Буря

POV Максим Руслан громко хлопает дверьми, входя в спальню, и смеряет меня взглядом.       — Ненавижу тебя, — цедит он через зубы и смотрит. Его взгляд в пелене ярости. Его губы двигаются медленно, но слова, с огромной скоростью впиваясь в израненную оболочку мозга, заостренным донельзя тесаком, приносят непередаваемое удовольствие.       — Мне ненавистны даже глупые мысли о том, что ты можешь принадлежать кому-то другому, — ведь я знаю, почему он так говорит и вполне могу понять, что за этим последует. — Даже не представляешь насколько сильно я разгораюсь внутри, от таких мыслей. Хотя обычно и стараюсь не замечать, но ведь избавиться от них попросту невозможно, сколько бы я не пытался, — его руки сжимаются в кулаки, так сильно, что пальцы белеют до костяшек. Он сглатывает и начинает наступать на меня. Осознаю, что в столь тесном пространстве маневрировать бессмысленно. Я бы и не сказал, что наша спальня маленькая, просто присутствие Руса почти давит на моё сознание, помещение сужается, от паники кровь шумит в ушах. Как-то совсем механично делаю два шага назад и, упираясь спиной о стену, скулю, как напуганный безвыходной ситуацией пёс. Кажется, что он и вправду повсюду, словно мифический бог, одно недовольство которого может испепелить меня. Руслан скалится настолько по-дьявольски, что я и вправду начинаю бояться, уже ни чуточку не стыдясь своего страха. Если бы звери внутри нас обоих по-настоящему вырвались наружу в эту секунду, их обоняние поразила бы гамма запахов. Чего только стоило недоверие, смешивающееся с липкой похотью и кисло-сладким вожделением.        Музыкант подходит настолько близко, насколько это вообще возможно. Притрагивается руками к моему торсу, по памяти нащупывая в разное время сделанные раны: синяки, ссадины, засосы. Тушенцов начинает давить на них, будто пытаясь пролезть мне под кожу, и в это же время медленно проводит носом по шее, вдыхая мой запах глубоко, раздвигая усилием пространство в лёгких, словно токсикоман, давно не получавший настолько нужную дозу. Чувствую, как холодный воздух, поднимаясь со спины всё выше, затягивает меня в удушающие объятия. Шиплю. От столь явной противоречивости, ловлю взглядом безумный оскал, который сегодня, кажется, уже не сойдёт с его лица.       Он целует приторно-сладко, по-собственнически прикусывая мою нижнюю губу до крови. На подобное отвечаю ему тем же, из-за этого поцелуй приобретает металлический привкус в разы быстрее. Это пьянит.       Руслан останавливается, на секунду отрываясь от меня. Он притрагивается к ранам на своих губах, собирая заново выступившую кровь. Смотря на руку, он усмехается и, поднимая взгляд, замечает в моих глазах толику безумия, даже не догадываясь, что сейчас в его взгляде можно увидеть то же самое, но ещё более яркое, неприкрытое и не размешанное страхом. Парень проводит пальцами по моей щеке, внимательно следя за оставленными на коже кровавыми следами.       Он смотрит так зачарованно, будто вся вселенная сейчас сконцентрирована в каждой влажной алой частичке моей кожи, на какое-то время, кажется, даже забыв о том, что ему нужно дышать. Он почти захлёбывается в своей иллюзии, отчаянно желая не вдыхать звёзды моего космоса.        Тушенцов осыпает мою шею поцелуями. Неожиданно ко мне приходит понимание того, что его нога, разводя мои ноги в стороны, вклинивается между, притираясь к паху, и пытается совсем немного приподнять меня над полом. По телу расходятся заряды тока, когда жар, всё это время скапливающийся внизу живота, ползёт вверх, непонятным образом охлаждая. Пальцы заставляют нервные окончания сходить с ума. Он оставляет на моей шее пару засосов, а после, что-то тихо хмыкая себе под нос, разглядывая мою разомлевшую тушу, тянет за руку, заставляя безотказно двигаться за ним, даже не смотря себе под ноги. Заставляет подчиняться.        Останавливается и, резко упираясь руками мне в грудь, сильно толкает назад. Я, полностью доверяясь, словно мёртвый, безболезненно сваливаюсь на мягкую кровать, в ворох простыней. То, что происходит между нами, уже давно не поддается логическому объяснению слова «отношения». Натянутые за мельчайшие нити воспоминаний, они больше начинают походить на пугающий цирк, клоуны которого с радостью в глазах и оглушительным смехом режут на части посетителей. «Доминировать или умереть», вот как можно это описать, только роли порой меняются настолько быстро, что в итоге обычная забава превращается в настоящее выживание. Убивая друг друга изнутри, мы пытаемся сохранить хотя бы толику нормальности, но в последнее время получается только хуже.       Он садится на меня верхом, пытаясь оседлать мои бёдра, опираясь кистями рук о грудную клетку так неожиданно и сильно, что из лёгких, будто прессом, резко выдавливает весь воздух. Наклоняется и щекочет небольшим ветерком мой нос. Дразнит уже хотя бы тем фактом, что является сейчас в более свободном и выгодном положении, чем я, но это только если смотреть с физической стороны. Зависимые на психологическом уровне, мы держим сердца и души друг друга одинаково крепко. Поочерёдно то сжимая, то разжимая тиски своих кулаков и принося тем самым океаны невыносимой боли, состоящей из удовольствия, которое неторопливо нас убивает.        Руслан наклоняется ещё немного и целует, опять покусывая уже немного засохшие ранки. Мозг, обманывая и провоцируя, пытается заставить поверить в то, что на моих губах вовсе не поцелуи, а сотни иголок впивающихся в чувствительную кожи. Я тихо стону, когда он не спеша проезжается цепкой материей джинс по бугорку, который от начала нашего «разговора» поднимался, не взирая ни на что.       Руслан растягивает меня непозволительно долго, наслаждаясь, но принося вместе с нарастающим возбуждением ещё и дискомфорт. За подобные ощущения мне хочется отомстить и тоже помучить его хоть как-то. Поэтому, поддаваясь бёдрами вверх и изворачиваясь, провожу рукой по его эрегированному члену. С усилием сдерживая собственные стоны, в награду получаю животный рык со стороны Руслана, от которого в голове окончательно туманится. Тушенцов почти рвёт на мне футболку, усмехается, оставляя на груди алые поцелуи, которые распускаются по телу замысловатыми ветвями.        Он уже давно возбуждён точно так же, как и я, поэтому, в каком-то смысле, наконец-то ломаясь, он быстро снимает одежду с себя. Оставаясь в одном белье и носках, с меня он стягивает абсолютно всё. При этом постоянно скалясь и облизывая губы, он не забывает о синяках и засосах, нажатия на которые делают из меня игрушку. Его горячие руки скользят по моему телу, словно пытаясь разрезать пальцами кожу, будто во всех местах и сразу, это сводит с ума. Своими действиями он высасывает из меня жизнь, оставляя надруганную оболочку тела валяться так, чтобы иногда скользить взглядом по моей беспомощности. Совсем забывая о том, что у меня есть душа и что от подобных действий её остатки гниют на болоте самозабвенности. Бледная кожа, вперемешку с разными оттенками цветов от ран, превращается в странную картину, которую на рынке современного искусства можно было бы продать за огромную сумму. Руслан, прикусив нижнюю губу, бесстыдно рассматривает меня с самых смущающих сторон. Даже тот факт, что мы давно встречаемся, не отменял того странного чувства стыда и детской обиды. Я был открыт. Я был подавлен. Я был, наверное, сломан.        Тушенцов до беспредела красив, когда полностью отдаётся процессу. Он опять начинает неспешно наклоняться, хватая меня за ноги и закидывая их себе за плечи. Впивается в мои губы, улыбаясь в поцелуй, приставляя головку к входу. Сжимая ладони в крепкой хватке на моих лодыжках, одним, рвано быстрым движением, парень входит наполовину. Хоть подобное у нас происходит не в первый раз, всё равно сначала от резкости чувствуется неожиданный приход колючей боли и только после она тонет в удовольствии. Я сжимаю пальцами рук простыни под собой, а пальцами ног воздух за спиной Руса.       Неконтролируемо сжимаюсь ещё и внутри, сокращая разработанные мышцы, и Тушенцов сразу это замечает, поскольку у него в глазах резко белеет, а потом становится черно. Он жмурится, выдыхая через рот, и, я уверен, теряет внутреннюю точку опоры. Через боль, смешивающуюся с животным желанием, он делает ещё один толчок, входя на полную длину, всё так же продолжая целовать меня. Уже через пару мгновений, я, не имея усилий сдерживаться, тихо постанываю, и тем самым рушу все не нарочно выстроенные преграды.       Руслан, осознавая, что больше не сможет сделать мне невыносимо больно, начинает вдалбливаться в моё тело настолько яростно, что ещё чуть-чуть и я пропаду. Истлею, исчезну, растворюсь. Каждый толчок сопровождается нашими стонами. Его сладкий голос возбуждает не меньше, чем каждое его движение. Благодаря этому, я почти перестаю замечать тот факт, что скоро на моих лодыжках, как и по всему остальному телу появятся синяки. В его руках я топлюсь, словно лёд на огне. Охотно отдаюсь и отвечаю каждому прикосновению, при этом стараясь принять его как можно глубже в себя.        Истома в паху нарастала, у меня дрожало всё тело, и я не мог это контролировать. Будто оно и не моё вовсе. Руслан крепко держал мои руки, скользил ладонями по груди, бокам и животу. Одного его прикосновения к моему члену хватило.        Ещё пара движений и я изливаюсь себе на живот, сжимая Руслана внутри так сильно, что место для каких-либо дальнейших движений пропадает, и он тут же кончает следом.       Наконец-то отпуская ступни, он падает сверху на меня, громко дыша и пачкаясь в каплях спермы на моей коже. Теперь в полной мере могу ощутить, насколько горячими мы были всё это время. От музыканта пахнет потом, вовсе не воняет, а наоборот, привлекает ещё ближе. Ведь Руслан, как не странно, пахнет самим собой. С его волос на мою шею скатываются капли и, щекоча, ползут куда-то за спину. Он поднимает голову с моего плеча и с затуманенным взглядом начинает вожделенно и устало шептать:       — Как же я всё-таки тебя нена… — но договорить ему не дано, поскольку я затыкаю столь повсеместно желанные губы поцелуем. В конце концов, оторвавшись от парня я так же, как и он, пару мгновений назад смотрю возлюбленному в глаза и улыбаясь, почти неслышно произношу:       — И я тебя, Руслан. — Его губы поджимаются, а сердце пропускает удар.