Когда ты смотришь фильм ужасов, то всегда знаешь, что герой или героиня не должны туда лезть, так зачем ты хочешь это сделать в реальной жизни? Стивен Кинг, «Кладбище домашних животных»
Из последних сил лапки, налитые свинцом, ударялись о каменную погребальную пирамиду. В легких не осталось воздуха, и те ныли, будто сводимые судорогой, что охватывает утопленника в момент смерти. Но вот почва дрогнула, и маленькая лапка вырвалась из своей холодной гробницы, а могильный воздух стал приятным облегчением для всего организма. Голубошерстый кот замер, мутно-синими глазами уставившись на бледный серп луны, напоминающий изогнутую кость. Живот судорожно вздымался от жадных глотков воздуха, но через несколько минут дыхание выровнялось. Кот лениво и неуклюже повертелся, разгребая неплотную землю вокруг себя, сдвинул еще один небольшой булыжник и кое-как выбрался на каменистую поверхность. Лапы сами понесли его в сторону «дома». Заторможенные, тяжелые шаги уносили его прочь от склепа, а в кошачьей голове вертелись отрывистые воспоминания, как он здесь оказался. Еще днем он лакал молоко на спортивной площадке, пока его хозяева тренировались снаружи. К вечеру зимний воздух совсем извел Тецую: его лапки чуть ли не окаменели, а глаза неприятно покалывало от ледяных порывов ветра. Тогда-то Куроко и решил, что пора передислоцироваться в теплое помещение, но… Он пересекал дорогу, задумавшись о своем, кошачьем, как вдруг совсем близко загромыхал мотор огромного грузовика, а ослепительный свет его фар лишил кота зрения. Куроко услышал оглушительный сигнал клаксона, но было слишком поздно: в следующую секунду он попал под гигантское колесо и по инерции его вынесло на газон. Он лишь несколько мгновений чувствовал адскую агонию, после его тело обмякло, чтобы через несколько часов окаменеть. Да, он умер несколько часов назад. Да, кто-то успел его похоронить в этом странном месте, от которого фонило сверхъестественной мистикой и ужасом. Да, это место заставило его жить. Но… он совсем не чувствовал себя прежним. Если он вообще что-то чувствовал, кроме гнетущей жажды смерти. Местность, куда попал Куроко после освобождения из могилы, была топью. Мушки назойливо жужжали, беспокойно квакали жабы, что-то шевелилось в мутной воде, но коту было все равно: что-то вело его домой. К хозяевам, что вкусно накормят молоком и консервами, а после он ляжет на колени красноволосого и, свернувшись клубочком, будет дремать напротив теплого камина. Вот только он из прошлой жизни поступил бы так. Переродившейся кот щетинился и шипел от этой мысли. Его тошнило от консервов, а потому пробудившиеся дикие инстинкты говорили: надо поохотиться на дичь. Он, конечно, принесет попробовать и хозяину. Неуклюжие движения стали тихими и более грациозными, насколько позволяла им быть таковыми отяжелевшая под давлением смерти тушка. Куроко вдохнул холодный ночной воздух, и стал красться вперед, пока не оказался на неширокой полянке. Тишина. Никаких признаков жизни, но вот что-то треснуло, и тишина раскололась. Совсем близко. Тецуя прогнулся в спине и ловко, в один прыжок набросился точно на грызуна, что хотел проскользнуть мимо хищника незамеченным. Куроко выпустил острые коготки, которые раньше использовал только для того, чтобы поцарапать хозяина с золотистыми волосами, когда тот надоедал, или напакостить хозяевам с синими и фиолетовыми волосами, когда те наступали на хвост или не кормили вкусными сладкими штуками. Сейчас он использовал когти, чтобы зажать бьющуюся пищащую полевку, а затем вонзил острые клыки в глотку. Мышь еще подергалась, истекая кровью, и замерла, испустив дух. Куроко зажал добычу между зубами, вполне довольный собой и возбужденный металлическим привкусом крови во рту. Гордый и вновь косолапый, кот зашагал в сторону дома. Когда кот Тецуя добрался до дома и проник внутрь, уже рассвело, а значит хозяева скоро проснутся и похвалят его за охоту. Правда, они еще могут искупать его: кот был весь в грязи и тине. Но тогда-то он от них, несомненно, убежит. Кот пробрался в столовую, неловко залез на стол, чтоб его сразу заметили, и, положив растерзанную мертвую мышь на скатерть, перевалился на бок, дожидаясь хозяев. Ждать долго не пришлось. Кот не знал, сколько прошло времени, но за дверью послышались знакомые голоса, и он лениво выпрямился. Первым зашел хозяин, которого все, как понимал кот, называли «Кисе». Он тут же замер, заприметив на столе Куроко и мышь. На лице его отразился шок, а следовавшие за ним хозяева врезались ему в спину. Хозяин, которого называли «Аомине», выругался, как понял Тецуя, но, заметив питомца, тоже обомлел, как и все остальные. Куроко не понимал, о чем они говорили: слышал только свою кличку, по тону понимал, что они, наверное, ругаются и спорят о чем-то. Вперед вышел хозяин с зелеными волосами. Его звали «Мидорин», насколько знал Куроко. Он выглядел серьезнее, чем обычно, и Тецуя поднял на него мутные глаза, зашипев. Зеленоволосый хозяин любил Куроко меньше всех, и кот испугался, что тот сейчас отнимет добычу и присвоит себе. Но тот прошел мимо стола, к кухонной тумбе. На этом Куроко потерял интерес и больше не следил за ним, он взглянул на хозяина по имени «Кисе». Тот отвернулся, очень расстроенный, как показалось Тецуе. Кот даже хотел спрыгнуть и потереться о его ноги, чтобы успокоить, но было слишком лень. Хозяин с красными волосами, которого Куроко любил больше всего и никогда не портил ему ботинки, тоже пришел и о чем-то стал говорить с «Мурасакибарой». «Ошибка исключена, мы ведь сами видели. Другого выхода нет» — его Куроко, почему-то всегда понимал, но что значили его слова — знать не знал. Потому мяукнул, и только тогда заметил опасно нависший над ним нож в руках зеленоволосого хозяина. Тецуя подумал, что он хочет разделать мышь — ведь так обычно хозяева использовали этот острый предмет, для готовки, — и сделал шаг назад, но тут же забинтованные пальцы больно сжали холку. Кот замер, услышал вскрик «Кисе», а в следующее мгновенье нож сверкнул и…***
Куроко резко подскочил во сне и почувствовал, как у кого-то под ним с характерным звуком из легких выбило воздух. — Тецу, твою мать, — на издыхании произнес Аомине, — контролируй свою задницу. Тецуя, едва ли пришедший в себя после ночного кошмара, обнаружил себя верхом на животе Дайки. Видимо, во сне он так подскочил, что случайно перелетел на соседа по комнате. — Извини, Аомине-кун, — рассеянно, совсем без сожаления в голосе извинился Тецуя. Слезать он не торопился, но глухое рычание снизу все же вынудило обомлевшее тело капитулировать, но недалеко — Куроко тихонько сполз и остался на футоне друга. — Извини, что разбудил. Спокойной ночи, Аомине-кун. — А ты ничего не… — Какой тут спокойной ночи, — из темноты, по правую сторону от Аомине, донесся немного испуганный голос Кисе. — Поспишь тут, с вашими фильмами. Уже два часа ворочусь, мама дорогая, не уснуть… Аомине шикнул. Почему-то Куроко теперь стало казаться, что он не разбудил Дайки: тот тоже не спал. — Ты ведь сам сказал: «Ну, мы же все вместе, страшно не будет, давайте смотреть „Кладбище домашних животных“!» — сердитым шепотом отозвался Аомине. — И че ты теперь жалуешься? — Но Аоминеччи, это действительно было жутко! Еще мы и в незнакомом месте. И эта гроза! Это все против меня. За окном гремело и сверкало, однако, дождь уже или прошел, или еще не начался. Куроко, уже потерявший надежду уснуть при таких обстоятельствах, затаился и просто слушал перепалку между Аомине и Кисе. Да, пожалуй, тот фильм был не самым лучшим для просмотра. Тецую еще книга напугала, но тут и вовсе… Мертвый воскресший кот, затем сбитый грузовиком ребенок, а после воскрешенный обезумившим отцом. Маленькое чудовище, он убил собственную мать, и тогда отец убил его. На этом крыша распрощалась с когда-то примерным семьянином, и он воскресил мертвую жену, которая, став таким же монстром, как и сын, явно намеривалась убить поседевшего от страха горе-мужа сразу после ужина. На этом фильм и закончился, но ужас, оставленный после него, закрался в сознании каждого, кто смотрел жуткую экранизацию не менее жуткой книги Стивена Кинга. За размышлениями о том, почему Кинг выбрал стезю ужасов и что должно твориться в голове у человека, который пишет подобное, Куроко не заметил, как повисла гробовая тишина. Что-то шуршало в темноте, зловеще и воровато. Рёта, завернутый в одеяло, как в кокон, тоже передислоцировался на футон Дайки, и теперь трое пялились в темноту из одной точки. Куроко казалось, что он слышит биение сердец и Аомине, и Кисе, но после их ритм перекрыла стучащая в висках кровь и пульсация в ушах. — Это не смешно уже, — рыкнул Аомине темноте. — Иди сюда и разберемся по-мужски, козлиный призрак! Кисе сказал что-то в том же духе. Куроко решил промолчать: если его не слышно, то первым точно не убьют. — Какой призрак? — буркнули с футона напротив в сторону троицы, а после речь изменила направление, обращаясь в другую сторону. — Атсуши, хватит хомячить ночью, уже даже мой футон в крошках, — недовольно произнес знакомый голос Акаши, и у всех, на удивление, отлегло. Обычно тон Сейджуро заставлял напрячься, но сейчас наоборот успокоил, подарив осознание того, что это всего лишь Мурасакибара со своими шуршащими упаковками. — У меня ночной перекус, Ака-чин, — донесся приглушенный голос Атсуши. Видимо, он лежал с головой под одеялом. — Ага, просто тоже не можешь заснуть после этого гребаного фильма, — фыркнул Дайки и, хоть и произнес глагол в единственном числе, он, конечно, имел в виду и Мурасакибару, и Акаши, но разбираться с Сейджуро, задетого обвинением в трусости, Дайки не хотел. Атсуши же будет лень подниматься с футона ради одного только Аомине. — В темноте как-то страшновато, — настороженно добавил Кисе, но тоже не имел в виду то, что сказал. В темноте было кошмар, как страшно, даже в окружении друзей. В голове Тецуи уже пронеслись многозначительные развязки: то их всех заколют кухонным ножом, то запрут двери и окна и подожгут отель, в котором они остановились на ночь, то кто-то сойдет с ума и начнет кусать других, разрывая сонные артерии зубами. Темнота рождает лишь кошмары, и это ужасно, а не "страшновато". — Ерунда, — заворочался Мурасакибара, высовывая голову из-под одеяла. В комнате было темно, но все же силуэты и блеск глаз различались во тьме. Куроко тоже высунулся из-под одеяла и посмотрел в сторону центрового. Тот же продолжил говорить, уже что-то пережевывая. — Темнота означает всего лишь отсутствие фотонов видимой длине волны в 400-700 нанометров. Это было сильное заявление, которое застало всех врасплох и заставило забыть о недавнем страхе. Порой Атсуши мог ваншотить даже речью. Акаши, вероятно, единственный, кто понял и оценил глубину мысли Мурасакибары, согласно хмыкнул. — Именно. Это глупо бояться недостатка фото… — тут сверкнула молния, озарив всю комнату яркой вспышкой, и Акаши осекся. За мгновенье до того, как комнату вновь накрыло темнотой, Тецуя успел заметить, куда был направлен взгляд капитана. Окно. Там кто-то сидел. Маленький, размером с трехлетнего ребенка. Внимательные глаза смотрели на присутствующих. — Кисе, включи свет, — чуть дыша скомандовал Акаши, и Рёта, только заметивший на окне гостя, рванул к выключателю и стал отчаянно щелкать. Ничего не происходило: свет не зажигался. Ребенок наклонился немного вперед. — Атсуши, иди посмотри, что это. Может, кошка, — Сейджуро терял спокойствие, как Куроко мог понять по голосу. Мурасакибара, ворча, поднялся с футона, и все четверо проводили его взглядом, будто он пошел на самоубийство. Даже Сейджуро не думал, что тот встанет. Однако, Мурасакибара не слишком хотел подходить к этому существу на окне, которое обратило на него свой взор блестящих голубых глаз. Уверенности в нем было едва ли больше, чем в ком-либо из присутствующих. Все произошло слишком быстро. Раскатисто заревел гром, когда Атсуши подошел к подоконнику, и ребенок задорным и звонким голосочком, смешивающимся с грозой, весело пропел: «Я убью тебя!» Все окаменели. Ребенок шевельнул рукой в сторону центрового, и только тогда тот дернулся, как черт от ладана, в два шага пересекая комнату и открывая дверь. — Ака-чин, — замогильным голосом позвал он в темноту. Капитан, не сводя глаз с ребенка, вытянувшего вторую руку, как дикий зверь, на четвереньках и почти бесшумно, сполз с футона. Мгновенье — и Сейджуро рванул прочь из комнаты, а за ним сиганул и Атсуши. Только тогда Куроко понял, что все, включая и его, пронзительно кричат, как перепуганные грачи. Следом за Атсуши попытался рвануть Дайки, но Куроко, вцепившейся в его предплечье, разодрал до крови темную кожу. — Аомине-кун, Аомине-кун, — зашелся Тецуя, что есть сил отталкиваясь от футона и вскакиваю на чужую спину. — Я твоя тень, спасай меня, я не так быстро бегаю, как вы! — Те-е-ецу, тво-о-ою ма-а-ать, — заорал во весь голос Дайки, но инстинкт самосохранения вопил о том, что нужно рвать когти, несмотря на груз в виде тени. А когда ребенок слез с подоконника, сомнений не оставалось, и, с коалой Куроко на спине, Дайки вылетел вон из комнаты, быстро нагнав Атсуши и Акаши, которые в кромешной темноте остановились и не знали, куда деться. Видимо, из-за грозы что-то случилось с электроснабжением, и теперь баскетболисты не видели даже друг друга. — Спокойно, — сказал неспокойный голос Акаши. — Это бред, такого не бывает. Нужно успокоиться. — Ака-чин, оно тянуло ко мне руки. — Акаши-кун, куда деваться?! — Акаши! — Куроко-ччи, не оставляй меня здесь! — бешеный топот послышался позади, словно табун лошадей ринулся по каменистой почве — Кисе освободился из футона и припустил что было сил вдогонку. Обернулось все трагично: четким страйком Рёта сбил товарищей, как мяч в боулинге, и все полетели по лестнице. Симфония криков вновь заполнила отель, но других звуков не послышалось. — Кисе-кун, — оказавшись зажатым под весом Дайки, который по иронии упал на спину, Куроко возмущенно шикнул. — Ты что, бег слонов сейчас скопировал? — Оя-я-я, Мине-чин, убери свою ногу от моего лица-а, — раздраженно расфырчался Мурасакибара, но Аомине то ли не расслышал, то ли забыл, какая это часть тела — нога, но вместо того, чтобы убрать ее — лягнул Атсуши по месту, от которого должен был убрать свое копыто. — Мине-чи-и-ин! Наверное, Куроко никогда не слышал, чтобы Атсуши так рычал на людей, но в следующую секунду он и Аомине, спихнутые в сторону руками Мурасакибары, полетели еще на несколько ступенек вниз. Дайки и Тецуя болезненно выдохнули, когда рубцы ступеней прошлись по ребрам, и вновь оказались на ровной поверхности. — Акаши-кун, ты живой? — позвал Куроко. Никто не ответил. — Ака-чин?.. — Атсуши осмотрелся и на ощупь стал искать капитана. Нашел какую-то часть Кисе. Какую конкретно осталось загадкой, но Рёта возмущенно шлепнул центрового по руке. — Я… вижу чьи-то злые глаза… это тот... ребенок?.. — задыхаясь промямлил Кисе. — Это… Акаши… — сказав это, Куроко не был уверен, что тот ребенок был теперь главной угрозой. Мурасакибара почувствовал ауру чистейшего гнева под собой. Ее источник был безошибочно определен по зловещему шипению. Атсуши слетел на Дайки по той же траектории, по которой Мурасакибара недавно отправил в полет Аомине и Куроко, однако, Тецуя уже успел отползти на безопасное расстояние и держался за перилу, а вот Дайки повезло меньше. Но, пожалуй, это было хорошей отместкой за удар прямо по лицу. Сверху послышались шаги. Легкие, но твердые. Паника вновь охватила всех, заставляя личные чувства и желания поквитаться за оттоптанные тела отойти на второе место. Все вновь рванули наугад, вновь загремел гром, а сверху донесся кукольный голос и непонятный рев. На ресепшне никого не было — отель будто бы вымер. Света тоже не было нигде, а аварийное освещение едва ли подсвечивало улицу, не говоря о самой гостинице. — Если мы тут умрем все… — Никто не умрет… — Что это за чертовщина вообще? — Кисе-чин, это ты предложил фильм смотреть… — … фильм и это чудовище — разные вещи, Мура-ччи! — Хватит орать! Где дверь? — Это мой живот, Ака-чин… нет, это тоже не дверь… — Нашел! — Что нашел? Мой нос?! — Странно, похож на ручку, Тецу. — Хватит его трогать! С горем пополам дверь отыскалась, и все вылетели наружу. На улице было тепло и душно, все вспотели еще сильнее. Горячие источники обдавали жаром и приносили хоть какое-то спокойствие, но напрочь отключали воспаленный мозг. Собрались в круг. — Куда делись все люди и почему света нет? — выдвинул главный вопрос на повестке дня Атсуши. — Похер, надо через забор валить отсюда… — … и полицию вызвать. — Я уверен, это просто недоразумение. Не может это быть правдой, я не верю… — Акаши-кун… — Не верю, сказал же! — Не злись, Ака-чин. — Акаши-кун… — Да что, Куроко? — Мидоримы-куна нет. Все вдруг опомнились: шутер действительно пропал. И если бы Поколение Чудес использовали сейчас мозг по назначению, то нашли бы ответ иной, а не: — … неужели он единственный уснул и его уже убили? — Бред, бред, бред, никто никого не убил! Это не-до-ра-зу-ме-ни-е! — Акаши вскипел и тряс сжатыми кулаками, крутясь на месте. — Он был в кафе и даже фильм с нами не смотрел! — МИДОРИМА-ЧЧИ! КАК ЖЕ ТАК! — Кисе-кун, не говори так, словно уже похоронил его... — Вам что, молнии в мозги ударили? Что вы устроили? Рефлексы помогли Атсуши среагировать на речь позади первым. Он развернулся, но резкое движение привело к толчку капитана, и Акаши, споткнувшись о собственную ногу, когда его нечаянно пихнули, свалился в горячий источник под нецензурное обращение в сторону центрового. — Что за хрень, Мидорима, где ты шатался?.. И что это за стремный ребенок у тебя на руках?! — Во-первых, Аомине, я не шатался, а отходил по зову природы. — Шинтаро поправил очки и шикнул, не особо довольный тем, что приходится отчитываться перед командой за походы в туалет. — Во-вторых, на обратном пути я заметил, что нет света, а это значит, что наши телефоны не зарядятся к утру, что чисто по факту оставит нас без связи, которая нам будет завтра нужна, так как точные координаты тренировочной площадки мы не знаем, да и мест… — … Давай короче, а. — ...Местность незнакома никому из нас. Я сходил на ресепшн, сказали, что из-за грозы выбило все пробки, сейчас они разбираются с этим. А это, — Шинтаро потряс ребенка у себя на руках. — Механическая кукла. Талисман на завтра. «Кукла» — пронеслось в головах у всех остальных баскетболистов. Всего лишь кукла. Куроко и другие выдохнули, даже обтекающий водой Акаши, которому Тецуя помог вылезти, успокоился. Однако, что-то подсказывало тени, что центровой не избежит дополнительной нагрузки на тренировках перед матчем с американцами. — Начинаю сомневаться, что у Бакагами нет мозга — и чего я с вами поехал, нанодайо. Своими бы силами добрался. А теперь с такими дураками ночевать... всех перебудили, топотом куклу свалили. — Мидо-чин, — никто даже не заметил, возможно, кроме Акаши, как Атсуши сократил расстояние между собой и шутером, а в следующее мгновенье положил тяжелую руку на его голову. — Если ты еще раз будешь использовать такие страшные талисманы — я раздавлю тебя вместе с ними. — Я люблю тебя! — кукла в руках Мидоримы протянула к центровому ручки. Атсуши сначала дернулся, а после все баскетболисты рассмеялись. Даже Шинтаро, не без напоминания «какие же вы идиоты», тоже поддался общему облегченному веселью. И все же, сознание опасная штука: дай волю фантазии — даже «любовь» может обратиться в «смерть».