Один за всех, все за одного!

Я уже минут пять топталась у кабинета химии. Чёрт! Когда же закончится эта перемена? Нет, вы не подумайте, я не страстная поклонница этой замечательной науки. Напротив, химию я не очень люблю, впрочем, как и все предметы, которые не понимаю. Но сегодня должен был быть особенный урок. Ведь сегодня я объявлю классу, что мы будем ставить спектакль. Если честно, то я очень боюсь их реакции. Обычно мои одноклассники встречают идеи такого рода неодобрительным гулом. И я их хорошо понимаю. Ведь сколько раз мы пытались ставить какие-то номера, сценки… И всё шло крахом. Стоило нашему классу выйти на сцену, хотя бы для того, что бы банально спеть хором песню, то слова сразу забывались, мы сбивались с ритма, или нас пробивал истерический смех. Что уж говорить о сольных выступлениях! Тут уж если не все, то большинство из нас терпели колоссальное фиаско. Я, например, на всю жизнь запомню одно своё выступление на празднике в честь столетия нашей школы. По сценарию я должна была прочитать стишок. Маленький такой стишок, про то, как я люблю родную школу. И что вы думаете? Выйдя на сцену, я сразу забыла все слова и движения. Я просто стояла как истукан и смотрела на заполненный до отказа зрительный зал, а потом, расплакавшись, убежала. Учительница тогда сильно наорала на меня и пообещала, что я до конца учёбы в школе не получу даже малюсенькой роли. Я, вопреки её ожиданиям, не очень прониклась угрозой. Да я бы после этого лучше на эшафот отправилась, чем ещё раз вышла на сцену. И выяснилось, что я не одна такая. На этом же празднике с треском провалилось и большинство моих одноклассников. Вы можете подумать, что мы совершенно бездарные дети. Так же думают почти все учителя, за редким исключением. Но на самом же деле виновато было не отсутствие у нас талантов, а наша неуверенность в себе. Из всей нашей параллели мы были самым… обычным, что ли, классом. «Ашки» были самыми богатыми. Любое их школьное выступление было отрепетировано от и до, вместе с профессиональным постановщиком, которого им нанимали родители. «Вэшки» были самыми умными. Они занимались по усложнённой программе и без труда запоминали огромные тексты сценария, так как их память была натренирована опытными педагогами. А мы… Мы смотрели на наших более удачливых сверстников, и в наших детских душах зарождался комплекс неполноценности. Мы, стоя за кулисами, завистливо смотрели на дорогие, шикарные костюмы «ашек», и наши собственные костюмы, сшитые родителями, казались нам убогими и неказистыми. Мы слушали, как «вэшки» во время своих репетиций читали по памяти длиннющие монологи, и наши коротенькие, простенькие стишки казались нам глупыми и детскими. Но самое обидное было то, что учителя нашей школы ничего не делали для того, что бы мы не чувствовали себя «вторым сортом». Они, напротив, всегда ставили нас ниже наших сверстников. Не в открытую, конечно. Но это проявлялась в мелочах. Например, обе наши классные руководительницы не раз в сердцах говорили, что предпочли бы иметь шефство не над нами, а над «ашками» или «вэшками». Я их в этом не виню. Каждый хочет отхватить кусок получше. Классы «А» и «В» были такими хорошими кусками, а мы, класс «Б», были отбросами. Своеобразный класс-помойка. Стоило какому-нибудь ребёнку из «В» перестать тянуть сложную учебную программу своего класса, то его сразу отправляли к нам. Или если вдруг родители кого-нибудь из «А» переставали спонсировать школу, или переставали платить щедрые попечительские, то несчастного мальчика либо несчастную девочку отправляли в «Б» класс. «К таким же беднякам». Наконец, прозвенел звонок. Но, к большой радости моих одноклассников и моему крайнему неудовольствию, учителя всё ещё не было. Меня это абсолютно не устраивало. Дело в том, что, как я уже упоминала, я хотела объявить ученикам нашего класса о постановке спектакля. Планировала я это сделать за пять минут до конца урока, предварительно договорившись с учителем. Но, так как учитель опаздывал, то очень сомнительно, что он выделит мне эти пять минут. А говорить на перемене – дохлый номер. Никто меня слушать просто не будет. В ожидании учителя я стала разглядывать наш стоящий в коридоре класс. Все о чём-то беседовали или занимались своими делами. Я с улыбкой смотрела на лица одноклассников, ставшие за девять лет совместной учёбы родными. Вообще класс у нас хороший, правда, не очень дружный. Все держатся группками человека по три-четыре. Но есть и «одиночки», которые вроде и общаются со всеми, а вроде и сами по себе. Я, как раз, отношусь к таким «одиночкам». У меня много знакомых, но вот друзей… пожалуй нет. Но вот в конце коридора показался Геннадий Николаевич, наш химик. Вообще он, по-моему, самый адекватный человек в нашей школе-психушке. Отставной полковник (уж я не знаю, чего отставного полковника понесло на стезю педагога), он достаточно хорошо знает свой предмет и умеет доходчиво его объяснять, по крайней мере, многие понимают химию. Также он обладает весьма специфическим, но хорошим чувством юмора. Что, несомненно, делает ему честь, ведь большинство других наших учителей шутит плоско и не смешно. - Ребята, заходим быстрее, - сказал Геннадий Николаевич, открывая нам дверь в класс. – Заходим, и сразу достаём тетради. Сейчас будет самостоятельная работа. Мы нехотя ввалились в класс. Да, самостоятельная в конце учебного дня, после пяти уроков… Это просто удар под дых. Уставшие, злые ученики расселись по местам. Я подошла к учительскому столу. - Геннадий Николаевич! – окликнула я копошившегося в своей сумке химика. - Горская? Чего тебе? - Мне бы это, - я слегка смутилась, не зная, как выразить свою мысль, - пять минут бы от урока забрать. - Зачем это? – учитель окинул меня недоумённым взглядом. - Да так, объявление сделать. - Ну, хорошо. Тебе прямо сейчас время дать? - Нет. В конце урока. - Ладно. В конце, так в конце. - Спасибо. Я отправилась на своё место, а Геннадий Николаевич начал объяснять тему самостоятельной. Как только я села за парту, моя соседка Ирка накинулась на меня с расспросами: - Чего это от тебя Гена хотел? - Это не он хотел, это я хотела. - Хм, даже так? Ну и что же ты хотела от нашего любимого химика? - Потом узнаешь, – я старалась, что бы мой голос звучал как можно более таинственно и интригующе. - О-о-о, - протянула Ирка, - секретки? - Ну, а ты как думала? – хмыкнула я. Следующие двадцать минут мы просидели молча – корпели над задачами самостоятельной. Ну, точнее, корпела только Ирка, я же остановилась на том, что записала «дано» и «найти». Нет, в принципе, я могла бы решить пару задач. Хоть у меня по химии и тройка, но тройка заслуженная, а не просто «нарисованная». Но сейчас мне было не до всяких валентностей, степеней окисления, уравнений реакций, и прочей, безусловно, интересной, но сложной химической лабуды. Сейчас я размышляла о том, как сообщить одноклассникам свою «суперновость». Может, это покажется смешным или глупым, но я очень боюсь выступать на публике. Пусть даже публика - это твои одноклассники, которых ты знаешь с детства. Дома я даже несколько раз прорепетировала перед зеркалом своё, с позволения сказать, выступление. Но, думаю, что, даже если мне написать свои слова на листочке, то, когда придёт время их прочитать перед живыми людьми, а не перед равнодушным зеркалом, я обязательно начну запинаться, мямлить. Да и вообще, вся моя речь будет состоять из «вот», «типа», «короче» и тому подобным словам-паразитам, которые даже самое содержательное обращение превратят в детский лепет. Своё косноязычие я просто терпеть не могла, и всегда в тайне восхищалась людьми, которые могли говорить что-то перед кучей народа. Да и, что греха таить, сильно завидовала им. Вот написать какую-нибудь речь – это для меня не проблема, но произнести эту речь перед людьми... это для меня непреодолимая задача. Но сейчас выбора у меня особого не было. Про спектакль знала я одна. И именно мне надо сделать так, чтобы узнали все. Чёрт, как же я всё-таки волнуюсь. Чтобы немного успокоиться и унять дрожь в коленках, я опять начала разглядывать наш класс. Это почему-то действует на меня умиротворяюще. Моё внимание сразу привлекла последняя парта третьего ряда. Там сидели два заклятых врага – Карина Исмиева и Света Вьюркова. Вы можете спросить, почему же они сидят вместе, если являются врагами? Дело в том, что это у них такая своеобразная игра, соревнование. Цель этого соревнования заключается в том, чтобы как можно больше достать и обидеть друг друга. Карина со Светой все уроки напролёт ругаются, обзываются и чуть ли не дерутся. К этому уже привыкли даже учителя. Порою мне кажется, что девочкам нравится это занятие. Они на всех уроках сидят вместе и, если кто-нибудь предлагает одной из них отсесть, то другая закатывает глаза и говорит что-то типа: «О, я буду просто счастлива, если эта дура от меня свалит!». На что «это дура» отвечает примерно так: «Мне и тут неплохо сидится, а если кому-то что-то не нравится, то он может сам пересесть туда, куда ему вздумается!». Таким образом, Света и Карина остаются на своих местах и продолжают ругаться. Вообще девочки они хорошие, я бы, наверное, хотела быть в чём-то похожей на каждую из них. Например, Карина очень целеустремлённая. В классе шестом или седьмом она поставила себе цель во что бы то ни стало похудеть. До этого она была ну очень полной девочкой. А всё из-за заботливой бабушки, которая чересчур сильно раскормила внучку. Так вот, Карина задалась целью, она записалась в тренажёрный зал, начала бегать по утрам, ездить на велосипеде, заставила бабушку готовить вместо калорийных пирожков и жирных котлет лёгкие салатики и полезные супчики. И результат себя не заставил долго ждать. Сейчас Карина, конечно, не очень худенькая, но имеет вполне нормальный вес. У Светы тоже можно найти массу положительных качеств. Она, например, никогда никому не отказывает в помощи, правда, часто помогает другим в ущерб себе. Вообще Света склонна к самопожертвованию. Она из тех людей, которым просто необходимо душевное страдание. Им в жизни нужна вечная небольшая трагедия, чтобы вызывать жалость окружающих. Ведь где жалость, там внимание, а внимание Света очень любит, только вот добивается его таким вот странным способом. Ещё Света пессимист до мозга костей. Если у неё в жизни всё хорошо, то она, вместо того, чтобы жить да радоваться, пребывает в состоянии готовности к чему-нибудь ужасному. Впрочем, всё хорошо у неё бывает крайне редко. В жизни Светы всегда имеют место быть какие-нибудь мелкие неурядицы, на которые обычный человек попросту не обращает внимания, а она склонна раздувать их до масштабов настоящей катастрофы. Светлана считает, что счастливая жизнь – это затишье перед бурей. Но, несмотря на всё это, она очень отзывчивый и добрый человек. Правда, со своими «тараканами» в голове. На парту дальше сидят двое неразлучных друзей – Влад Чащин и Денис Белов. За ними тоже крайне интересно наблюдать. Влад – типичный «айсберг». Наверное, такой Влад есть в каждом классе каждой школы. Красивый, одевается нарочито небрежно, все свои истинные чувства скрывает под маской безразличия и равнодушия. Живёт по принципу: «Да плевать я хотел на вас и на ваше мнение!» Даже походка у него особенная. Шаг размашистый, руки всегда в карманах, в глазах цвета расплавленной стали отражается полная безучастность. Все движения ленивы, в голосе неизменно слышится сарказм, а порой и жестокая ирония. Но всё это ненастоящее, напускное. На самом деле Влад совершенно не такой. Я, конечно, не знаю наверняка, но мне кажется, что в нём больше положительных качеств, чем он показывает. Стоит только посмотреть, как он общается со своими друзьями, а, точнее, с другом. Стоит за него горой, а если его кто-нибудь обидит, то пощады не жди. Это мне и нравится больше всего во Владе. Ещё Влад очень популярен среди девочек нашего, да и не только нашего, класса. Что уж там греха таить, даже я была в него какое-то время влюблена. Но потом эта «болезнь» прошла. Однако не всем повезло так, как мне. Была у нас одна девочка, которая сейчас учится в другой школе, так вот, она буквально боготворила Влада. Чуть ли не молилась на него, считала его едва ли не полубогом. Поначалу «полубогу» нравилось такое гипервнимание. Он, конечно, взаимностью своей фанатке не отвечал, но её влюблённость ему, безусловно, льстила. Правда, потом это начало Владу надоедать. Он сто раз пытался объяснить настойчивой поклоннице, что ему, конечно, приятны её знаки внимания, но пора с ними заканчивать. Как говорится, поигрались и хватит. Но влюблённая девочка этого не понимала, или же понимать не хотела. В общем, промучился с ней Владислав полтора года вплоть до того момента, как она не переехала с родителями в другой район и не перешла в другую школу. Вдали от объекта своего поклонения её влюблённость сошла на нет. Ходили слухи, что в новой школе сердце этой юной особы покорил какой-то спортсмен-боксёр. Лучший друг Влада - Денис Белов, или Дэн, как многие его называют, в отличие от друга, очень эмоциональный и весёлый парень. Возможно, он даже излишне дружелюбен. Раньше профессионально занимался спортом, футболом. Отсюда, наверное, и привычка собирать вокруг себя много народу, создавать «команду», где он, безусловно, капитан, лидер. Как спортсмен Дэн был очень перспективен, даже хотел связать свою жизнь с большим спортом. Но, увы, его мечтам не суждено было сбыться. На одной из тренировок он сильно повредил колено. О том, чтобы и дальше играть в футбол на профессиональном уровне, пришлось забыть. Денис долго переживал по этому поводу, но вскоре нашёл себе другое увлечение – стихи. Он начал писать стихи буквально обо всём. Начиная с того, что он всем сердцем любит одноклассницу Маринку, и заканчивая тем, как его задолбала математика. Сначала стихи Дэна были простым рифмованным, но бессмысленным набором слов, но со временем у него стало получаться всё лучше и лучше. Конечно, до Пушкина или Есенина ему далеко, но сейчас пишет он вполне сносно. Вот и сейчас Дэн что-то усердно строчил в своей тетрадке, и сдаётся мне, что это не решение задач по химии. Словно почувствовав мой взгляд, Денис заёрзал на стуле и заозирался по сторонам. Я отвернулась от него. - Ир, сколько время до конца урока осталось? – спросила я минут через пять. - Много ещё. Полчаса где-то, – ответила моя соседка, не отрываясь от своей тетради. Я застонала. Ну почему на уроке время идёт так медленно? Я уже, было, собралась взяться, наконец, за самостоятельную, чтобы хоть как-то убить время, но тут дверь в класс отворилась и зашла наша «любимая» директриса вместе со своей помощницей. - Не поняла, чего это они припёрлись? – зашептала мне на ухо Ирка. - Сама не знаю. Но ни к чему хорошему это не приведёт. - Здравствуйте, дети. Сидите, не вставайте, я не надолго, – заверещала директриса, хотя никто из нас даже не шелохнулся. - Геннадий Николаевич, можно вас на минуточку? Вообще директриса вместе с Натальей Владимировной - своей заместительницей - представляют весьма специфическое зрелище. Директриса – низенькая полная женщина с маленькими водянисто-голубыми глазками. Она питает прямо-таки нездоровую страсть к зелёному цвету и всем его оттенкам. Одевается она во всё зелёное, папки для документов у неё всегда зелёные, ездит она тоже на зелёной машине. А когда у нас в школе ремонтировали актовый зал, то угадайте, в каких тонах был выполнен ремонт? Вообще-то Людмила Владимировна, так зовут нашу директрису, женщина сама по себе неплохая, хотя и не любит наш класс. Но есть у неё один недостаток, который перекрывает все достоинства. Она очень сильно зависит от своей помощницы, Белозёровой Ирины Викторовны. Вот кто настоящий директор нашей школы, хотя по документам является лишь завучем по воспитательной работе. Ирина Викторовна женщина высокая, костлявая, сильно смахивающая на смерть. Правда, одевается она, в отличие от смерти, не в чёрный балахон, а во вполне нормальную одежду. Я бы даже сказала, что у неё есть вкус. Наш завуч полная противоположность директрисе. Грубая, прямолинейная, она всегда говорит то, что думает, умеет искусно манипулировать людьми. Многие учителя её боятся больше, чем проверки из РАЙОНО. А что уж говорить об учениках! Многим первоклашкам она внушает почти суеверный ужас. Да что уж греха таить, даже я, когда прохожу мимо её кабинета, испытываю острое желание перекреститься. Пока руководство школы в лице директрисы и завуча решало с нашим химиком какие-то вопросы, прошло пятнадцать минут от урока. До конца оставалось примерно столько же. Я занервничала не на шутку. Неизвестно, сколько они ещё будут здесь торчать, а говорить о спектакле своим одноклассникам в их присутствии я ой как не хотела. Я и так до смерти волнуюсь, так ещё, я уверена, эти две полезут со своими комментариями. И тогда точно никто не согласится выступать. Но, кажется, сегодня удача была на моей стороне. Директриса попрощалась с Геннадием Николаевичем и уже собиралась уходить, но Белозёрова её вдруг останавила и что-то прошептала на ухо. - Ах, да, совсем забыла, - пробормотала себе под нос Людмила Владимировна, а потом, обращаясь ко всему классу, заговорила своим писклявым голосом: - Дети, помните, мы с вами на прошлой неделе заполняли анкеты, где вы должны были написать, хотите ли вы продолжить обучение в школе или желаете уйти учиться в другие учебные заведения? Так вот, из вас пять человек изъявили желание учиться в нашей школе дальше. И сейчас попрошу встать тех, кто пойдёт в десятый класс. Послышался звук отодвигаемых стульев. Пять учеников, в числе которых была и я, поднялись со своих мест. Директриса посмотрела в конец класса, на последнюю парту среднего ряда. Там сидел, а, точнее, уже стоял Алекс Шаповалов. Алекс – очень полный мальчик с огненно-рыжими волосами. Учится он очень даже неплохо, в основном на пятёрки, но по кое-каким предметам у него всё же проскальзывают четвёрки. Людмила Владимировна несколько секунд внимательно смотрела на него, а потом чуть заметно кивнула и перевела взгляд на следующего стоящего ученика, а, точнее, ученицу. Арина Бухарцева – единственная отличница в нашем классе. На неё директриса едва поглядела. Тут уж сразу понятно, что Арина будет учиться дальше в нашей школе. Дальше Людмила Владимировна посмотрела на Дэна Белова и Ваню Васильева – твёрдых «ударников». Оглядывая каждого из них, она слегка кивала. У мальчиков были неплохие шансы попасть в десятый класс. Наконец, дошла очередь и до меня. Признаться, мне никогда не было так стыдно, как сейчас. В этой пятёрке я была явно лишней. На меня директриса пялилась дольше всех. - Саша Горская, если я не ошибаюсь? – спросила она после того, как вдоволь на меня насмотрелась. Я кивнула. - Ты, значит, хочешь продолжить обучение в нашей школе? Я снова кивнула. Ну, а что мне ей сказать? Что на самом деле плевать я хотела на своё образование и мне просто тупо страшно уходить из школы? - А ты знаешь, что тебе тогда придется сдавать экзамены по физике и информатике? Насколько я знаю, ты по этим дисциплинам особо не блещешь, – голос директрисы был тих, вкрадчив и до тошноты противен. - Я постараюсь исправиться. И сдать экзамен хорошо, – тихо ответила я, глядя в пол. На лице Белозёровой появилась презрительная улыбка, которую она даже не пыталась скрыть. Людмила Владимировна тоже улыбнулась, но снисходительно. - Ну что ж, Сашенька, будем надеяться, что у тебя получится. Все могут садиться. Я опустилась на своё место. Сердце бешено билось о рёбра. Я кусала губы, стараясь не разреветься. - Да ладно тебе, Саш, это она просто бесится, – успокаивающе проговорила Ирка, приобнимая меня за плечи. Все взоры класса обратились на нашу парту. Но лица одноклассников для меня сейчас сливались в одно сплошное пятно. Я бы точно разрыдалась, если бы в этот самый момент не прозвенел звонок. Этот резкий, порядком опостылевший мне за восемь с половиной лет учёбы звук подействовал на меня отрезвляюще. Обида, начинавшая клокотать в моей душе, словно кипящая вода в чайнике, куда-то отступила. Нет, я всё ещё была зверски зла на директрису и Белозёрову, но сейчас моя злость ушла на второй план. Ведь сейчас у меня были куда более важные дела, нежели сидеть и мотать сопли на кулак. Конечно, всё идёт не совсем так, как я задумывала, ведь я хотела объявить о постановке спектакля на уроке, пока ещё никто не начал собираться, а придётся… Ладно, надо хотя бы попытаться. Я встала со своего места и вышла на середину класса. - Народ, у меня объявление! – громко сказала я, стараясь перекричать радостно болтающих одноклассников, которые, несомненно, развеселились по окончанию урока. Мои слова, как я, в принципе, и ожидала, не произвели должного впечатления. Лишь только сидящие на первых партах удивлённо посмотрели на меня.