Ненависть

Ромка терпеть не мог зелёный цвет. Ненавидел буйноцветущий бельгийский май, грозящий затяжной аллергией, тёмно-болотную форму своего престижного колледжа, но больше всего – прозрачно-изумрудные глаза, в которые так обожающе-нежно смотрел отец. Олег Павлович Зыков, артист знаменитого театра и звезда кино, лауреат многих премий, шоумен и по совместительству Ромкин родитель, влюблённый как Фигаро, наплевал на условности и гомофобные российские веяния и организовал пышное нетрадиционное бракосочетание на толерантной бельгийской земле. Теперь Ромка стоял напротив счастливых молодожёнов, щурился из-под длинных ресниц, ощущая мокрым виском прилипшие светлые пряди тщательно уложенной причёски, слышал краем уха осторожные всхлипывания - мама попала под обаяние избранника бывшего мужа и умилялась красивой парой. Кажется, одному Ромке было отчаянно стыдно: и самого факта своего присутствия на свадьбе отца, и того, что невестой оказалась не женщина, а молодой человек. Больше всего ему хотелось провалиться сквозь землю, повернуть время вспять, чтобы успеть отказаться от скандального приглашения, прикинуться больным, умирающим, донельзя занятым, лишь бы не позориться сейчас, делая вид, что всецело одобряет выбор отца. На самом деле, выбор казался ему вопиюще неправильным. Несмотря на старательное игнорирование темы, пятнадцатилетний Ромка ещё год назад оказался в курсе развивающихся отношений отца и Кристиана (да что это за имя-то!) и, кажется, единственный эти отношения категорически не одобрял. Мама отчего-то сразу решила, что Олег наконец «нашёл приличного мальчика» после «шатания по корыстным блондинкам», столичный бомонд с интересом наблюдал за стремительным романом известного ловеласа. А сам Кристиан - действительно, домашний интеллигентный мальчик, случайно попавший в референты к знаменитому шоумену - не шифровался от Ромки, видимо, посчитав его юность и небольшую разницу в возрасте достаточным поводом, чтобы не объясняться. На момент свадьбы Кристиану едва исполнилось девятнадцать. Объективно говоря, Олег Павлович был хорошим отцом. После давнего развода щедро поддерживал бывшую жену и сына материально, сохранил дружеские отношения с обоими и общался с Ромкой намного чаще, чем требовалось от «воскресного папы»: с раннего детства мальчишка мог видеть отца когда захочет, делиться проблемами и решать все вопросы. Олег Павлович ходил на собрания в школу, встречал из спортивной секции, приносил редкие лекарства во время болезней, летом с удовольствием проводил время на тёплых курортах. С появлением Кристиана между отцом и Ромкой ничего не изменилось – они по-прежнему часто встречались и общались. Просто отец не посчитал нужным скрывать то, что влюблен и счастлив. Наверное, он имел право на взаимное понимание со стороны подросшего сына. Ромка предполагал, что временные дамочки когда-нибудь уступят место настоящим серьезным отношениям, искренне желал отцу семейного счастья и заранее не ревновал к будущим сводным братьям или сестрам. Но он оказался совсем не готов к появлению черноволосого застенчивого красавчика с зелёными колдовскими, как у мать его Гарри Поттера, глазами. Свадьба приближалась к кульминации. Улыбаться отцу Ромка ещё мог, изо всех сил сохранял вежливое лицо, но изредка ненадолго отходил за красиво украшенные лентами и гирляндами деревья и тогда отпускал себя, перекашиваясь от гнева и часто дыша. Совсем они с ума посходили в своей Европе: притащились в вечерних туалетах, словно на премию Оскар, даже детей малых приволокли, поздравляют отца с Кристианом, как мужа и жену! Никогда еще Ромка так не сочувствал дремучим сторонникам домостроя, хотя раньше относился к однополым отношениям с равнодушным юмором. Пока не коснулось. Фуршет завершился шикарным фейерверком над старинным замком, арендованным для романтичной свадьбы. Гости одобрительно шумели, направляя камеры айфонов во вспыхивающее разноцветными радугами и фонтанами небо. Внезапно Ромка заметил прислонившегося к белой колонне Кристиана и в следующую минуту оказался рядом. Они ни разу нормально не говорили, по факту Ромка совсем не знал избранника отца, что не мешало сейчас жгуче ненавидеть это утонченное лицо, яркие глаза, по-особому уложенные длинные волосы – целый каскад волос, и чуть приподнятые уголками вверх губы. Кристиан вопросительно поднял брови, и парня вдруг понесло. Наверное, лишний бокал мартини помог вдруг несвязно и оскорбительно выдать всё, что накопилось за прошедший год. В зелёных глазах мелькнула боль и понимание. Ромка ждал, что новоиспеченный отчим (или мачеха?) ответит что-либо столь же хамское и наглое, но Кристиан внезапно просто сказал: - Я люблю твоего отца, Рома. Смирись. Это не изменить. Ромка не мог смириться. Зажмурившись, чтобы не передумать, коротко замахнулся левой. Недаром ходил в спортивную секцию. Кристиан тихо охнул, хватаясь за лицо. Всё случилось слишком быстро, чтобы осознать. - Что здесь происходит? – раздался рядом звучный голос отца. Ромка с трудом отвёл взгляд от повернувшегося к тёмной листве Кристиана. Олег Павлович выглядел лет на десять моложе положенных ему сорока пяти – ухоженный, высокий, стройный, с красивой сединой и значительным лицом положительного героя. Окинул орлиным взором мизансцену, быстро вычленил главное: - Крис? Кристиан пожал плечами, старательно держась в тени. - Мы с Ромой разговаривали, Олег. Я сейчас приду. Тебя, кажется, Астахов ищет. - Кристиан, - Олег Павлович цепко ухватил молодого супруга за рукав смокинга, развернул к себе, разглядел наливающийся чернотой фингал под глазом и всё понял. - Вы с Ромой разговаривали, - кивнул, чуть качнув головой в сторону сына, и, не глядя, бросил. - Уходи, щенок. Пока я разрешаю уйти молча. Тон отца не предвещал ничего хорошего. Ромка внезапно понял, что натворил, попятился, запутался в гирлянде с дерева, бросился, не разбирая дороги, между нарядными столиками, схватил один коктейль, другой, пока небо и земля не замелькали перед глазами в цветной круговерти, унося ненависть и страх. Наутро мама лечила от похмелья, укоризненно качая головой. Ромка кривился и не желал объясняться, страдальчески мычал на все попытки проговорить ситуацию. Отец сам позвонил через неделю. Помолчав, извинился, что посчитал сына достаточно взрослым для доверительных отношений между ними и достаточно умным, чтобы принять и понять. Ромка догадывался - ему необходимо извиниться перед Кристианом, но не нашёл в себе сил для нужных слов. Не дождавшись ответа, отец прервал разговор. Возможно, ссора с отцом сыграла в конечном итоге положительную роль: резко отказавшись от материальной помощи и влияния, отгородившись материнской фамилией, Ромка решил пробивать дорогу в жизни самостоятельно. Он был настоящим сыном своего отца, харизма и цельный характер помогали находить правильные решения и реализовывать планы. Ромка не стал поступать после школы в престижные вузы, а занялся тем, чем интересовался с детства – археологией, легко прошел конкурс на истфак, с удовольствием отучился год, а летом уехал с группой начинающих историков на черноморские раскопки, где подружился с коллегами-греками. Через два года он уже работал на средиземноморском побережье, обучаясь в одном из старых вузов Европы. Ненавидеть Кристиана было легко. Ромка вспоминал о нем, когда видел сочетание чёрных волос и зелёных глаз, или похожую лёгкую походку, или знакомые жесты. Оказывается, он помнил, как Кристиан закусывал губу, когда напряжённо думал о чём-то, или нессиметрично сдвигал брови, прислушиваясь. Сладкая ненависть сжимала сердце, привычно скручивалась спиралью где-то внутри, дёргала за нервные окончания. Ромка почти счастливо кивал сам себе – у него есть враг, он помнил. От мамы он знал, что Кристиан оказался прекрасным художником, молодым дарованием и открытием каких-то конкурсов, хотя Ромка мстительно считал, что за всеми наградами маячила широкая спина знаменитого, хоть и не признанного в стране супруга. Картины Кристиана Ромка, покривившись от малодушия, нашёл в интернете. - Мазня! – выговорил вслух, не признаваясь, что необычные цветовые решения и стиль понравились новизной и какой-то дикой правильностью. Звонок мамы застал Ромку на вечеринке в честь дня рождения однокурсника. Отец и раньше лихачил, пренебрегая скоростными ограничениями, а тут разогнался на своём новеньком порше до предела возможности и не справился с управлением на скользкой после летнего ливня дороге. Ромка едва успел на похороны – в связи с курортным сезоном рейсы из Греции были забиты отдохнувшими счастливыми шумными туристами. Хоронили отца в закрытом гробу. Заплаканная мама шепнула - удар оказался такой силы, что авто сплющило вдвое. Кристиан невидяще смотрел перед собой, словно выцветший от молчаливого горя: серая кожа, прозрачные глаза, белые губы. Даже чёрные волосы казались присыпанными пеплом. Ромка не решился подойти ближе, лишь впитывал глазами скорбную фигуру, всё отчетливее прозревая, что отца больше нет, а он слишком давно его не видел и не помнил его лица и голоса, и не увидит никогда. А всё из-за Кристиана. Тёмная ненависть колыхнулась где-то у горла, Ромка впился колючим взглядом в осунувшееся лицо. Кристиан поднял голову и, кажется, посерел ещё больше. Ненавидеть стало тяжело и горько. В каждом античном барельефе Ромка вдруг стал замечать знакомые черты, каждая классическая сцена напоминала о выразительной позе, наполненной одиночеством и отчаянием. Ромка метался между Гизой и Амфиполем, загружался работой, не оставляя времени и сил на воспоминания. И ненависть. *** В сочинский дельфинарий Ромка попал случайно – уговорили друзья-иностранцы, падкие на детские радости. Старенький мерс довёз всю компанию из горной деревни, где шли раскопки греческого поселения, до знаменитого курорта. Весёлые дельфины играли и резвились под визги детей и полное одобрение ведущих шоу. Ромка внезапно обратил внимание на одного из двух загорелых парней, легко общающихся с разумными морскими обитателями. По спине прошёл мокрый озноб, как от холодных брызг, когда вдруг волной пришло узнавание: жесты, лицо, голос и облик. Ромка помотал головой – это не мог быть Кристиан. Кристиан должен жить в Москве, продвигать свои выставки и проживать частично полученное отцовское наследство, хотя мама давно ничего не рассказывала о бывшем «приличном мальчике». Но не здесь, на курорте, в окружении дельфинов и детей. Он быстро согласился с предложением друзей сделать селфи с участниками шоу, желая убедиться, что не обознался. Зелёные глаза удивленно остановились на Ромкином лице, и парень тут же понял, по словно развернувшейся по позвоночнику горячей спирали, по перекрученной судороге – это он, объект давней ненависти. Только ненависть повела себя слишком странно, горько сжав горло и размыв предметы перед глазами. Они не обменялись ни словом, но Ромка почему-то решительно распрощался с друзьями, которым приспичило прогуляться по курорту, раз уж выдалась такая возможность, и уселся на ближайшую к зданию дельфинария скамейку. Закурил, знакомым действием успокаивая руки и нервы. - Привет. Кристиан сел рядом. Ромка протянул сигареты. - Спасибо, - вежливо улыбнулся парень. – Мне нельзя. Дельфины не любят запах дыма. Ромка повернулся и впервые так близко посмотрел прямо в зелёные глаза – печальные, с мелкими жёлтыми крапинками вокруг зрачка и светло-серым ободком по краю радужки. Он помнил, как изумрудно сияли эти глазищи на свадьбе. Контраст был очевиден. Кристиан внимательно и жадно шарил взглядом по Ромкиному лицу. - Ты… - парень сделал паузу и сглотнул. – Невероятно похож… Он не договорил, а Ромка кивнул, откинул назад светлые пряди – такие же, как у отца. Мама всхлипывала каждый раз, когда видела сына, настолько зеркально похожим он становился на Олега Павловича. - Я тебя ненавидел, - собрав остатки выветриваемой злости, выдал Ромка, лишь бы Кристиан не рассматривал его так пристально и всепоглощающе. - Я знаю, - уголки губ на мгновение взлетели вверх. – С первого дня. Я на самом деле боготворил Олега. - Почему ты здесь? – глубоко вздохнув, перевёл тему Ромка, взмахнул руками, словно обхватывая пространство вокруг. Кристиан запрокинул голову, посмотрел в небо. - А почему нет, Ром? Всегда любил дельфинов. Я их почти понимаю. Они вернули мне радость жизни. И только здесь я снова могу рисовать. - У тебя теперь есть средства, - попытался ковырнуть Ромка. Он с паникой слушал спокойный голос, почему-то отчаянно желая поговорить, спросить, продолжить общение. Несмотря на ненависть. Кристиан невесело усмехнулся. - Купил в посёлке домик. Остальное отдал в фонд Чулпан. Большие деньги – неспокойный сон, а у меня сон и так долгое время был неважным. Ромка почти сбежал с нагретой южным солнцем скамейки, задыхаясь от вопросов и впечатлений. Как назло, коллеги решили остаться в Сочи на день, съездить в дендрарий, в центральный парк и еще куда-то. Ромка завернулся в тонкое одеяло, выданное хозяйкой спешно снятой на ночь халупы, и постарался заснуть. Все мысли крутились вокруг Кристиана. Он так изменился за несколько лет – сильно загорел и будто высох, черные волосы, подстриженные коротким ежиком, открывали острые скулы и сильную шею. И его слова, и голос и жесты были знакомыми, но в то же время новыми, вызывающими интерес и желание толкнуться в незнакомую дверь. Ромка сильно жмурился и отгонял посторонние мысли, призывая спасительную ненависть. Кристиан сидел на той же скамейке. Покусывал губы, напряжённо всматриваясь в подходящего Ромку. - Я совсем не мой отец. Только внешне похож, - задыхаясь, сообщил Ромка, сдул со лба мешающую челку. - Да. Я вижу. – Крис посмотрел прямо в лицо, и глаза его драгоценно замерцали. – Но в тебе очень много того, что я безумно любил в Олеге. Ромка обожал синий цвет – переменчивый аквамарин моря, прозрачную высоту неба и затертое индиго старых джинсов. Он сидел на выкрашенной в зверско-синий цвет скамейке, впервые рассказывал Крису о своей жизни, внимательно слушал и слышал. И тошнотворно-болотная ядовитая ненависть очищалась, переплавлялась во что-то непонятное, новое и ослепительно синее.