто задумался о том, что всё пошло через жопу, — вынырнув из мыслей, Хатаке обошёл стол, открыл верхний ящик и достал тюбик смазки. — Знаешь, это не очень смешной каламбур, — ответил Ирука, переворачиваясь на живот, чтобы не терять время зря и лишний раз полюбоваться лицом Какаши. У учителя закрались некоторые подозрения по поводу своего новоиспечённого любовника, к примеру, что вообще такая извращенская штуковина, как смазка, делает в кабинете Хокаге. И снова Умино решил, что подумает над этим как-нибудь потом. — А я серьёзно, — Какаши чмокнул чунина в нос и притянул к себе через стол, сгребая в охапку. — Я ведь по-человечески хотел, свиданий пару устроить, серенады похрипеть под окном, цветы там, конфеты. Я не ожидал, что местные учителя такие торопыги, — Хокаге ленивым движением наносил лубрикант на пальцы и член, в перерывах между словами расцеловывая своего Ируку везде, где только мог дотянуться. — Все ещё успеется, Какаши, — тая под ласками Хатаке, засмеялся на такое откровение Умино, но немного занервничал, понимая, что совсем скоро наступит нечто болезненное. — А я заметил, что джонины у нас очень наглыми стали. Ты ведь просто мог не воровать у меня креветки из рамена, только и всего. — Как я мог не воспользоваться шансом позаигрывать с тобой, мой дорогой? — улыбнулся Хокаге, наклоняясь к Ируке и шепча на самое ухо: — Мы немного отвлеклись от нашего основного занятия, ты так не считаешь? — у Умино пробежали мурашки по коже. Хатаке развернул его спиной к себе, крепко обнял за талию и легонько двинул бёдрами, чтобы учитель ощутил его желание. Не запачканной гелем рукой джонин сжал розовый сосок, так выделяющийся на фоне загорелой, карамельной кожи, и сенсей всхлипнул. — Ирука, я ведь у тебя первый в этом плане, да? Прошу, не волнуйся так, я чувствую, как ты дрожишь. — Какаши подарил чунину лёгкий, успокаивающий поцелуй, отчего Умино и правда стало немного комфортнее на душе. — Я очень тебя люблю и буду нежным, только потерпи немного, — шептал Хокаге в темноту, вводя один палец в кольцо мышц. Ирука молчал, превозмогая неприятные ощущения и упираясь руками в стол. Последовал следующий палец, но никакого удовольствия от процесса чунин ещё не получал. Но вот учитель выгнулся, как кошка, и застонал так, что на другом конце Конохи проснулся, как после кошмара, Наруто, но, увидев умиротворённое лицо Саске в его объятиях, успокоился и снова заснул, как ни в чём не бывало. — Нашёл, — выдохнул Какаши и, чувствуя, что больше не может терпеть, аккуратно вошёл. Когда джонин начал активно двигаться, придерживая сенсея за бёдра, Ирука потерял опору и растянулся поперёк стола, схватившись пальцами за выступ. Если ранее Умино выкрикивал имя Шестого, то теперь его стоны представляли собой непонятный набор слишком высоких для мужчины звуков. Внезапно послышался хруст, и Какаши с ужасом понял, что это не выдержала гнёта любви ножка стола. — Сенсей, мне ещё за этим столом работать, так что придётся переместиться, — Хокаге остановился и вышел, вызвав недовольный стон у чунина, а затем уселся в своё кресло, одиноко стоявшее сзади всё это время, и потянул за собой своего любовника. Какаши помог сенсею оседлать себя, обхватил руками его бедра и начал двигаться в быстром темпе. Стоны Ируки разбавились пошлыми шлепками тела о тело. Чунин нашел опору в плечах Хатаке. По подбородку сенсея тонкой струйкой стекала слюна. Хокаге прикусил кожу у ключиц Умино и одновременно сжал его задницу. Через несколько мгновений сенсей излился джонину на грудь и повис на нем, обмякнув. Шиноби думал, что умрёт от оргазма: ни с одной женщиной он такого не ощущал. С разницей в несколько секунд кончил и Хатаке, сделав несколько замедленных толчков, и с комфортом припал к спинке кресла. — Какаши, — после долгого молчания произнёс учитель, растягивая имя и наслаждаясь его звучанием без всяких суффиксов и формальностей. — Чего? — отозвался Хокаге, приглаживая волосы Умино. — Я тоже тебя люблю. В подтверждение своих слов мужчина положил руку Какаши себе на грудь, и тот почувствовал размеренный ритм сердца сенсея. Джонин легонько чмокнул Ируку в щёку и улыбнулся: глухие удары под ладонью участились, а чунин, и так красный, как томат, заалел ещё больше от такой, казалось бы, невинной вещи. На самом деле сенсей смущался потому, что даже представить себе не мог, что Хатаке окажется настолько ласковым любовником. В его голове ещё с юности застыл образ непоколебимого, настойчивого и напористого Хатаке Какаши, а теперь этот хладнокровный шиноби целовал Ируку в уголки губ и шептал всякие сентиментальные глупости. В перерывах между поцелуями Хокаге окинул взглядом свой кабинет и с грустью для себя понял, что придётся прибраться, но решил, что это может потерпеть до утра: Умино в объятиях сейчас был важнее всего. — Ну, сенсей-извращенец, что теперь? Ночевать здесь я отказываюсь. — К тебе, — ответил Ирука, целуя родинку Хатаке. — Заодно и под душем освежиться можно, если понимаешь, о чём я. — Ох, сенсей, Вы не перестаёте меня удивлять.***
— Ирука-сенсей, начинаю снимать через три… две… одну! — Конохамару начал запись. Умино стоял на фоне штаба и улыбался: наконец он понял, что нужно сказать. — Наруто, Хината, поздравляю вас со свадьбой! Хината, Наруто бывает рассеянным и безрассудным, но с твоей поддержкой он сможет свернуть любые горы. Присматривай за ним, пожалуйста. Наруто, а тебе я скажу только одно: постарайся сделать Хинату счастливой! — Снято! «Фух, наконец-то всё прошло как по маслу», — выдохнул с облегчением Умино, вытирая пот, выступивший на лбу. Из окон штаба за чунином, улыбаясь, наблюдал Хокаге. Мужчина проводил Ируку взглядом до академии, а потом уселся в кресло и достал из нижнего ящика стола папку с бумагами со штампом «Совершенно секретно». «Реализация может занять годы, но, думаю, это стоит того, — подумал Какаши, разворачивая титульный лист „Указа о разрешении заключения однополых браков“. — Эх, подготовь я этот проект раньше, может, Наруто сейчас женился бы не на Хинате. Крепких нервов этой куноичи, даже в браке ей придётся бороться за своё счастье. Наруто, будь золотцем, не разводись сразу, когда я внесу указ в законодательство. А с тобой, Ирука, у нас ещё всё впереди».