Прощальный подарок

– Давно не виделись, Клауд, – до боли знакомый голос звучал негромко и даже чуть нежно. «Да уж, я бы тебя еще и сто лет не видел», – подумал Клауд, глядя в глаза своему самому заклятому врагу. Зеленые глаза с вертикальными зрачками, напоминающие ему о том, что когда-то больше всего на свете он хотел быть похож на этого человека. Нет, не человека. Сефирот больше не человек, да и никогда им не был. Он – монстр, отобравший у Клауда всех, кого он любил. И заслуживает только смерти и забвения. Мышцы буквально звенели от напряжения, кровь наполнялась адреналином от одного взгляда на величественную фигуру на фоне серого грозового неба. Сефирот, как всегда, не счел нужным скрывать свои дальнейшие планы и любезно поведал их Клауду. Похоже, он передумал становиться богом для этой планеты и теперь хотел использовать ее просто как средство передвижения. Пусть только попробует. Наконец их мечи скрестились – в ушах стоял звон металла, от быстрых прыжков, уклонений и перемещений захватывало дух, но это было тем самым, по чему Клауд скучал больше всего во времена затишья после спасения планеты. Он бы никогда никому в этом не признался, но иногда действительно жалел, что убил Сефирота, и теперь в мире не осталось ни одного достойного противника, который смог бы сравниться с ним по силе. Тифа думала, что из всей их команды тяжелее всего разлуку с бесконечными битвами переживает Баррет, но Клауд сомневался, что бывший лидер «Аваланча» за время своего противостояния «Шинра» стал таким адреналиновым наркоманом, каким был он сам. За внешней хладнокровностью и спокойствием в нем бурлила жажда новых острых ощущений, которую он не мог утолить, убивая обычных монстров. Поэтому в глубине сознания Клауд даже был благодарен Сефироту за то, как по спине сейчас сбегали мурашки азарта и предвкушения, как гулко колотилось сердце, разгоняя наполненную адреналином кровь по телу. Равный противник – вот чего действительно не хватало Клауду все это время. Вновь зазвенела ударившаяся друг об друга сталь – сила Сефирота была огромной, и обычный человек уже давно был бы смят и раздавлен этим напором, но Клауд без особых усилий противостоял ему. Их взгляды снова встретились. В зеленых глазах его врага промелькнуло удивление: – Что сделало тебя таким сильным? – У меня нет ни малейшего желания говорить это тебе, – огрызнулся Клауд, отбрасывая его мощным толчком. Они продолжили кружить в смертельном танце, нанося удары, сравнимые по силе с небольшим землетрясением, круша и так полуразрушенное здание корпорации «Шинра». – Я долго думал, что тебе подарить, – изрек Сефирот, когда они вновь достаточно сблизились, чтобы слышать друг друга. – Может быть, отчаяние? – Теперь уже Сефирот с силой оттолкнул Клауда, и тот полетел вниз, но успел воткнуть меч в стену здания и использовать его, как опору. Сефирот смотрел на него сверху вниз с одного из уцелевших этажей. – На колени! Моли о пощаде! – приказал он. «Не дождешься, – фыркнул про себя Клауд. – Откуда вообще такие фантазии? Извращенец!» И тут же на них сверху обрушилась крыша здания, обломки которой Сефирот легко рассек лезвием нодати. Клауд разделил Фьюжен на два меча и полетел вниз, разбивая по дороге летящие куски бетона. Сефирот нагнал его, и они вместе устремились к земле, продолжая сражаться. Вокруг падали обломки рушащегося здания, но Клауд слышал только звон ударяющихся мечей и видел лишь мелькающие серебристые волосы своего противника. С внезапным ужасом и смущением Клауд ощутил, что его укачивает от длительного пребывания на шатких поверхностях и головокружительных прыжков. Похоже, он немного переоценил свои силы. Клауд рассек пролетающую мимо бетонную плиту и устремился между ее кусками к относительно твердой поверхности – части одного из уцелевших этажей. Очутившись на ровной площадке, он согнулся, подавляя мучительный спазм. Еще не хватало, чтобы его сейчас стошнило. Сефирот приземлился вслед за ним, и они снова схватились. У Клауда слегка кружилась голова, и на миг он утратил концентрацию, чем не преминул воспользоваться его противник. Сефирот несколько раз отбросил Клауда от себя, тут же надвигаясь снова и атакуя сокрушительными ударами. Клауд отбил половину из них, уклонился от лезвия, стремящегося отсечь ему голову, но Сефирот сильным толчком вновь отбросил его назад, и Клауд ударился спиной о бетонную плиту, вероятно, ранее служившую одной из стен. Острая боль пронзила правое плечо, растекаясь жаром по руке, когда в него, словно нож в растаявшее масло, вошел клинок Масамунэ. Клауд не сдержал мучительного стона, из глаз непроизвольно брызнули слезы, но он все же смог совладать с собой и не закричать в голос. Он не доставит Сефироту такого удовольствия, никогда не будет умолять о пощаде. Клауд заставил себя взглянуть на рану, чтобы оценить масштабы ущерба – не так уж и плохо, даже кровь еще не успела выступить, – а потом перевел взгляд на Сефирота, возвышавшегося над ним, словно ангел смерти, пришедший за грешной душой. – Что для тебя важнее всего? – спокойно поинтересовался Сефирот, будто они были старыми друзьями, встретившимися после долгой разлуки и решившими вспомнить былые времена за кружкой пива в баре. Клауд левой рукой потянулся к лезвию нодати. – Ты доставишь мне удовольствие отобрать это у тебя? – продолжал допытываться Сефирот. Клауд одарил его полным ненависти взглядом, вспомнив о своей матери, погибшей в пожаре в Нибельхайме, о Заке, чьи мечты разрушились по вине Сефирота, об Айрис, чью жизнь Сефирот так вероломно оборвал, о Дензеле, ставшим жертвой коварного плана по очередному порабощению мира, о Тифе, о Марлин… Он крепко схватился за лезвие нодати, намереваясь выдернуть его, но Сефирот заметил маневр и надавил на рукоять Масамунэ, сильнее вгоняя ее в бетонную плиту за спиной Клауда, пришпиливая его к ней, как бабочку к картонке. Клауд до крови прикусил губу, чтобы не закричать – боль буквально парализовала его, и теперь он уже чувствовал, как кровь горячей волной заструилась из раны по коже. Усилием воли заставил себя не смотреть – тогда его точно стошнит, и он потеряет ценные силы. – Так ты ответишь мне, Клауд? – Сефирота, казалось, очень волновал поставленный вопрос. – Ты и так уже отобрал у меня все, – процедил Клауд сквозь зубы. – Больше ничего не осталось. – Так уж и ничего? – усмехнулся Сефирот. – Пусть ты и исцелился от геостигмы, но в тебе по-прежнему живы клетки Матери* – и я могу прочесть твои мысли, если захочу. А если ты дашь мне немного времени… то я снова смогу контролировать тебя. Ведь на самом деле ты этого хочешь, правда? Клауд в ужасе воззрился на него. Он что, серьезно? Тогда он еще более сумасшедший, чем всегда казался. – Вспомни, как это приятно, когда кто-то думает за тебя, – продолжал Сефирот. – Не нужно терзаться принятием собственных решений и их последствиями, можно спокойно плыть по течению, зная, что тот, кто сильнее, уже давно все решил. – Ты так ничего и не понял, – покачал головой Клауд. Движение отозвалось новой болью в плече, но он даже смог улыбнуться. – Пусть так. – Сефирот склонил голову набок, присаживаясь перед Клаудом на корточки. – Но ведь действительно еще осталось то, что тебе дорого, я знаю. Например, эта девчонка – Тифа, верно? Она выжила после того, как я ранил ее в Нибельхайме. И она любит тебя. Я знаю это, потому что я был с тобой на протяжении твоего долгого путешествия. Был вот здесь, – Сефирот коснулся лба Клауда, почти любовно убрав с него прядь волос. – А ты любишь ее, Клауд? – Не твое дело, – огрызнулся Клауд, вкладывая в тон и взгляд всю свою ненависть. Сефирот расхохотался. – Может, тебе вообще не нравятся девушки? Как насчет парней? Ваша мужская дружба с Заком была действительно… крепкой? Клауда затрясло от гнева. Как он смел говорить подобные вещи о Заке! Между ними не было ничего, кроме дружбы, Зак отдал свою жизнь ради него, и Сефирот не имел никакого права так оскорблять его память! Но краска предательски бросилась в лицо – иногда холодными одинокими ночами в переполненной армейской казарме Клауд действительно думал о Заке… не совсем по-дружески. Но Сефирот не мог знать об этом, он бил наугад, стараясь ударить больнее, и в очередной раз попал в цель. То, что заклятый враг вновь сумел подловить его на эмоциях, еще больше разозлило Клауда, но он усилием воли подавил ярость. – Что ты можешь знать о любви или дружбе? – холодно спросил он. – Ты ведь никогда никого не любил. Сефирот нахмурился. – Любовь – это человеческое чувство, а я не человек. Я выше всех этих бессмысленных эмоций и страстей. Но речь сейчас не обо мне. Кажется, я знаю, что подарить тебе. То, чего у тебя никогда еще не было. Нечто новое, что ты запомнишь навсегда. – Рука Сефирота коснулась груди Клауда, расстегивая пряжку ремня, удерживающего наплечник. – Что ты делаешь? – удивился Клауд. – Я отсутствовал некоторое время, – задумчиво произнес Сефирот. – Искал выход через одно из своих воплощений. Но не думаю, что что-то изменилось с тех пор, хотя… Ты приобрел новый опыт, Клауд? Интимный опыт? Клауд широко распахнул глаза, глядя на Сефирота с изумлением, сумевшим на мгновение даже вытеснить боль. Неужели тот спрашивал его… о сексе? Нет, это невозможно. Сефирот тем временем отстегнул его наплечник, отбросил в сторону и взялся за молнию безрукавки. Клауд попытался ему помешать, но Сефирот перехватил его руку и резко завел ему за спину. Раздался неприятный хруст, и новая волна боли затопила сознание, буквально лишая чувств. Клауд снова хрипло застонал. – Не сопротивляйся, иначе будет хуже, – предупредил Сефирот. – Мне просто интересно узнать… состоял ли ты когда-нибудь в интимных отношениях? – Да пошел ты, – пробормотал Клауд, сумев немного справиться с болью. Но все же вновь покраснел, тем самым выдавая себя с головой. – Так я и думал, – усмехнулся Сефирот. – Неужели никто не соблазнился? – Он отпустил руку Клауда, расстегнул молнию на его безрукавке и развел ее края в стороны. – Хм, все не так уж и плохо… Клауд непроизвольно проследил за его взглядом, упирающимся в его собственную грудь, и снова ощутил приливший к щекам жар. Он всегда стеснялся своей внешности, особенно в детстве, потому что был ниже и слабее своих сверстников. Его раздражало собственное хрупкое телосложение, светлая, почти прозрачная кожа, мягкая округлость лица. Он хотел выглядеть более мужественным и сильным, как Зак, например… Сейчас ситуация немного изменилась в лучшую сторону – за время своих странствий он окреп и накачал неплохую мускулатуру, но каждый раз глядя в зеркало, Клауд продолжал видеть в нем хилого паренька, над которым все смеялись и дразнили «девчонкой» – не только в родном Нибельхайме, а и тогда, когда он только вступил в ряды армии «Шинра». И что самое ужасное – Клауд понял, что Сефирот знает об этом. Тот читал его, как открытую книгу. – Не стоит меня стыдиться, – произнес Сефирот, проводя затянутыми в кожаную перчатку пальцами по обнаженной груди Клауда. – Я знаю обо всех твоих тайных фантазиях. Клауд непроизвольно вздрогнул от непривычных легких прикосновений. Они могли бы показаться даже приятными, если бы к нему прикасался кто-то другой. Сефирот осторожно погладил черную вязь татуировки над левым соском Клауда, легко обвел пальцами буквы. – «I’m your living legacy»**, – торжественным тоном прочел он. – Ты сделал эту надпись в память о Заке? Как мило. Думаю, он бы оценил. Если бы смог увидеть. Его слова прозвучали, как пощечина. Клауда вновь затрясло, теперь уже от ярости, но Сефирот тут же предупреждающе сжал его запястье, а затем легко коснулся одного соска, погладив его. Клауд дернулся и зашипел от вновь прошившей плечо боли. – Что ты собираешься со мной сделать? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно и ровно, но тот все же предательски дрогнул. – Ты еще не догадался? – усмехнулся Сефирот. – Я хочу отравить твою душу еще одним воспоминанием. И на этот раз это будет воспоминание не о смерти. Я уже понял, что одной смертью тебя не проймешь. Ко всему можно привыкнуть, даже терять, казалось бы, близких людей. Но смешать удовольствие с болью – это действительно дорогого стоит. – Он наклонился и провел языком по напрягшемуся от холода и прикосновений соску Клауда. Клауд судорожно выдохнул, непроизвольно запрокидывая голову и прикрывая глаза. Острая волна удовольствия, практически такая же сильная, как и боль, которую он ощущал, прокатилась по телу. Кажется, он понял, что имел в виду Сефирот. И не должен допустить этого ни в коем случае. – Прекрати, – резко сказал он, пытаясь оттолкнуть Сефирота левой рукой, но тот ловко вывернул его запястье, прижимая его к бетонной плите. – Я предупреждал, – напомнил он. – Если не хочешь потерять способность двигать и второй рукой – не сопротивляйся. – Я никогда не подчинюсь тебе, – с ненавистью выдохнул Клауд. – Посмотрим, – спокойно отозвался Сефирот, а потом вновь наклонил голову, обхватывая сосок Клауда губами и втягивая его в рот. Клауд ощутил, как горячий язык скользит по чувствительной плоти, и прикусил губу, чтобы не застонать. Сефирот принялся ласкать второй сосок рукой, и Клауд вздрогнул от прикосновения шершавой кожи перчатки. Он повторял себе, что это всего лишь очередной способ Сефирота сломать и подчинить его, вызывал в себе всю ненависть, скопившуюся за годы, но все равно не смог не возбудиться. Напрягшийся член больно упирался в молнию брюк, и Клауд боялся, что Сефирот заметит это. Так и случилось – рука Сефирота скользнула по его телу вниз, накрывая и слегка оглаживая натянувший ткань брюк член. Клауд непроизвольно поддернул бедра и мысленно обругал себя за это. Сефирот оторвался от его груди и усмехнулся: – Я знал, что ты поддашься. Всегда подозревал, что твоя хваленая сдержанность – всего лишь напускное. На самом деле здесь, – он накрыл грудь Клауда ладонью, – бушует пламя, несравнимое даже с самой сильной огненной материей. – Не прикасайся ко мне! – Клауд старался, чтобы его слова прозвучали, как приказ, но они, скорее, выглядели мольбой. Сефирот снова усмехнулся. – Не сдерживайся. Можешь еще покричать. Мне нравится, когда ты кричишь и умоляешь меня чего-то не делать. Не убивать твоих друзей, например. – Его пальцы сжали член Клауда через брюки. Клауд дрожал от странной смеси ненависти и вожделения. Сефирот не солгал – это чувство действительно было для него новым, но Клауд отдал бы многое, чтобы больше никогда его не испытывать. Сефирот потянулся к молнии на его брюках, и Клауд инстинктивно перехватил его руку. Сефирот поднял голову и посмотрел ему в глаза – его змеиные зрачки слегка расширились, но недостаточно, чтобы стать похожими на человеческие. – Ты сам напросился, – спокойно сказал он, хватая Клауда за руку и резко выворачивая запястье. Снова раздался хруст – еще более громкий, чем прежде, – у Клауда потемнело в глазах, и он на несколько секунд действительно отключился. Когда же он вновь пришел в себя, левая рука пульсировала тупой болью, отдававшейся покалыванием до плеча. Клауд попробовал пошевелить пальцами, но они не слушались, а когда он попытался двинуть рукой, ощущение было таким, словно в нее вогнали раскаленный прут. Сефирот тем временем расстегнул его брюки и слегка спустил их с бедер вместе с трусами. Ослепляющая боль вытеснила возбуждение, член Клауда опал и казался маленьким и жалким в обрамлении светло-русых волос. Сефирот так внимательно рассматривал его, что Клауд на миг даже забыл о сломанной руке, снова начиная краснеть от смущения. Его никогда никто так не разглядывал, особенно, в подобных местах. – Лучше убей меня, – прошептал он, прикрывая глаза. – Еще успею, – ответил Сефирот, сжимая вялый член и слегка покачивая его в руке. Он сдвинул крайнюю плоть и провел шершавым пальцем в перчатке по чувствительной коже головки. Клауд вздрогнул, от паха по телу побежали мурашки, сердце гулко заколотилось в груди. Член в руках Сефирота начал твердеть. «Нет, нет, пожалуйста, я не хочу!» – мысленно взмолился Клауд, пытаясь усилием воли унять возбуждение. Он пошевелил поломанным запястьем, и это действительно помогло – боль вытеснила начавшее зарождаться удовольствие. Сефирот вновь посмотрел на него и улыбнулся. Подобная улыбка не предвещала ничего хорошего. Он принялся медленно наклонять голову, не сводя пристального взгляда с лица Клауда. Тот наблюдал за ним как завороженный, не в силах разорвать этого зрительного контакта. Так прыгун смотрит на золома***, инстинктивно осознавая, что обрекает себя на верную смерть, но все равно не в состоянии оторваться от гипнотических глаз. В голове было пусто – Клауд понятия не имел, что собирается делать Сефирот, понимая, что скоро ему будет просто все равно. Губы Сефирота коснулись его вялой плоти, и Клауд моргнул, все равно до конца не осознавая, что происходит. И лишь когда Сефирот взял его член в рот, Клауд задохнулся полувскриком-полустоном, выгибая спину и подаваясь навстречу. Приказывая себе не делать этого, но не в состоянии удержаться. Губы Сефирота сжимали и посасывали, язык ласкал открытую головку. Клауд не помнил, чтобы когда-нибудь так быстро возбуждался до полной готовности – его член уже не помещался у Сефирота во рту, и тот выпустил его, теперь помогая себе рукой. Крайняя плоть двигалась вверх и вниз, дразня чувствительные края напряженной головки, а язык Сефирота все скользил и скользил по ней, медленно вылизывая с явным удовольствием. Его длинные волосы слегка касались обнаженных бедер Клауда, будто тоже лаская их. – Пожалуйста… – простонал Клауд, не понимая, о чем просит – чтобы Сефирот перестал мучить его или чтобы продолжил сладкую пытку. Из-под опущенных ресниц выступили слезы – Клауд плакал от боли в запястье и плече, а еще от собственного бессилия и невозможности противостоять чувственному наслаждению. – Я знал, что тебе понравится, – прошептал Сефирот, слегка отстраняясь. Горячее дыхание пощекотало чувствительную плоть. – Не надо, – прошептал Клауд. – Я сделаю все, что захочешь, только не надо так… – Поэтому я так и поступаю, – в голосе Сефирота слышалась улыбка, но Клауд не хотел открывать глаз и смотреть на него. Губы вновь сомкнулись на его члене, даря просто неописуемые ощущения. Это было странно – восхитительно, остро, с примесью боли в раненых конечностях, которая пусть и отступила, но все равно напоминала о себе на краю сознания. И в то же время мерзко и противно, потому что Клауд ни на миг не забывал, кто сейчас ласкает его. Если бы он только мог дотянуться до меча и снести им голову ненавистному врагу или, в крайнем случае, убить самого себя, чтобы не чувствовать, как оргазм подкатывает обжигающими и почти болезненными волнами. «Не надо, нет, я смогу, я не… Ох, черт!..» – Клауд дернул бедрами, когда Сефирот взял его глубже и быстрее задвигал головой. Осталось совсем немного до того, как… Одна рука Сефирота поползла по его телу вверх, находя напряженные и ноющие соски и принимаясь пощипывать и теребить их, только усиливая жар, разливавшийся в паху. Жар, которому скоро нужен будет выход. «Я должен что-то сделать, что-то придумать… Пожалуйста, пусть он не сможет…», – но в такой ситуации и думать-то было сложно, и совсем не хотелось. Клауд сдерживался из последних сил, но скоро и они закончатся, и тогда ему придется просто покончить с собой, потому что жить с таким позором он не сможет. Жить с осознанием того, что Сефирот снова победил, подчинил его волю, сломил его так легко. Клауд всхлипнул, до крови кусая губы. Слезы напряжения и боли струились по щекам. Сефирот взял член особенно глубоко, настолько, что Клауд почувствовал, как сокращается его горло, сжимая и лаская его. И не выдержал, кончая обильно и бурно, с громкими стонами изливаясь в рот своему ненавистному врагу. Его спина выгнулась в сладостно-болезненном спазме, и лезвие Масамунэ взрезало едва успокоившуюся рану, расширяя ее, наполняя тело неописуемой смесью боли, смешанной с испытанным впервые невообразимо-ярким наслаждением. Клауда била крупная дрожь, дыхание со свистом вырывалось из груди, а сердце гремело в ушах – боль и удовольствие настолько тесно переплелись в его сознании, что он даже не знал, стонет или кричит. Когда он наконец пришел в себя, Сефирот сидел рядом, с интересом рассматривая его, слегка склонив голову набок. Клауд дернулся и чуть не упал – нодати больше не приковывала его к стене, а брюки и безрукавка оказались снова застегнуты. На черной ткани брюк отпечатались несколько уже подсыхающих белых пятен, и к горлу подкатила тошнота от осознания, что только что произошло. – Как тебе мой прощальный подарок? – спросил Сефирот и медленно облизал покрасневшие губы. Клауда обуяла такая ярость, что он даже забыл о боли. Вскочил на ноги, подхватывая лежащий рядом меч правой рукой, красной и липкой от крови. – Клянусь, он будет действительно прощальным, – прищурившись, ответил он. И вновь зазвенели мечи, скрещиваясь и отскакивая друг от друга в причудливом танце. Клауд чувствовал, как рука вкладывает в каждый удар невиданную силу, и как в груди нарастает, поднимается горячая волна мощи, знаменуя приближение лимит-брейка. Когда эта волна достигла пика, он позволил ей вырваться на волю, влиться в меч, объяв его подобием синего пламени. Клауд прокрутил Фьюжен над головой, а потом взмахнул им, позволив силе лимита разделить его на составляющие – пять мечей, окруживших Сефирота. Та же сила подбросила его в воздух, и, заметавшись между кружившими вокруг Сефирота мечами, Клауд выполнил свой самый мощный прием, которым пользовался довольно редко – омнислэш. Удары невероятной силы обрушились на единственную цель – после таких ранений не выжил бы ни один человек. Но Сефирот не был человеком, поэтому, когда Клауд вновь оказался на твердой поверхности одной из плит, тот все еще был жив. – Там и оставайся – в моих воспоминаниях, – презрительно бросил ему Клауд. За спиной Сефирота раскрылось огромное серое крыло – однокрылый ангел предстал во всей своей красе. Он внимательно посмотрел на Клауда – от этого взгляда у того по спине побежали мурашки. – Я никогда не буду воспоминанием, – произнес он, а потом обвернулся крылом и исчез, оставив после себя израненного умирающего Кададжа. Как оказалось, он не солгал. **** Месяц спустя Клауд лежал в постели, в своей комнате на втором этаже бара «Седьмое небо», мокрый и липкий от пота, судорожно стискивая напряженный член. Он быстро и резко двигал рукой, но желанная разрядка так и не наступала. В такие моменты он часто представлял себе Тифу, Айрис, а иногда – в особо тяжелые дни – и Зака, но теперь ничего не помогало. Это была его вторая попытка заняться самоудовлетворением после недолгого, но эффектного возвращения Сефирота. И так же как и первая, она тоже грозила закончиться неудачей, если только… В прошлый раз он чуть не кончил, вспомнив о том, что с ним сделал Сефирот, но вместе с желанием разрядки почувствовал тошноту и отвращение к себе, поэтому просто убрал руки и постарался уснуть. Лучше остаться неудовлетворенным, чем испытать оргазм от подобных воспоминаний. Но сейчас он просто больше не мог терпеть. В паху все ныло и горело, тело требовало удовлетворения естественных потребностей. Чуть ли не плача от невозможности разрядки и огромного напряжения, Клауд все же позволил себе представить, как руки Сефирота сжимают его член, как его губы ласкают чувствительную плоть. Оргазм подкатывал сокрушительными волнами, и Клауд даже слегка расслабился, когда вдруг приближающаяся волна наслаждения отхлынула снова. Клауд застонал сквозь стиснутые зубы и вдруг понял, чего именно ему не хватает. Это казалось безумием, и, наверное, он окончательно сошел с ума, но сейчас все разумные и рациональные мысли вытеснило одно всепоглощающее желание удовлетворения. Клауд надел пижамные штаны, встал с постели и на цыпочках прокрался к двери. Тяжелый напряженный член весьма заметно натянул ткань в паху, и Клауд понадеялся, что ни Тифа, ни, тем более, Марлин или Дензел не проснутся среди ночи и не увидят его. Такого стыда он точно не переживет. Осторожно, стараясь, чтобы не скрипнула ни одна ступенька, Клауд спустился по лестнице и прошел в темную кухню. Свет зажигать не стал, а наощупь быстро нашел нужный предмет, мысленно поблагодарив Тифу за щепетильность по отношению к порядку. Так же тихо прошел в ванную комнату на первом этаже, запер за собой дверь и лишь тогда перевел дух. Затея казалась еще более безумной, чем несколько минут назад, но в паху сладко ныло от предвкушения, а напряженный член судорожно дернулся. Клауд стащил с себя пижамные штаны и забрался в ванну, сев на холодное фаянсовое дно. Правой рукой обхватил твердый член, принимаясь двигать ей медленно и плавно, постепенно наращивая темп, время от времени поглаживая влажную головку пальцами. Прикрыл глаза, разрешив себе во всей красе представить узкое лицо в обрамлении длинных светлых волос, изумрудно-зеленые глаза с вертикальными зрачками, покрасневшие от прилившей крови губы. Губы Сефирота покраснели после того, как он брал в рот его член. После того, как Клауд кончил ему в рот. Клауд тихо застонал, где-то на краю сознания понимая, что Тифа спит очень чутко. Но даже если бы сейчас она открыла дверь и вошла, он бы уже не смог остановиться. Напряжение нарастало, тугим комком скручиваясь в паху, и когда почти достигло пика, Клауд сжал ручку кухонного ножа в левой руке и со всей силы всадил его в правое плечо, неосознанно попадая в то же место, где на коже белел шрам, оставленный нодати. Острый болезненный спазм пронзил тело, смешиваясь с удовольствием от ласки, и Клауд кончил, застонав чуть громче, чем следовало бы, и выдохнув имя: – Сефирот… Через несколько минут он пришел в себя настолько, чтобы ужаснуться тому, что только что сделал. Его рука и бедра были забрызганы спермой, по предплечью тонкой струйкой стекала кровь. Кухонный нож – не нодати, и рана заживет достаточно быстро. Клауд поморщился, выдергивая его. Включил воду, смывая с себя сперму и кровь. Зажал рану на плече ладонью и вылез из ванны, бросив окровавленный нож в раковину. И тут же метнулся к унитазу, не в силах сдержать рвотного позыва – то, что осталось от ужина, отправилось в недра канализации. Клауд, не глядя, нажал на слив и, поднявшись с колен, повернул вентиль над раковиной. Вымыл нож, умылся и прополоскал рот. Отбросил влажную челку со лба и несколько минут задумчиво смотрел на собственное отражение в зеркале над раковиной. Взгляд задержался на шраме, пересекавшем левую бровь, потом скользнул к правому плечу, где, несмотря на кровь, вытекшую из свежей раны и испачкавшую кожу, все так же виднелся еще один шрам. Третий шрам не отражался в зеркале, но, наклонившись, Клауд посмотрел и на него – бледная, едва заметная полоска чуть пониже солнечного сплетения. Три шрама, оставленные одним и тем же оружием, одним и тем же не-человеком. Символизирующие три победы над ним, казалось бы, непобедимым. Но мог ли Клауд считать себя победителем, если Сефирот возвращался снова и снова? Возможно, на самом деле он просто обманывал себя. А, может, в глубине души и не хотел побеждать. Тройка – магическое число. Раздался громкий стук в дверь, и взволнованный голос Тифы спросил: – Клауд, с тобой все в порядке? – Да… – хрипло ответил он и, догадавшись, что она не расслышала, сказал уже громче: – Все нормально! Тифа немного помолчала, а затем нерешительно спросила: – Ты уверен, что тебе не нужна моя помощь? «Только если ты согласишься отсасывать мне, пока я буду резать себя и называть тебя «Сефиротом». Но, думаю, такая перспектива не очень тебя устроит», – от этой мысли Клауда чуть снова не стошнило. Наверное, он еще никогда не испытывал такого отвращения к себе, даже сразу после того, что с ним сделал Сефирот. Тогда его наполняла лишь ярость. Сейчас же он чувствовал опустошение. – Все нормально, – повторил он, вновь взглянув на свое отражение, не будучи до конца уверен, кого он в этом убеждает – Тифу или самого себя. Тифа что-то пробормотала в ответ, и Клауд услышал, как она поднимается по лестнице. Наверное, еще никогда между ними не лежала такая пропасть, как сейчас. Пропасть шириной с Северный кратер. Все, что он мог сделать – это оставить ее, уехать как можно дальше и не отравлять своим присутствием тех, у кого еще есть шанс вести нормальную жизнь. Увезти с собой свой прощальный подарок. Клауд отвел взгляд от зеркала, открыл аптечный шкафчик и принялся обрабатывать рану. Через пару минут он уже что-то насвистывал себе под нос.