You're the shit and i'm knee-deep in it

Исак всегда был человеком науки. С тех пор как родители подарили ему первый набор юного химика (Исаку было три, и он не понимал ни хуя, кроме того, что два смешанных цвета дают третий, вау), он был заворожен естественными явлениями и процессами, как все сочетается друг с другом и создает этот прекрасный сложный мир. Он надирает всем зад на лабах (если количество тех, кто пиздит его конспекты, достаточный показатель), его мозг постоянно что-то анализирует и переанализирует (что довольно-таки хреново сказывается на его личной жизни, но заебись на учебе), и даже будучи самым прожженным скептиком, Исак свято верит, что всему на свете есть объяснение, пусть часть доказательств еще предстоит найти. Чему точно нет логического объяснения, так это тому, какого хрена Эвен выглядит так сексуально каждый ебный раз. Это, типа, идет вразрез с наукой. Исак получает практически отличные отметки, он собирается стать идеальным кандидатом для большинства интернатур, которые ему интересны, и все еще не может понять, с какого перепугу Эвен продолжает оказывать на него такое воздействие. И это после шести месяцев зубодробительно платонической дружбы. Исак слишком погружен в горе, чтобы заметить, что причина его печали идет прямо к нему. Он реагирует слишком поздно и едва успевает закинуться остатками вина в фужере до того, как Эвен начинает деликатно покашливать где-то за его спиной. — Тебе понравилось? — спрашивает Насхейм, выглядя при этом ну слишком нервно. По большому счету мнение Исака имеет значение от слова «нихуя»: его критерий оценки кино измеряется его же плебейскими вкусами, и Эвен ни разу не упустил возможности проехаться по любви Исака к «Трансформерам». Они веселые, окда? И иногда людям просто необходимо увидеть, как что-то взлетает на воздух. Лично Исак винит в этом годы гиперкомпенсации, когда он скрывал свои сексуальные предпочтения и был вынужден демонстрировать маскулиность двадцать-четыре-на-семь, но, если уж быть предельно честным, то даже вылети он из утробы матери с ног до голов увешанный радужными флажками, его вкус в кино все еще оставлял бы желать лучшего. Эвен сверкает розовыми от вина щечками и протягивает Исаку полный фужер, который тот с благодарностью принимает. Краем глаза он весь вечер следил за Эвеном. Глаза Насхейма светятся радостью после разговора с профессором, так что все, видимо, прошло хорошо. Неудивительно. Творение Эвена явно выигрывало у всех представленных короткометражек. Под конец Исак даже сбежал в туалет, чтобы стереть парочку слезинок, но от красноты он избавиться не успел. — Знаешь, ты не помрешь, если хотя бы раз снимешь фильм со счастливым концом, — шмыгает он. Эвен улыбается еще шире, и в какой-нибудь параллельной вселенной точно есть Исак, которого это совсем не волнует. Жаль, что не в этой. — Ау, ты расстроился? — Они были так влюблены, гандон, нахрена ты заставил Ланса переехать в Америку, когда Оливер наконец-то решил признаться в своих чувствах? — Великие романы невозможны без трагедии. Исак тычет пальцем в грудь Эвена. — Как будущий врач я официально заявляю, что у тебя нет сердца. Ага. Невозможно, чтобы кровь по твоим венам гоняло именно оно. Ты уверен, что на днях не приносил в жертву богам девственниц? Или получал диплом Черной Магии? Эвен не отказывает себе в удовольствии серьезно поразмышлять на заданные вопросы. — Ну, я уверен, что никого не убивал, но шанс всегда есть. — Если ты окажешься убийцей, я отзову свою дружбу. — Я думал, что мы разойдемся из-за моего дибильно-пафосного вкуса на фильмы. Ты понижаешь планку? Не знай я наверняка, подумал бы, что действительно нравлюсь тебе. Исак отмахивается. — Я привык к твоим тупеньким фильмам. На дне глаз Эвена загорается огонек. — Признай, «Ромео + Джульетта» пробудил твои чувства. — Конечно, грусть и отчаяние. Иногда мне кажется, что тебя заводит, когда я грущу. Взгляд Эвена становится мягче. — Это не так. Я ненавижу, когда тебе грустно. В Исаке слишком много алкоголя, чтобы разбираться с трепетом своего сердца. Каждый раз, когда он решает, что все, ему наконец-то удалось обуздать собственные чувства и теперь он может просто дружить с Эвеном, тот делает все возможное, чтобы доказать обратное. На данном этапе Исак не уверен, то ли он очень и очень тупой, то ли Эвен очень и очень хороший, но, в любом случае, Исак остается с нежелательной влюбленностью и целым вагоном чувств и эмоций, которых слишком много, чтобы с ними мог справиться мальчик в двадцать один годик. Да ебаный ж ты в рот! Год назад Магнусу пришлось хлопнуться в обморок, чтобы Исак признался, что был влюблен в лучшего друга. Да, у Исака эмоциональный диапазон капустного листа или плесневелого хлеба. — К тому же, ты должен знать, что мой следующий проект заканчивается очень счастливо, — самодовольно продолжает Эвен. Исак выгибает брови. — Не верю. — Это потому, что ты брюзга с атрофированным чувством веры в людей. — Когда я поверил тебе в последний раз, нас чуть не арестовали из-за того, что тебе приспичило поплавать в три часа ночи. Эвен поднимает руки, сдаваясь. — В свою защиту скажу, что понятия не имел, что те люди будут дома. — Это был буквально их дом. Они уже спорили по этому поводу — сначала в ту же ночь, потом снова и снова. Это будто биться головой об стену. Исак понятия не имеет, откуда у него только берется это необъяснимое желание при каждом удобном случае напоминать самому себе, что он фактически готов сделать для Эвена все, что угодно, даже при учете абсолютной осведомленности, что его чувства не взаимны. Все равно на следующей неделе возникнет очередная дикая идея, очередное приключение, на которое Исак не сможет сказать «нет» перед полной силой выжидательного взгляда Эвена. — Они могли бы учтиво оставить нас одних. С их стороны было чудовищно неприлично разрушать мое видение искусства. Исак качает головой. — Все еще не могу поверить, что ты вставил эту сцену в фильм. В картине Ланс и Оливер целуются в бассейне — тем самым жгучим поцелуем, в котором сосредоточена вся страсть самопознания и первой любви, и это совершенно точно не то, как закончился вечер Исака и Эвена. В тот самый день Эвен вытащил его с вечеринки, пообещав МакДональдс в конце пути (Исак пошел бы за ним даже предложи он тако из круглосуточной забегаловки, от которых у Исака бесконтрольные газы, но Эвену знать об этом совершенно необязательно). Тот самый вечер закончился побегом от копов и почти падением Эвена лицом в землю, потому что джинсы, запутавшиеся у лодыжек, явно не помощники в спринте. Насхейм винил во всем хреновое планирование, а Исак тихонько радовался. Идея увидеть Эвена в любой стадии обнаженки грозила аритмией. Необязательно быть будущим врачом, чтобы знать — нет нихуя здорОвого в том, что одним своим присутствием Эвен шлет инстинкт самосохранения Исака к херам. Однажды Эвен уже отверг его, так что незачем разбивать сердце снова, да и Исак пережил всю эту чухню, честно. Просто его слегка смущает тот факт, что он, пьяный вхламину, бросился на шею парню спустя несколько минут знакомства только, чтобы получить в ответ мягкое, но уверенное «не стоит». Нежное касание рук Эвена и тепло его голоса ни капли не подсластили пилюлю отказа. Медленное зарождение дружбы тоже делу не помогло, но Исак ни за что на свете не отказался бы от нее. Эвен остался в его жизни, и знание того, что Исак недостаточно хорош для ничего не значащего перепиха, отлично отрезвляет, знаете ли. Он не может винить Эвена за то, что тот любит секс, или что он горячий, умный и дико талантливый, чтобы никогда не страдать от его отсутствия. Исак тоже не монашка. Секс протрясающая и великолепная штука, но она была бы еще круче и приятнее, происходи она с Эвеном на постоянной основе примерно до конца вечности. В такие моменты, когда Эвен игнорирует миллионы людей, которых он мог бы пригласить на показ, в пользу невежественной задницы Исака, он думает, что все не так уж и плохо. Он готов на все, чтобы оставить Эвена в своей жизни, даже если это значит прятать свои чувства в самом дальнем и пыльном чулане своего сердца, который никто и никогда не найдет. Не зря же Исак годами тренировался обманывать всех вокруг и себя самого. Он просто траванет эти сраные бабочки в животе печалью о матери и тем одним воспоминанием, когда он случайно увидел член Магнуса. Внезапно Эвен в ужасе распахивает глаза. Инстинктивно Исак разворачивается к источнику такой реакции, но отчаянное «нет» от Эвена заставляет его крутнуться обратно. — Какого хрена, чувак? — Не смотри. Я переспал с той девушкой прямо за тобой на прошлой неделе, и мне кажется, что она до сих пор ненавидит меня за то, что я не перезвонил. Разумеется это значит, что Исак совершенно точно и безотлагательно обязан проигнорировать звуки умирающего кита, которые издает Эвен, и развернуться. От вида девушки Исак едва может вздохнуть. О, какой он долбоеб, раз решил, что со временем станет легче. Как только его глаза воспринимают девичью красоту, а мозг обрабатывает тот факт, что Эвен целовал ее полные губы и запускал пальцы в кудрявые волосы, знакомое разочарование машет ручкой из района груди. — Почему ты не перезвонил? — спрашивает он. — Она миленькая. — Наверное, я ищу нечто другое, — взъерошивает волосы Эвен. — Типа фетиша? Потому что я точно знаю, что для этого существует парочка специальных сайтов. До тех пор, пока все безопасно, вменяемо и по полному согласию, я не буду судить… — Ты знаешь, о чем я, — зыркает на него Эвен, на что Исак только поджимает губы. Проблема в том, что действительно знает. За последние несколько месяцев Исак обзавелся собственным списком случайных связей, но ни одна из них не длилась больше парочки недель и тем более не доросла до статуса отношений. Джон, студент-физик, почти стал его бойфрендом. Но даже его оживленные споры о квантовой теории не смогли удержать интерес Исака надолго. Может, если бы они встретились в другое время, может, если бы Исак не успел безвозвратно отдать свое сердце Эвену. «Нечто другое» Исака — человек прямо перед ним. Он делает еще один глоток вина. Постоянная подпитка алкоголем — лучшее средство, чтобы не разреветься от того факта, что Эвен спит с другими людьми (горячими, умными, успешными и, несомненно, умеющими заваривать любимый травяной чай Эвена). Каким-то образом ему удается не опрокинуть в себя весь бокал вина за один подход, как он сделал бы, будь с ним его парни, и это маленькая победа. Исак Вальтерсен растет. — Я все еще не понимаю, что ты ищешь. Ты типа уже мог трахнуть своего соулмэйта и не заметить, — говорит Исак, зарабатывая печальный вздох от Эвена. — Если я уже встретил свою пару, это не кто-то из тех, с кем я спал. Поверь мне. — Откуда ты знаешь? Ты же никогда не встречаешься с ними дважды — И этому есть причина. Должно быть, дело в вине, но Исак не может сдержать легкую обиду в голосе: — Твои невозможно высокие стандарты? — Теперь ты звучишь как Юнас. Только потому, что он и Ева встречаются уже вечность… Исак фыркает. — Бля, не напоминай. Я видел их пару дней назад, и, кажется, им удалось оторваться от лиц друг друга минут на десять. Это можно считать прогрессом. Слава Богу, Исак вырос со времен первого года в Ниссен. Тогда тусовки с Юнасом и Евой напоминали приступ гастрита, а теперь максимум его расстройств — легкое раздражение, когда друзья начинают сосаться слишком долго. В лучшие дни он с них даже умиляется. Если Исак-студент и умудрился сделать хоть что-то хорошее, так это вырасти из всех своих влюбленностей в недосягаемо гетеросексуальных мальчиков. Он перешел на недосягаемо пансексуальных мальчиков, что, объективно говоря, несколько хуже. У Исака была парочка месяцев, чтобы проверить эту теорию, и результаты говорят сами за себя. В любом случае, у него еще куча времени, чтобы все перепроверить. К счастью, Эвен прерывает этот довольно печальный поток мыслей: — Ты не лучше. Что случилось с тем последним парнем, который постоянно проливал кофе на джинсы? Джо? Джек?  — Джон, — поправляет Исак. — Он учится в магистратуре. Проливать кофе на все подряд это фактически требование, чтобы получить диплом. Эвен морщит нос. — Я всегда думал, что он сноб. Внезапно Исак выходит из себя. Он и сам прекрасно знает, что те парни, у которых он вызывает интерес, никогда не сравнятся с Эвеном, и ему совершенно точно не нужно лишнее напоминание, тем более от Насхейма. — Он всего лишь плохо сходится с людьми. — Между неловкостью и напыщенностью большая разница. Исак трет виски. — Эвен, ты спорил с ним из-за его восприятия «Бойцовского Клуба». — Не моя вина, что он не понимает фильмы. — Он изучает теорию струн. — Вот именно. Пафос, — фыркает Эвен. Исак практически решает напомнить Эвену, что его последнее увлечение иранским кино может быть самим определением пафоса (Исак в красках представляет, как раскрывает словарь и находит там фото Эвена, активно жестикулирующего и объясняющего, как кинематограф повлиял на развитие пост революционного Ирана), когда с лица Эвена сходит вся краска. — Чт… — почти спрашивает Исак, но потом оборачивается, и источник ужаса Эвена являет себя сам. — Привет, Мэлани, — обращается Эвен к рыжей девушке, которая каким-то неведомым образом умудрилась оказаться совсем близко. Исак свою невнимательность полностью спихивает на побочку от присутствия Эвена в радиусе пяти метров. Обычно Насхейм технично избегает таких ситуаций, но то, как неловко он переминается с ноги на ногу, говорит яснее любых слов — запасного плана у него нет. Событие настолько эпохальное, что Исак просто не может отвести взгляд. — Эвен, — холодно отвечает Мэлани. — Как дела? — Исак впечатлен тем, как быстро Эвен берет свои нервы под контроль достаточный, чтобы продолжать улыбаться. Он понятия не имеет, как в одном человеке может быть столько шарма, кто вообще такое позволил. Эвен хреново биологическое оружие на ножках, призванное поражать людей в самые сердечки. — Все хорошо, — Мелани тянет за одну из своих идеальных кудряшек, и это могло бы быть очень мило, не будь Исак таким влюбленным геем. — Я на свидании, знаешь ли. — О? — бровь Эвена удивленно взлетает вверх. Девушка машет рукой в сторону хорошо одетого мужчины, стоящего возле двери в уборную. Очевидно, что на нем настоящий строгий костюм, а не студенческие обноски большинства гостей. — Джеймс здесь ради брата. А так, он юрист в одной из крупных компаний, что в центре города. Совсем недавно вернулся из колледжа в Америке… — Ты собираешься дать нам полное резюме? Мне добавить его в сети на LinkedIn*? — ляпает Исак. Слова вылетают неожиданно для него самого и, если верить слегка увеличившимся глазам Эвена, удивляют и его. Исак с легкостью представляет, как Нура отчитывает его за излишний сволочизм. Ему не за что обижаться на Мэлани, да ей даже звездочку за смелость можно дать, раз решилась так браво подойти к Эвену, но суть в том, что она видела ту сторону Эвена, которая никогда не будет доступна Исаку. Он честно ненавидит неуверенность и зависть, поселяющиеся где-то в подкорке, но этого недостаточно, чтобы заставить их уйти. Мелани скрещивает руки на груди. — А ты кто такой? Эвен обнимает Исака за талию, и это факт, что Вальтерсен не превращается в горстку пепла прямо на месте — чудо похлеще второго пришествия. — Моя пара. Исак почти давится вином и немножко разочаровывается, что этого так и не происходит. Может, если он умрет прямо сейчас, бесконечная вереница «какогохуя» в голове подойдет к концу. — Я… Эвен щипает Исака за локоть, и тот мигом захлопывается. А потом кивает в духе болванчика. — Пара. Совершенно точно. У нас же свидание. С Эвеном, — частит он, изо всех сил надеясь, что голос пищит не так уж и сильно. Для пущей убедительности Исак похлопывает Эвена по плечу, занимая руки. Всегда есть вероятность, что, если не отвлечется, он сделает что похуже, например, коснется спины Эвена, прости Господи. Глаза Мелани в секунду превращаются в щелочки. — Не знала, что ты гей. Эвен вздыхает в полном соответствии со своим видом человека, который слышал эту фразу слишком много раз. Исак не утверждает, что сам стал экспертом сексуальных ориентаций за время своего пути из шкафа, но он выслушал достаточно лекций от Махди — своего второго лучшего пансексуального друга — чтобы разделить вдох Эвена. — Я не гей, — возражает Насхейм, но продолжать явно не собирается. Исак не может отрицать самодовольство, приятно разлившееся в груди от вида замешательства на лице Мэлани. Да, он говнюк. Но вряд ли Нура заставит его извиняться перед богами феминизма за легкую неприязнь к невежественной гетеросексуальной девочке. Если они в чем-то и согласны друг с другом, так это в своей нелюбви к агрессивному натурализму. В этом и том факте, что Эскилю пора перестать лезть в личные жизни всех вокруг, но с этим они поделать ничего не могут. Джейс выбирает неебически идеальный момент, чтобы явиться народу. Мизинчиком он цепляется за мизинчик Мэлани, и Исак едва удерживается от того, чтобы закатить глаза. Им что, двенадцать? Опустим тот факт, что если бы он сделал так с Эвеном, это было бы охуеть как мило. Этого никогда не случится, так что он может судить кого и когда угодно. Джеймс протягивает руку Эвену. — Привет, ты Эвен, да? Я только что разговаривал с твоим другом, Рахимом. Мне очень понравился твой фильм. Эвен колеблется, прежде чем пожать руку Джеймса. Исак догадывается, что это слегка неловко, раз уж их пальцы были внутри одной женщины. — Спасибо. — А свет? Потрясающе. И конец, будто по почкам ударили. Эвен сжимает челюсть. Обычно он принимает вид довольного петуха, когда кто-нибудь хвалит его работы, и совсем не выглядит злым — Исаку довелось наблюдать его деланную улыбку, когда похвала касалась внешности Эвена, он предпочитает скрытое соблазнение, но если речь заходит о фильмах, Насхейм загорается, словно лампочка. Это случается достаточно часто, чтобы Исак успел запомнить мягкое удивление в его глазах, удовлетворенный изгиб губ. Он прекрасно осведомлен о прошлом Эвена, чтобы понять как сложно тому дался путь наверх. И именно поэтому Исак специально пропустил групповые занятия исключительно, чтобы поддержать Эвена. Наблюдать Насхейма в такой атмосфере — бесспорно стоит того, чтобы завтра задержаться в университете допоздна. — Рад, что тебе понравилось, — осторожно отвечает Эвен. Джеймс разворачивается к Мэлани. — Детка, ты готова идти? Хлопая длинными ресницами, девушка приникает своей грудью к его. — Определенно. Давай вернемся к тебе, — она бросает на Эвена такой быстрый взгляд, что Исак едва успевает уловить его, но она не такая уж осторожная, да и не хочет таковой быть. Эвен, должно быть, тоже не слепой, потому что наклоняется к Исаку и целует его в щеку. Он намеренно замирает на секунду дольше необходимого, и Исак уже знает, что еще несколько дней будет чувствовать это касание всем телом до самых кончиков пальцев на ногах. У него кружится голова и трясутся руки, но когда он наконец-то умудряется посмотреть на Эвена, тот выглядит так, будто все произошедшее — само определение нормальности. Невообразимо спокойная улыбка Насхейма заставляет Исака сжать руки в кулаки и задуматься, заметил бы Эвен, если бы Исак сдох прямо здесь и сейчас. Он очень надеется, что да — тогда Эвен понял бы, что любил Исака все это время, поцелуй любви воскресил бы его из мертвых, и жили бы они долго и счастливо. Не в этой вселенной. В этой вселенной Исак вообще не уверен, что долго и счастливо существуют в принципе. Каким-то чудом ему удается сохранить достаточно сознания, чтобы услышать, как Эвен говорит: — Мы тоже едем домой. Удачного вечера, — искренне улыбнувшись Мэлани (что, Исак знает, выбесит ее куда сильнее всего остального), Эвен тянет его к столику с вином и, как только они пропадают из поля видимости сладкой парочки, начинает сдавленно ржать. — Этот парень выглядел так, будто ему палку в зад засунули. Или нет, ему как раз этого и не хватало, — выговаривает Эвен, качая головой. Когда Исак, никак не реагируя, продолжает пялиться в пустоту, он машет рукой перед его лицом, а потом озабоченно хмурится. — Исак, ты в порядке? Вальтерсен часто моргает, возвращаясь в реальность. — Все хорошо. Абсолютно. Лучше не бывает. Это такая хуевая ложь. Удивительно, как Эвен ведется на это. Иногда Исаку кажется, что он буквально ходит с огромным неоновым знаком «собственность Эвена Бэк Насхейма» вокруг сердца. Слепота Эвена, возможно, куда больше говорит о нем самом, нежели об Исаке, но прямо сейчас он дохуя благодарен избирательной незрячести друга относительно того, кто волнуется за него выше всяких пределов. — Спасибо, что подыграл. Я знаю, что это хреново выглядит, но это мой вечер, да? Я очень четко предупредил ее, что не собираюсь ввязываться в отношения. Против воли Исак напрягается. Он в курсе. Раз за разом он видел доказательства этой позиции, тысячу раз слышал ее подтверждения от Эвена лично. После конца его пятилетних отношений с Соней он не готов начинать что-то новое, что-то, что может закончиться так же плачевно. Эвен кристально ясно дал понять, что никому не позволит снова протащить себя через ад. Часть Исака уважает это решение, но другая — гораздо большая в размерах — хочет въебаться в сраную стену за то, что позволил себе эту кроху надежды просто потому, что они с Эвеном, блядь, друзья. Эта дружба наоборот превращает его в настоящего предателя. Эвен не просил любви. Так что Исак не хочет, чтобы Эвен жалел о собственных решениях. Он заслуживает счастья, а не полную глотку нежеланных чувств. — Обычно ты более избирателен в случайных связях, — заявляет Исак. — Ну, мы не успели как следует поболтать прежде, чем оказались в койке, — замечает Эвен. Исак тут же представляет, как именно Насхейм склеил девушку: использовал свое фирменное подмигивание, одновременно жалкое и до одури милое, низким голосом прошептал парочку нежностей…. Желудок Исака скукоживается до размеров горошины. Хреновый ход мыслей. Эвен глубоко вздыхает и делает еще один глоток вина. Очевидно, он не отказался бы от чего покрепче, и Исак, покачивая в руке собственный бокал, полностью разделяет его мнение. Именно поэтому он и не фанат винишка: в чем смысл способности пьянеть быстро, если выпивка едва туманит твой мозг? — Как думаешь, я плохой человек? Иногда мне кажется, что да. — Конечно нет, — горячо отрицает Исак. — Точно не ты. — И что это значит? — Не заставляй меня говорить это, — Исак закатывает глаза. — Ты лучший человек, что я знаю. Помогаешь бабушкам переходить дорогу, волонтеришь в местном приюте для бездомных, и не забывай о том разе, когда ты буквально спас котенка с дерева. Чувак, ты кто такой вообще? — Но я не оставил котенка себе. А должен был. Что, если она так и осталась в приюте? — Тебе нельзя иметь животных из-за аренды, придурок, — заявляет Исак, но в его голосе сквозит неприкрытая гордость. — Никто бы не заметил. — Ты едва справляешься со стиркой, о каком живом существе может идти речь. — Но приюты для животных такие депрессивные, и я просто оставил ее… Исак трет виски. — Не могу поверить, что мы спорим о последствиях незаконного владения кошкой. Об этом я и говорю, кстати. Ты гораздо лучший человек чем большинство тех, кого я знаю, а я, между прочим, провожу жизнь в общении с врачами, которые реально спасают жизни, так что… Губы Эвена трогает робкая улыбка. — Даже если я сплю со всеми подряд? — Делай со своим членом, что хочешь. На дворе 2017. Ты же не Крис Шистад. Судя по последним сплетням, он встречается со школьницей, — Исак понижает голос. — Мне кажется, девушки его возраста хреново влияют на его самоуверенность. Эвен присвистывает. — Крис Шистад довольно низкий критерий. — Ты знаешь, о чем я. К тому же, ты никого не обманываешь, — уж Исак-то знает. После той ночи, когда они только познакомились, Эвен четко предупредил, что ничего между ними не будет. С тех пор Насхейм являет собой Грааль лучшего друга и тщательно следит, чтобы касания не задерживались, а Исак не мог уловить в его словах двойной смысл. Игнорировать тот вечер было легко: всего лишь представлять, что напился тогда, как скотина, и словил избирательную амнезию. До тех пор, пока оба они придерживаются этой тактики, Исак в шоколаде. Но иногда, когда они снова пьяны и стоят слишком близко, Исака так и подмывает спросить, что именно делает его таким нежеланным. Он знает, что не такой уж и страшила (другие парни говорили, что это не так), так что причина должна быть в чем-то еще, в том, что он не видит, что настолько уродливое, что он предпочитает игнорировать. Однако он справляется с этими позывами. Потому что не уверен, что хочет услышать честный ответ. Эвен смотрит на него как-то странно, задумчиво. — Иногда я просто… Исак поднимает взгляд от своего бокала. — Чего? — Ничего, — лицо Эвена украшает широченная улыбка, стирающая малейший намек на странность. — Давай надеремся и насладимся вечером, а? Исак чокается с ним бокалами. — Спорим, я выпью больше, чем ты. — Ты и твоя потрясающая способность пить? — давится Эвен. Исак удерживает взгляд и говорит: — Смотри. А потом осушает бокал в один заход. — Это такая хреновая идея, — говорит Эвен, но повторяет. Правда в том, что это хуевая идея. Дружить с Эвеном, бегать за ним словно потерявшийся щенок, даже если Насхейм не собирается отвечать на эти чувства взаимностью. Исак в очередной раз подставляется под разочарование. Когда-нибудь вся эта хрень прилетит бумерангом прямо по темечку, и Исак останется с разбитой дружбой и сердцем. Эвен не из тех, кто станет намеренно игнорировать Вальтерсена, когда узнает о его чувствах, но Исак не собирается заставлять Эвена плескаться в болоте неловкости, постоянно крутясь рядом. Он же не совсем скотина. А потом, когда Эвен протягивает ему еще один бокал и выгибает брови, беря Исака на слабо, ему становится кристально похуй. * Блядь, он в такое говнище. В последний раз такая хрень была на дне рождения Вильяма в прошлом месяце. Они пришли туда из чистого принципа, чтобы показать, как здорово Нуре без него. Исак тогда спиздил бутылку джина, которая стоила больше, чем аренда их с Юнасом квартиры за полгода, и не пожалел об этом ни секунды, даже когда протрезвел. Вильям в состоянии пережить легкую потерю денег. Может, это даже принизит его заносчивую задницу. Шансов, конечно, мало, но Эвен всегда выступает за второй шанс, так что какая, нахрен, разница. Кстати об Эвене. Ну что за красавчик. Что за абсолютно потрясающий и великолепный парень, а. Такой потрясающий и великолепный, что продолжает водить пальцами по волосам Исака, как тому и нравится, даже когда Исак икает ему в плечо. Каким-то образом они мигрировали из кинозала на скамейку снаружи. Алкоголь поддерживает тепло, кстати. Он и вес руки Эвена вокруг талии. Исак достаточно пьян, чтобы вообразить, что Эвен прижимает его ближе. — Может, вернемся? — заплетающимся языком спрашивает Исак. — Тебя, наверное, ищут. Эвен зевает, чуть сдвигая голову Исака, покоящуюся у него на груди. — Пофиг. Проживут одну ночь и без меня. — Скоро же вручение наград, нет? Исак пытается достать телефон из кармана, но его рука безвольно повисает вдоль тела. Так даже лучше. Время, затраченное на поиски телефона, это время, проведенное без сопения в рубашку Эвена, так что Исак останавливается на втором варианте. Насхейм обнимает его покрепче и притискивает ближе, и да, охуенное решение. — С чего ты взял, что я что-то выиграл? — весело спрашивает Эвен. Он уже не пьет так много — его лекарства и биполярка вносят свою лепту. Исак несколько месяцев не видел его пьяным, но думает, что это даже круто. Эвен не такой замкнутый, свободнее в выборе слов, свободнее с Исаком. Ожидаемый укол вины уже подбирается к внутренностям, но Исак топит его в очередном глотке из бутылки вина, которую благородно спас из бара. Не сегодня. Пусть его мозг отдохнет хотя бы один вечер. — Потому что ты хорош, — просто отвечает Исак. — Ты предвзят. Вальтерсен закатывает глаза. — Я весь вечер только это и слышу. Типа «эй, ты с Эвеном, да, он такой потрясающе талантливый, когда-нибудь о нем узнает весь мир». Это, знаешь ли, даже бесит. Все считали, что я тут в качестве твоего парня, — когда Эвен не отвечает, Исак неловко кашляет. — Дикость, да? — Мы же притворялись. — Из тебя все равно хреновый бойфренд. Эвен ахает. — Ты ранишь мою честь. Я замечательный бойфренд, чтоб ты знал. — До или после того, как доводишь свою пару до алкогольного отравления? Эвен хватается за сердце. — Ты взял меня на слабо. — И? — делает еще один глоток Исак. Эвен тычет в него пальцем, пытаясь обвинить, но едва сдерживает смех. — Ну ты и трепло… кто решил спиздить целую бутылку после трех бокалов? — Кто помог мне отвлечь бармена? — Ты начал эту хрень, когда надуваешь губы и выглядишь таким грустным… — Эвен Бэк Насхейм, — очень серьезно выговаривает Исак. Ему даже удается приподняться с груди Эвена и сесть прямее. Эвен все еще чуть ли не ржет, говнюк. — Это тест твоего будущего. Когда ты станешь великим режиссером, тебе придется иметь дело со всеми этими дивами, так? Они будут ныть, будут дуться, и что ты собираешься со всем этим делать? Эвен открывает рот, чтобы ответить, но Исак перебивает: — Тебе нужно научиться говорить «нет». Видишь, я оказываю тебе услугу. Чем раньше ты перестанешь быть таким милым, тем лучше для тебя же. В следующий раз, когда я попрошу тебя помочь мне с кражей, что ты скажешь? — Нет? — Именно. — Даже если ты начнешь угрожать забрать весь мой гель для волос? — Чувак, ты же знаешь, что я слишком ленив для этого. Ты хранишь этот гель повсюду. Как-то раз я нашел его в посудомойке. — Я всегда должен быть наготове, — объясняет Эвен. — Красота никогда не отдыхает. Исак фыркает. — Тебе это не нужно. Твои волосы выглядят отлично и так, — он тянется, чтобы провести пальцами по непослушным прядям на голове Эвена. Тот задержался на смене в КВ и не успел воссоздать свой фирменный рожок мороженого из волос. Исаку такой Эвен нравится даже больше: он выглядит мягче, ранимее, становится похож на ту версию себя, с которой Исак и знакомился, а не на мачо, маску которого Эвен напяливает для профессоров и сокурсников. Он не улавливает, что это не то, чем они обычно занимаются, пока дыхание Эвена не начинает подрагивать, а потом становится слишком поздно. Когда Исак одергивает руку, реальность вокруг него почти рушится. Он почти полностью залез на колени Эвена, пока они разговаривали, а теперь процесс возвращения на свое место кажется слишком сложной миссией для пьяного мозга Исака. Ебаные гормоны, ебаные чувства, ебаный Эвен, у которого, блядь, хватило духу существовать. Лицо Исака все еще покрывают красные пятна, когда рука Эвена опускается ему на бедро, удерживая на месте. — Мы можем обниматься. Я не против. Ты все время такой угрюмый, что мне кажется, что все, что тебе нужно — это очень большие обнимашки. Исак грустно давится воздухом. — Мне нужно кое-что побольше обнимашек, дружок. Оглядываясь назад, Исак должен был предвидеть это. Но он все еще пищит, когда Эвен обвивает его тело своими длиннющими руками и притягивает к себе. — Не недооценивай силу моих объятий. — Ты такой странный, — бубнит Исак, прижатый лицом к рубашке Эвена. — Это ты странный, — отвечает Эвен, и Исак щекой чувствует рокот в его груди. И это все. Слишком много. Исак фактически собирается помереть. Самым лучшим решением для всех сторон будет ебаный побег Исака, но Эвен убивает всю идею на корню, сжимая еще крепче. — Чувак, пусти меня. — Нет, пока не улыбнешься. Исак растягивает губы в оскале. — Я улыбаюсь, — шипит он сквозь зубы. Эвен проводит пальцем по его нижней губе. — Настоящей улыбкой. — Это невозможно, — фырчит Исак. — Иначе это будет значить, что твоя хрень подействовала на меня. Эвен хлопает его по кончику носа. — Признай уже. Ты любишь меня. Сердце в груди Исака стучит как бешеное. Эвен ничего не имеет в виду: он не может знать, да и слишком пьян, чтобы понять, что происходит, но руки Исака все равно дрожат, и внезапно ему слишком жарко в коконе объятий. Он хочет уйти. Хочет остаться так навсегда. Быть с Эвеном — словно ходить по тонкому лезвию между чистым наслаждением и чистейшей пыткой, и пьяный Исак просто не в состоянии отличить одно от другого. Больше всего на свете он хочет, чтобы парень напротив любил его в ответ, и срать, если это слишком наивно и по-детски. Эвен пробуждает в нем Исака семнадцати лет, полного эйфории и безбашенности после недавнего камин-аута, такого, с каким взрослый Исак давно попрощался. Он не знает, что именно вызывает этот внезапный порыв храбрости, но говорит: — Ты поцеловал меня. Эвену требуется целое мгновение, чтобы ответить. — Да. Исак наконец-то поднимает глаза. Избегать взгляда Эвена кажется ему неправильным, не сейчас, когда все их отношения переживают такой сдвиг. А может, это только Исак. Может, ничего такого не происходит вовсе. — Я хотел, чтобы ты не останавливался, — признает Исак, и хватка Эвена на его рубашке становится сильнее. — Не говори так. — Почему нет? — Потому что я захочу того же. Исаку кажется, что он задыхается. — И что в этом плохого? — Ты не хочешь этого. Исак придвигается ближе, и их губы разделяют жалкие миллиметры. Лицо Эвена расплывается от такой близости, но Исак может поклясться, что видит целые созвездия в его глазах, целые вселенные, жаждущие открытий. — Это ничего не меняет. Я знаю, что ты не ищешь отношений. Я просто хочу тебя. Исак трется о него пахом, доказывая свои слова. Он чувствует, как твердеет член Эвена, и это посылает целый поток адреналина по всему его телу. Когда он опускается в следующий раз, руки Насхейма сильнее перехватывают его за бедра, и прижимают задницу Исака прямо к члену. — Детка, — выдавливает Эвен, вырывая у Исака стон на то, каким разбитым уже звучит его голос. Как только они избавятся от одежды, Исак продержится ровно пять секунд, но эти пять секунд будут лучшими в его жизни, черт бы их побрал. Он обводит пальцами скулу Эвена: — Это ничего не значит. Ты не должен переживать, что ранишь мои чувства, — слава всем богам, Исак решил приодеться в любимые скинни. Так его стояк контролирует хоть что-то, но ситуация все равно швах. Ему незачем прятать, как сильно он возбужден. Может, Исак не такой утонченный, как обычные кандидаты в перепихи для Эвена, но его отчаяние явно заводит, раз глаза Насхейма становятся еще темнее. Эвен обхватывает его лицо ладонями и шепчет: — Ты такой красивый. — Замечательно и все такое, — закатывает глаза Исак, — но прямо сейчас я бы хотел, чтобы мы приступили к делу… Эвен тут же копирует его жест. — Ты такой нетерпеливый, — дразнит он, но поддается и наконец-то накрывает губы Исака своими. Следующие несколько минут настоящий кайф: Эвен вылизывает его рот, посасывает язык, будто от этого зависят жизни всего человечества, вытаскивает рубашку из-за пояса джинсов и скользит проворными пальцами по коже прямо над резинкой белья. Исак стонет, член Эвена приятно давит на изгиб его ягодиц, Вальтерсену кажется, что он умрет на месте, если слои одежды между ними останутся еще хотя бы на секунду. — Мы можем поехать ко мне? — задыхаясь, спрашивает он. Глаза Эвена — эталон обдолбанности. — Что? — Если ты не хочешь, чтобы я начал молить тебя трахнуть меня на публике, — вздыхает Исак, — нам стоит найти место, где есть дверь с замком. — Это… это хорошая идея, да. Часть Исака, сохраняющая крохи трезвости, считает, что это ужасная идея. Нет никаких шансов, что он переживет случайный секс с Эвеном без потерь. Если просто смотреть на Насхейма и знать, что он не его, — мучение, то что же станет с Исаком, когда он заполучит его, но совсем не так, как хочет? Он достаточно хорош для секса, но не более того. И все же сейчас он пьян, возбужден и зашел слишком далеко, чтобы останавливаться. Избавлять друг друга от одежды — неловко-смешное занятие, и Исак не гордится тем, что запнулся больше одного раза. Все окупается, стоит ему наконец-то вернуться на колени Эвена. Когда их лица сближаются, тот трепетно отводит влажную кудряшку со лба Исака. Касание слишком нежное, и сердце Вальтерсена, скачущего на члене Эвена в безуспешных поисках собственной простаты, пропускает удар. — Не могу поверить, что мы действительно делаем это, — шепчет Эвен. Исаку не хватает сил, чтобы ответить. Все станет слишком чувственным, слишком личным, а он не может позволить Эвену сбежать прямо сейчас, когда ему так отчаянно хочется кончить на его члене. Исак сжимает губы и тянет Насхейма за волосы. — Поверь, — ему едва хватает дыхания. Позже, приняв душ, Исак позволяет себе свернуться на груди Эвена. Тот обнимает его за талию, и если закрыть глаза, то все почти походит на правду. — Не могу поверить, что заполучил в себя твой гигантский член, — бубнит Исак в подушку, и плечом чувствует улыбку Эвена. — Ты заслужил награду. — Оргазма достаточно, — зевает Вальтерсен. — Утром ты еще будешь здесь? — А ты хочешь этого? — колеблется Эвен. — Боже, я не собираюсь выгонять тебя из квартиры. Мы же бро. — Утром я приготовлю свою знаменитую яичницу. — Оргазм и еда за заботу о твоем члене. Все честно. — Тридцать минут назад ты не жаловался. — То был похотливый Исак. А теперь Исак обычный, и именно его задница будет блядищенски болеть утром, так что спасибочки. — Спокойной ночи, Исак, — сдавленно смеется Эвен. — Спокойно ночи, Эвен. * Утром Исака настигает такое похмелье, что максимум его телодвижений — поднять голову от подушки на пять сантиметров, а потом опустить обратно, обязательно застонав. — Святое дерьмо, — бурчит он и, обращаясь к больной голове, продолжает: — Иди нахер. Это не самая продуктивное и логичное действие, но оно явно лучше жалости к себе. События прошедшей ночи врезаются в сознание в лучших традициях скоростного поезда. Мгновенно Исак разворачивается к другой стороне кровати, и видит лишь пустоту. Его грудь сжимается. От воспоминаний вчерашнего отчаяния хочется испариться. Он не ожидал, что Эвен останется, но это все равно пиздецки ранит. Потянувшись, Исак отмечает приятную тяжесть в мышцах. Обычно он ловит с нее кайф (нет ничего лучше отличного секса, чтобы взбодриться), но теперь она напоминает ему об Эвене, даже не подумавшем пожелать Исаку доброго утра. Интересно, если все завоевания Насхейма тоже чувствуют себя грязными и использованными, почему они так жаждут снова прыгнуть к нему в койку? Когда спустя несколько минут до Исака доходит, что в кухне играет Габриэлла, его глаза чуть не вылетают из орбит. Он знает только двоих индивидов, способных потреблять Габриэллу в любое время дня и ночи. Эскиль в Париже со своим новым бойфрендом, а это значит… — Эвен? Ты еще здесь? — спрашивает Исак, заглядывая на кухню. Он пытается стереть сон из глаз пальцами, но это не помогает, потому что Насхейм каким-то образом все еще в его квартире. На нем пара домашних брюк Исака, которые очевидно ему коротки, и, блядь, Исак видел Эвена без одежды, его лодыжки не должны оказывать такой эффект. Это не «Гордость и Предубеждение», ради всего святого, и Исак ни сексуальный, ни загадочный (хотя определенно социально неприспособленный) мистер Дарси. Хотя, когда он вообще чувствовал что-то адекватное к Эвену. — Доброе утро, — роняет тот и разворачивается к плите, на которой скворчат яйца. — У тебя нет сметаны, так что яичница получились так себе, но я старался. Когда Исак не отвечает, Эвен оглядывается на него через плечо. — Ты просто стоишь там, — заявляет он, что, бляха муха, очевидно, потому что Исак не в состоянии двигаться, когда весь мир вокруг вращается с такой скоростью. В замешательстве вздернутые брови Эвена, однако, румянят его щеки. — Ты в моей кухне. Делаешь мне завтрак, — медленно оповещает он. — Вау. Потрясающе. Не успею оглянуться, ты скажешь, что небо голубое, а ДжейЗи изменял Бьенсе. Еще познавательные наблюдения будут? — Почему? Взгляд Эвена становится мягче. — Я говорил, что останусь, разве нет? Есть разница между тем, чтобы просить остаться и реально верить в это, но Эвену всегда удается удивить Исака. Даже если он поступает так со всеми случайными партнерами, удивительно, как они позволяют ему уходить. Но Исак должен. — Очень мило с твоей стороны, — он силой выталкивает из себя следующие слова. — Но вчера я не шутил. Между нами ничего не поменяется. — Исак, — вздыхает Эвен. — Кажется, нам нужно поговорить. У Вальтерсена слишком хуевое похмелье, чтобы приправлять его отказом Эвена. Может, в другой раз. Если смотреть на вещи трезво, Исак не оправится от всего этого в ближайшем необозримом будущем, но дайте ему хотя бы один день передышки. Он поговорит с Эвеном завтра, конечно, если тот вообще захочет увидеться и остаться друзьями. Даже если им придется устанавливать границы, чтобы Исак смог держать в руках себя, и придумывать стоп-слово, чтобы держать в руках его гормоны и разбушевавшееся сердце, Исака все устроит. Все равно ему никогда и не нужно было нечто большее, чем Эвен, в качестве друга, любовника или безымянного сексуального парня, по которому он пускал слюни на всех вечеринках общих друзей, пока Юнас не сжалился и не представил их друг другу. Исак опускает глаза на свое запястье. У него даже часов нет, ему точно стоило продумать это движение тщательней. Ну и пофиг. — Оувоу, посмотри на время. Я пообещал Магнусу помочь ему покрасить кухню. — Ты серьезно выбираешь наблюдение за сохнущей краской вместо завтрака со мной? — Я очень хороший друг. — Если ты пытаешься сбежать, это я должен уйти из твоей квартиры. — Я не сбегаю от тебя, — говорит Исак так же убедительно, как озабоченность Дональда Трампа проблемой глобального потепления. — К тому же, ты был здесь кучу раз. Чувствуй себя как дома. — Исак, — выпрямляется Эвен. — Я уверен, это отличная яичница, и ты удачливый сукин сын, потому что она целиком и полностью твоя. Ну разве не супер? — он машет рукой и отступает в коридор. — Спасибо за секс, пока! Исак приваливается к двери, как только она захлопывается за его спиной. Спасибо за секс, пока? Чем он, блядь, думает? Если пьяный Исак — тот еще кадр, то Исак с похмельем вообще без фильтра, если такое вообще возможно. И все же, в это дерьмо его втянул именно пьяный Исак, так что он, наверное, все-таки хуже. Пьяный Исак — полудурок. Нормальный Исак никогда в жизни с ним не связался бы. Издав стон кита, Вальтерсен прячет лицо в ладонях. Он физически не может избавиться от воспоминаний стонов Эвена, пока тот кончал, ощущения его пальцев вокруг члена Исака. Чем дольше он остается трезвым, тем больше кусочков вчерашней ночи встают на место. Картинка получается что надо, и Исак ненавидит свой член, заинтересованно дернувшийся в штанах. Глубокий вздох. Нахрен все мысли. Этого никогда не случится снова. * Это случается снова. Вильде и ее девушка устраивают винную вечеринку, и Эвен, усадив Исака на стиральную машину в подвале, отсасывает ему. Потом на научном симпозиуме он утаскивает Исака в туалет и трахает его пальцами. Потом в новой роскошной тачке Эвена, потому что они оба слишком под кайфом и на пике возбуждения, чтобы дотерпеть до любой из их спален. Потом каким-то образом они все-таки добираются до кровати Эвена, и Исак получает уникальную возможность лично убедиться, какой охуенный матрас купил себе Насхейм. Это лучший секс всей его жизни. Эвен словно предвидит все, что нужно Исаку, все, что заставляет его стонать и тянуть за эти смешные пряди на его голове. Эвен словно тоже хочет его, так же безрассудно и отчаянно, если то, как он выдыхает его имя, будто это открытие, будто это единственное слово, которое он хочет произносить до конца жизни, доказывает хоть что-то. У Исака и раньше случался отличный секс, но ни разу он не вел к таким печальным последствиям, к точному попаданию в ту дыру в его груди, куда так идеально вместился бы Эвен. Все так, все действительно печально. Исак всегда уходит, он должен, и плевать на дикое желание окунуться еще хотя бы раз в этот океан пост-коитального блаженства Эвена. Да, Исак запивает таблетки от сна рэдбуллом, но он не совсем психованный саморазрушитель. Не когда дело касается сердца. А Эвен, ну, Эвен — ядерная бомба эксклюзивно для Исака Вальтерсна. Он поднимает его к небесам, чтобы тут же сбросить обратно. Во второй раз, когда он отстраняется от паха Исака со спермой на губах, тот говорит: — Я не хочу разговаривать. Эвен тут же перестает ухмыляться и одергивает руки, держащие бедра Исака разведенными. Вальтерсен с необычайной ясностью чувствует, что сидит голой жопой на крышке стиральной машины, которую не мыли годами. Но он не может сбежать сейчас, не может нарушить этот идеальный образ безразличного и совершенно спокойного Исака. — Ты говоришь прямо сейчас, — проявляет чудеса наблюдательности Эвен. — Ты знаешь, о чем я, — Исак закатывает глаза. — Я очень хочу, чтобы мы остались друзьями. Задумавшись на секунду, Эвен отвечает: — Как и я. — Тогда ты согласен? — Я просто хочу прояснить, что происходит между на… Исак трясет головой. — Все хорошо. Я понимаю. Не будем усложнять, ладно? Прямо сейчас мы очень пьяны, и… может, мы и не переспим больше. Эвен выразительно поднимает брови, потому что, да, Исак слышит ложь в собственных словах, стоит им слететь с его губ. Они оба выпили литры вина, но это не тот секс, который они смогут забыть. Это секс, от которого Исак никогда не смог бы отказаться с другим мужчиной. Это секс, которому ему следовало сказать «нет», ведь Эвен слишком сильно действует на него. И это секс, которому он не может сопротивляться. Еще никогда Исак не чувствовал себя таким потерянным. Пока он натягивает джинсы, его грудь имитирует черную дыру. Эвен даже не смотрит в его глаза. Чувствует ли он любовь Исака теперь? После жалкой пародии на идеальный мир Вальтерсена? Исаку кажется, что он открытая книга. И все же Эвен молчит на его «Я должен идти». Все, что получает Исак, это маленький кивок, и он уходит, чувствуя на плечах тяжесть всего мира. В другие разы он сбегает так быстро, что словам просто нет места. Может, они и решили, что ничего между ними не меняется, но Исак не может избавиться от чувства, что это не так. Каждое случайное касание — это сильнейшее напоминание об Эвене, разбивающемся на осколки под его пальцами, каждая легкая улыбка — отзвук тех самых, из другого контекста. Исак сходит с ума, но не может остановиться. Видимо, не только они чувствуют это напряжение, потому что Юнас загоняет Исака в угол при первой же возможности: — Ты спишь с Эвеном, — заявляет он, пока Исак пытается найти среди инструментов Мутты шуроповерт. С тех пор как друзья Эвена и Исака стали общими друзьями, они стараются встречаться все вместе хотя бы раз в неделю. Все пятнадцать человек, даже если у кого-то не получается. Исак тысячу раз пытался соскочить, но Юнас явно решил, что запоминание расписания Исака входит в его обязанности лучшего друга. В конце Вальтерсен всегда приятно проводит время, пусть очень и очень сложно придумать веселье для всех пятнадцати человек без потерь того или иного индивида или чьего-то достоинства. Коллективное набухивани помогает как может. Они уже в черном списке того клуба игровых автоматов рядом с квартирой Нуры за неподобающее использование картов (Исак, кстати, был ни при чем, у него типа фобия вождения, окда?). Сегодняшняя вечеринка — это явно слабенькое прикрытие заманить всех на ремонт новой квартиры Юнаса и Евы. — Нет, не сплю, — возражает Исак, но когда Юнас молчит, выдыхает сквозь зубы, — Ладно, сплю, и что? — Это хреновая идея, — к счастью, остальная компания зависает в гостиной, занятая квестом от ИКЕИ, и Исак еще никогда в жизни не был так благодарен их коллективной неспособности повзрослеть. — Потому что он спит со всеми подряд? Поверь, я в курсе. — Я знаю. Просто боюсь, что ты соблазнишься и забудешь. — Его член не настолько огромный, — фыркает Исак. — Не поэтому. Я о твоих чувствах к нему. Исак замирает. Юнас знает? А остальные? А Эвен? Он силой выдавливает из себя смех. — О чем ты? Мы просто друзья. — Чувак, ты во многом мастер, но осторожность — не твоя суперсила. Исак сглатывает. — Откуда ты узнал? — Ты мой лучший друг, мужик. Я видел тебя с многими парнями, но ни один из них не заставлял тебя улыбаться так, как это делает Эвен. — Я жалок, да? — Не больше, чем все мы. Сердцу не прикажешь. Выражение, конечно, хорошее, но из уст Юнаса, который встречается с Евой со времен старшей школы, оно теряет весь свой смысл. Исак слабенько улыбается. — Все нормально, я переживу. — Все равно он идиот, раз не понимает, от чего отказывается. — Нет, не идиот. Просто он точно знает, чего хочет. Юнас леконько пихает Исака в плечо. — Ты все еще лакомый кусочек, чувак. — Достаточно лакомый, чтобы ты бросил ради меня Еву? — хлопает ресницами Исак. — Окей, это нечестно… Именно в этот момент Эвен решает заржать. Когда Исак и Юнас возвращаются в гостиную, они застают Насхейма и Элиаса, сложившихся в три погибели от смеха над стулом с ножками вверх тормашками. — Я не знаю, почему это так смешно, — едва выговаривает Элиас, хватаясь за живот, — он выглядит так глупо, — парень толкает стул, и тот с громких стуком заваливается на бок. — Чувак, как ты не заметил? — Клянусь Богом, эти инструкции неправильные, — выстанывает Эвен между приступами хохота. Он едва ли не плачет, пихая несчастный стул в противоположную сторону. Тот напоминает жалкую пародию на детские качели. — Вупс. Юнас, не без доли любви, качает головой. — Кажется, вам нужен перерыв. Исак забирает у Эвена шуроповерт. — Не могу поверить, что ты умудрился собрать мне рабочий стол, и пал жертвой кухонного стола. — Он ненавидит меня, — надувает губы Насхейм. — Ну да, конечно. Прочитай инструкцию, — раздает указания Исак, разбирая жертву столяров-неудачников. — Думаешь, справишься лучше меня? — Точно не хуже. Эвен еще раз тычет в стул и улыбается. — Это уж точно. Пока Насхейм зачитывает инструкцию вслух, Исак борется с приливом тоски. Все так мучительно по-домашнему, что он без раздумий отказался бы от всех тех оргазмов, лишь бы это стало реальностью. Они не пускались в такие легкие перебранки с тех пор, как начали спать вместе, и Исак до крика соскучился по этому. Он сжимает губы. Начали спать вместе. Звучит так обдуманно, будто Исак каждый раз принимает кристально трезвое решение закончить вечер с членом глубоко в глотке Эвена или в его же заднице. Но он также никогда не собирался влюбляться безответно, так что, очевидно, это просто его фишка. Закончив собирать стул, Исак гордо показывает его Эвену. — Видишь? Не так уж и сложно. Эвен не разделяет его оптимизма. — Не все здесь гордые обладатели научного склада ума, знаешь ли. — Чувак, мой супер-мозг отдыхал все время, но если тебе так легче, продолжай убеждать себя в обратном. Уловив, что снова щеголяет с полупьяной улыбкой, Исак тут же меняется в лице. Смех Эвена тоже угасает. Исак начинает изображать бурную занятость: ставит стул на место и раскладывает детали от его будущего собрата. Так только лучше. Он не может скрывать свои чувства на трезвую голову. Их с Эвеном дружба всегда шла рука об руку с безнадежной тоской, и теперь, после секса, Эвену потребуется совсем немного времени, чтобы сложить два и два. Краем глаза Исак наблюдает за Эвеном. Тот, высунув от усердия язык, стучит ножкой стула о сидушку, пытаясь понять, как они соединяются, а потом дует губы, обижаясь, что две части магическим образом не стали одной. Сердце Исака чуть не лопается от нежности. Боже, этот парень его все. Раньше он думал, что взорвется от счастья, если Эвен ответит на его чувства, наполнит его до краев. Теперь же он считает, что Эвен соединяет все-все кусочки его разбитой души. И Исак более чем готов пустить его и дальше. И все это все еще не имеет значения. Снова найдя Юнаса, Исак на ходу придумывает нелепую отмазку о незаконченной работе по генетике. Он физически ощущает разочарованный взгляд Эвена на своей спине, но стойко его игнорирует. Исак не переживет, если потеряет его совсем. Так что пусть все будет так, как есть. * Выходные наступают раньше, чем Исак успевает их заметить. Для того, кто ненавидит людей и потерю самоконтроля, он ходит на слишком много вечеринок. Эта проходит в коопертиве одного из друзей Юнаса, Адама. Исака уже тормознули несколько парней, жаждущих узнать, что он думает о присвоении латиноамериканского искусства, и все это из-за того, что он умудрился напялить футболку Юнаса с Фридой Кало, вместо того, чтобы заняться стиркой собственных вещей. Похоже, с ним флиртуют, но Исак не уверен. Обычно его лапают и осыпают комплиментами куда явнее, и именно такие ухаживания Исак и предпочитает. Так легче и понятнее. Ему нравится четко знать, во что он ввязывается, соглашаясь на секс, пусть в последнее время это не слишком заметно. Блядь, теперь он снова грустит об Эвене. Его даже нет на вечеринке — Юнас приглашал его еще на прошлой неделе, но тот заявил, что нуждается в выходном наедине с самим собой. Тогда Насхейм посмотрел прямо на Исака, и тот всерьез задумался, не предложить ли свою компанию, но он не может трахаться с Эвеном на трезвую голову — это приравнивается к прыжку в котел ада или добровольному суду перед всеми девушками, которых Исак когда-либо использовал в качестве прикрытия. Он едва может различить все наркотики, что циркулируют по всей вечеринке, пока идет к кухне, но остается при своем пиве. Ему потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы найти бутылку «Рингенса» у дальней стенки бара. Весь запас кооператива состоит исключительно из крафтового пенного со всех мельчайших пивоварен Осло, а Исак предпочитает то пиво, от которого знает, чего ожидать, спасибо. Для факапа ему достаточно и капли какой-нибудь хрени. Юнас с Евой, Махди и Магнус в поисках, так что Исак надирается в одиночестве. Народа вокруг столько, что он нихуево удивится, если парням перепадет хоть что-то. Адам посылает ему голодные взгляды весь вечер, и Исак подумывает ответить взаимностью во имя его личных запасов травки. Жаль, что секс с кем-то другим, сама мысль об этом, кажется предательством по отношению к Эвену. Насхейм, очевидно, этим не парится, потому что стоит Исаку войти в кухню, как в глаза ему бросается Эвен, беззастенчиво болтающий с каким-то парнем. Тот ниже Эвена, но симпатичный: волнистые каштановые волосы, голубые глаза и джинсы, прекрасно подчеркивающие его аппетитную задницу. Он кладет руку на локоть Эвена, когда тот наклоняется ближе, чтобы прошептать что-то на ухо, тем особенным движением, с которым Исак познакомился слишком близко за последние несколько недель. Эвен ему не принадлежит. Точно. Спасибо, что напомнили. Они никогда не обсуждали эксклюзивность их секса. Бля, да Исак вообще не уверен, что в нем есть хоть капля этой эксклюзивности. Но четкое свидетельство того, что Эвен спит с другими, тогда как для Исака он единственный и неповторимый, бьет по самому больному. Голова Исака пускается в увлекательный алкогольный вояж. Ему нужно на воздух, сейчас же, пока он не опозорился на всю округу, например, рассказав Эвену о своих чувствах. К сожалению, Исак не ниндзя, и случайно сбивает по пути из кухни одну из бутылок пива. Та с оглушительным стуком падает на плитку, и Эвен немедленно смотрит в сторону шума. Его улыбка тысячи солнц ослепляет. — Тебя-то я и искал, — говорит он, и Исак едва дышит. В глубине души он знает, что Эвен не видит в своих действиях ничего криминального, и именно поэтому нервы Исака иррационально трещат по швам еще сильнее. Эвен не может рассчитывать на секс, не ожидая, что Исак влюбится в него еще сильнее. Но это не его вина. Именно Вальтерсен наследил там, где не надо. — Я как раз собирался уходить, — говорит он, опуская взгляд. — Еще даже не полночь, — Эвен отходит от парня, и его рука соскальзывает с локтя Насхейма. Незнакомец хмурится, и Исак даже не собирается спорить с самодовольством, мимолетно расцветшим в душе. И все же, оно мимолетно, так что настроение Вальтерсена не меняется ни на грамм. — Эскиль хотел встретиться за завтраком. — Зная вас обоих, ваш завтрак будет в полдень. Тебе действительно хочется спать? Исак вспыхивает от внезапного раздражения. — Я устал, я пьян, и у меня была хуевая неделя. Так что да, я хочу домой и спать, если ты не против? Раз уж ты решил, что можешь указывать? Исак знает, как грубо звучат его слова. Они стоят тени боли, промелькнувшей на лице Эвена. — Хотя бы дай проводить тебя. — Я прекрасно справлялся без тебя двадцать лет. Думаю, и до дома доберусь без происшествий. — Какая муха тебя укусила? Исак горько улыбается. — Ты разве не понял, что я слегка мудак? Наслаждайся ночью, Эвен. Мне ты не нужен, — Исак кивает в сторону несчастного парня, который наблюдает за ними, открыв рот. — Повеселитесь, мальчики. Если его сознание и тормозит на веселье этих двоих, куда более интересном, чем-то, что досталось Исаку, он спихивает все на алкоголь. Исак успевает добраться до скамьи на улице, когда Эвен хватает его за плечо и разворачивает к себе. — Что это было? — чеканит он. Они стоят так близко, что грудь Исака касается груди Эвена на каждом вздохе, так глубоко он дышит. Исак делает крошечный шаг назад, но сначала замечает, как меняется Эвен в лице. Сжав руки в кулаки, Исак выплевывает: — Ты разве не был на пол-пути в штаны этого парня? Тебе пора. Поддерживать репутацию и все такое. — Мне плевать, — хмурится Эвен. — А мне слишком лень трахаться. Прости, но сегодня мой гарантированный дружеский член вне зоны доступа. Эвен смеряет его задумчивым взглядом. — Так ты о себе думаешь? — Эвен, ты месяцами не спал ни с кем чаще одного раза. И я, типа, не дурак: я подхожу, потому что мы дружим, а ты паришься о ЗППП или случайных чувствах, но я устал. Понимаешь? — молит Исак. Наконец Эвен отступает. Исак почти вздыхает с облегчением, но воздух встает поперек его горла, когда на лицо Эвена наползает волна неуверенности. — Ты хочешь перестать дружить? — тихо спрашивает он, и ранимость его голоса бьет Исака в самое сердце. — Конечно, нет. Я не хочу терять тебя. Эвен берет его лицо в ладони. — Нам не следовало спать друг с другом. — Да, — соглашается Исак, и это похоже на поражение. — Прости. Я думал, что смогу удержать все под контролем. — О чем ты? — Эвен опускает руки. — О своем члене? Потому что, поверь мне, это последняя вещь, которую я хотел бы, чтобы ты делал. — А ты о чем? Эвен выдыхает, и вздрагивает, кажется, всем телом сразу. — Мне не следовало спать с тобой из-за моих чувств к тебе. Я знал, что ничего не выйдет, и вот где мы кончили. В мозгу Исака происходит короткое замыкание. Изо всех сил он пытается запустить его обратно, но всех его способностей хватает лишь на распахнутый рот. — Твоих чувств ко мне? Плечи Эвена заметно напрягаются. В один миг счастье, наполнившее было Исака до пределов, меркнет. — Почему, ты считаешь, все эти месяцы я даже не думал спать с кем-нибудь другими? После того, как у меня был ты… — он качает головой. — А ты о чем говорил? — Я думал, ты жалеешь о том, что мы переспали, потому что ничего не чувствуешь, а я люблю тебя. Повисает пауза. — Любишь меня? — в голосе Эвена слишком много удивления, учитывая, каким совершенно неосторожным был Исак и как легко в принципе влюбиться в Эвена. Да ради него горы свернуть мало. Хотя, Эвен никогда не замечал этой простой истины, в этом нет ничего страшного. У Исака куча времени, чтобы все исправить. Он переплетает их пальцы, и глупо удивляется, как быстро на лице Насхейма расцветает улыбка, как просто, оказывается, они делают друг друга счастливыми, дай только шанс. — Да. Очень, очень люблю. Эвен сжимает его руку. — Для справки. В ту ночь, когда мы встретились, я отказал не потому, что не хотел тебя. Детка, все это время я хотел только тебя. Но я знал, что стоит мне согласиться, как все закончится в ту же ночь. — Тогда почему ты не подошел позже? Когда мы протрезвели? — Ты никогда не говорил об этом. Я думал, тебе неинтересно, и решил, что все было всего лишь интрижкой. Отстойной, кстати, потому что мне ты очень понравился. О, этот глупый мальчишка. — Ты же даже не знал меня. Эвен пожимает плечами. — Юнас постоянно говорит о тебе. К тому же мне кажется, что я влюбился в тебя в первый же день школы, — выражение его лица такое искреннее, что Исак с легкостью представляет, как Эвен играет в шпиона, выслеживая его в толпе, незнакомца, которого до странности хочется узнать получше. Когда Исак увидел его впервые, почувствовал то же самое, будто целый мир возможностей распахнул свои двери. На губах Вальтерсена начинает играть легкая улыбка. — Ты заметил меня еще тогда? — Тебя сложно не заметить. Эвен быстро чмокает его в губы, и это их самый целомудренный поцелуй. Хренов дразнилка. Эвен прекрасно знает, что делает, знает, как действует на Исака. Тот играет бровями. — Знаешь, если ты все еще рассчитываешь на гарантированный член, мы можем вернуться ко мне. Руки Эвена ощущаются потрясающе приятным теплом на талии Исака. — Не знаю, уловил ли ты всю информацию, но я не просто за гарантированный член. Я за любящий и преданный член, детка. Исак, смеясь, целует Эвена в щеку. Он никогда не думал, что заведется от чего-то столь невинного, но стояк в штанах говорит сам за себя. Знай он, что открытый и честный разговор так повлияет на его сексуальную жизнь, он бы пустился в беседы гораздо раньше. Ну, или нет. У Исака еще слишком много проблем с самоуверенностью, чтобы открыться полностью, но он бы точно подумал об этом. — О, перед тобой как раз очень любящий, преданный и стопроцентно готовый потрахаться член. Эвен морщится. — Ненавижу это слово. — Какое… трахаться? Ты буквально признался мне, что никогда не хотел подсчитывать точное количество тех, кого трахнул. Эвен нежно проводит рукой вниз по рукам Исака, и это совершенно точно не превращает его в желейку, как подростка девственника, нет-нет. — Но ни один из них не был тобой, — шепчет Насхейм. И все. Исак ненавидит его. Ненавидит так сильно, что целует. В этот раз все длится несколько дольше, но все равно недостаточно. Исаку даже интересно, есть ли предел, или он не насытится никогда. Эвен закрывает глаза и стонет прямо в его рот, так что, какая вообще разница. — Хочешь назвать это как-то иначе? — задыхаясь, спрашивает Исак, когда они наконец-то отрываются друг от друга. — Кувыркаться, шпилиться, заниматься любовью?.. — Мне плевать, как мы называем это. Я просто рад, что делаю это именно с тобой. Исак показывает Эвену язык.  — Фу. Ты отвратителен. Нам надо расстаться. — Мы даже не встречаемся. Исак кивает, очень серьезно. — Хорошо. Тогда, наверное, нам надо стать бойфрендами, чтобы я смог кинуть тебя позже. — Бойфрендами? — Если хочешь… Эвен целует его в третий раз за ночь, и блядь, если он не прекратит, Исак не в ответе за то, что сотворит с ним прямо посреди улицы. Отстранившись, Эвен спрашивает: — Так, мы расстаемся? Исак задумывается перед ответом. — Думаю, мы можем повременить до утра. Было бы нечестно лишить тебя моих особых качеств бойфренда. Утром Исак не порывает с ним. В этот раз он остается на завтрак и позволяет Эвену накормить себя блинами с яичницей и сметаной, чудом нашедшейся в глубинах холодильника. Они целуются среди кухонных шкафов, пока это не перетекает в Исака, вбивающегося в Эвена до тех пор, пока тот не говорит мне нравится «заниматься любовью», а потом Исак начинает ржать так сильно, что едва может контролировать конечности. В конце концов они оказываются на полу, удовлетворенные и счастливые, и Исак лежит головой на плече Эвена. — Меня бесит, что мы потратили столько времени впустую, — мягко замечает он. — А меня нет. Сейчас мы здесь, а остальное неважно, — Эвен целует его в макушку. — Говорил же, что мой следующий проект со счастливым концом. Исак не должен удивляться тому, что Эвен помнит мимолетный разговор месячной давности, если тот влюблен в него хотя бы на сотую так же сильно, как Исак в него, но по телу все равно бегут мурашки. Вальтерсен пихает его в грудь, прося заткнуться, и старается не обращать внимания, как предательская улыбка растягивает губы. (На самом деле Исак никогда не расстается с Эвеном, и это удивляет аж никого).