Несчастливые билеты

      Смотришь — сквозь очки, будто парень не похож на тебя. Будто не видишь этого. Очень стараешься не видеть, прямо как он в попытках овладеть смогом. Смотришь долго. Пристально. Под микроскопом изучаешь его молекулярное строение. Он состоит из яда и горечи — это видно, а парень и не скрывает вовсе. Не скрывает от тебя.       Ты точно такой же. Ты тоже состоишь из яда и горечи. Только он юн и носит футбольные бутсы, а ты — стар и носишь дорогущие туфли. Не жмут ли в пальцах? Ему, кажется, нужны новые — прихрамывает: ноги наверняка стёрты в кровь. Оборванец. Детдомовский оборванец. Детдомовский оборванец с Аккилианы.       Парень ёжится. Ему — некомфортно. Смотришь — долго, целую вечность. А потом прогоняешь — грубо, без объяснений. Ты не цацкаешься, ведь больно. Больно смотреть на себя самого. Больно видеть, как ты сам становишься монстром, как умираешь. Больно, но терпишь.       Кубок стоит смерти.       Чьей? Твоей? Его? Всей команды? Или какого-то фаната, купившего несчастливый билет? Неправда. Несчастливых билетов не существует, потому что ты уже давно скупил все несчастливые билеты со всей галактики. Остальное — кристально чистая правда. Кубок стоит смерти.       Время идёт. Но ты смотришь сквозь очки — и не видишь. Удобно Вы, однако, устроились, тренер. Завтра — снова встреча. Ты её жаждешь, как будто это нужно. Нужно для нормального существования твоего дрянного организма больше смеси кислорода с азотом*. Взгляд на часы — завтра наступило. Встреча — сегодня.       — Тренер?       — Да, — чуть грубее, чем рассчитывал. Чем требовал момент.       Впрочем, плевать. Что-то должно вас отличать друг от друга — и это грубость. Твоя грубость. Он — ещё не научился, и ты этому рад. Может так быть, что где-то за всем этим скрывается тяжело раненный человек? Человек, у которого инициалы «А. Н.»? Нет, потому что ты всегда знаешь точный ответ. Нет. У тебя просто поганый характер, а всё остальное — это по тому, что ты скупил все несчастливые билеты.       Ты кладёшь руку ему на плечо — парень сжимается. Будто электричеством ударили. Ты и сам не прочь, чтобы кто-то положил — и тебя ударило. Навсегда. Ведь Кубок стоит смерти. Особенно твоей. Особенно для него.       — Синедд, — он удивлён: ты назвал его по имени.       Сегодня — борьба за Кубок. Сегодня — можно. Что будет дальше? Одному богу известно — в которого ни ты, ни он не верите, кстати. Ещё одна схожесть. Кажется, чем больше схожестей — тем больнее убивать его. Ничего, ты справишься: справлялся же несколько тысячелетий назад, тогда в другой жизни — справишься и сейчас.       Ты говоришь. Говоришь то, что никогда бы не сказал Фулугмусу, Полу, Зеду, Нихлис, Сенексу, Нили, Нине — и даже себе. Он слушает, не перебивает — видно, умный мальчик. Все одинокие умны. Ты тоже — умный. Тебе нет в этом равных. Не в уме. В одиночестве.       Тебе хочется смеяться: ты видишь его глаза, он твои — нет. К счастью. Потому что там — в глазах — демоны. Те демоны маленькие, в душе они — больше, уродливее, противнее. От самого себя тошнит. Но в его глазах — что-то чистое, похожее на веру и надежду, и тебе хочется смеяться. А ещё глаза у него серого цвета, как у тебя. Ещё одна схожесть.       Он уходит. Всё ещё взволнован — ты видишь. Но молчишь. Не к чему говорить, тем более ты всё уже сказал. Через несколько часов утро. Чёртово утро! Почему ты ненавидишь утро, человек с инициалами «А.Н.»? Потому что. Ты, кажется, всегда знаешь точный ответ, но почему — ты не знаешь его сейчас? Что сделало тебе именно это «утро»?       Ничего. Ты видишь его перед матчем — он немного рассеян, но ты списываешь это на волнение. Зря. Ведь ты даже не можешь себе представить, какова цена этого Кубка — не только для него, тебя или всех игроков «Shadows», но и для всей галактики.       — Выиграйте, — коротко, ясно, по делу. Да и слов больше не требуется: они поняли — особенно он.       Первый тайм. Ты — там, на поле, с ним, в его гарнитуре. Рядом. Ты нужен ему, и ты хвалишь его. Ведь именно этот парень ведёт твою команду к победе. Он выиграет Кубок, который должен был принадлежать тебе. Завидуешь. По-белому. Пока что. Однажды ты, наверно, придушишь его за это — но не сейчас. Ведь он ведёт твою команду к победе, несмотря на скупленные тобою несчастливые билеты.       Перерыв. Его нет в раздевалке, даже капитан не в курсе. Ты и подавно — гарнитура выключена. Ты больше не с ним. Ты — снова одинок. И всё же: где он? Устал? Сбежал? Испугался? Очень глупо — ты находишь его в мужском туалете. Что он прячет в кармане? Что-то металлическое. Что? Спросить не успеваешь — второй тайм.       — Я сделаю всё, что от меня требуется, — ответ. Последнее сказанное до начала второго тайма.       Но ты не доволен. Мальчик во что-то впутался — ты чувствуешь это: сам впутывался и не раз. Ты не хочешь своих неприятностей для своей же копии. Ведь Синедд — всего лишь ребёнок (забудь об Арче!**). Наглый, но не избалованный. К счастью для тебя. Ты не любишь таких.       Гол. Не наш. В наши ворота. Ты уже не хвалишь — орёшь благим матом. На вратаря. Парень, что похож на тебя, не виноват — не его зона. Но он чувствует и свою вину, знаешь это. Потому что знаешь его. Как свои пять пальцев — и даже чуть лучше…       Теперь счёт равен, и ты нервничаешь. Кто мог подумать, что эти сопляки Арча выиграют? Нет, нет, нет! Не выиграют — просто сравняют счёт. Так ты себя убеждаешь, будто это поможет твоей команде выиграть. Время — десять минут. Для тебя — медленно, для него — быстро. Ты молишься, хоть и атеист. Кубок, конечно, стоит смерти, но поражение — это не смерть. Это бесконечные муки. Это твой персональный ад.       Гол. Снова. В ворота твоей команды. Через минуту — матч окончен. Синедду не хватило совсем чуть-чуть — для атаки. Последней атаки. К сожалению. Убьёшь. Медленно. Собственноручно. Как однажды убили тебя. Больно — опускаешь голову. Больно — стук в дверь. Невыносимо — в груди буря, метель, ураган. Мыслей нет, но дверь надо открыть.       Ты где-то видел этих людей, но не помнишь их. Какая к чёрту разница, если Кубок не в твоих руках — и даже не в его? Хотят поговорить с Синеддом — напрягаешься. Говорят — он слушает. Внимательно. Ты — волнуешься. Ты нужен парню — меньше, чем Кубок. К сожалению. Для тебя. Вдвойне — больно.       Разговор окончен — благодарят и уходят. Ты один. Минута. Две. Три. Сердце — стук в горле. Волнуешься. Идёшь, пытаешься сохранять хладнокровие, но — всё к чёрту. Уже бежишь. В раздевалку. К ним. К нему. Сидят — молча, убитые горем. Особенно парень. Плачет? Нет. Ты бы тоже не заплакал — не при всех.       — Простите, — от Фулугмуса. Капитан бросает повязку и уходит — зол.       За ним тянутся другие — нападающие, полузащитники, защитники, вратарь. Остаётесь — ты и Синедд, готовые убить и умереть. Одновременно. За Кубок. Поздно. Вы пропустили свой рейс.       — Почему они победили? — голос парня сер и бесцветен.       Снимаешь очки — пусть видит твои глаза. Пусть видит — своё отражение. В твоих глазах. Ты кладёшь руку ему на плечо — мало. Хочешь — больше. Но ждёшь — для него твои желания слишком. Перебор.       — Почему так? Разве я не заслужил? — в голосе — отчаяние, в руках — дрожь.       — Заслужил, — шепчешь — не узнаёшь себя. Голос — не твой, слишком осипший.       Тянешь парня к себе — мягко, насколько можешь, за плечи. Осторожно. Он сейчас — пофигист. Но только на первый взгляд. Лбом — в плечо. Ты — не один. Он — не один. Вы — друг у друга. Друг для друга. И это странно: ты не привык. Ты же мастер по одиночеству и чемпион по скупке несчастливых билетов.       — Если бы заслужил — выиграл.       Теряешься. Ты же сам говорил: «Побеждает самая подготовленная команда». Молчишь. Говорит:       — Я должен больше стараться, — глухо, уткнувшись в чужую куртку.       Упёртый. Ты — тоже. Убьёшь его — своими руками, чтобы выиграл Кубок. Поглаживаешь затылок — волосы под пальцами колкие. Будто иглы. Терпишь — это стоит того. Встаёт, говорит что-то, хлопает дверью. Уходит — ты снова одинок.       Рейс. До твоей родины — она теперь у вас общая. Кажется, нельзя быть настолько похожими — можно! Держишь билет в руках. Думаешь — пока робот-контролёр не прерывает мысли. Посадка. Лететь, к счастью, недолго. Фанаты не донимают — ищешь плюсы в поражении. Старый дурак! Какой из тебя тренер?       Смотришь — сидит один, возле окна. Подходишь тихо — лёгкий поворот головы, не дёргается. Лишь смотрит. Туда, вглубь галактики, вглубь себя. Странно — ты не видел его слёз. Неужели — их не было? Это странно, потому что ты сам — плакал. Надо плакать, когда рушится вся твоя жизнь — потом будет легче.       Кладёшь руку на плечо — сидит спокойно, будто так и надо. Будто это правильно — твоя рука на его плече. Как паззл. Давно заметил — у парня проколото ухо. Что это — дань моде? Он же детдомовский — какая к чёрту мода? Впрочем, плевать. Золотой блеск тебя завораживает — хочешь коснуться двух колец в его ухе. Но терпишь. Рано. Не сейчас. Слишком много — для парня, но мало — для тебя.       — Как ты?       — В норме.       Хлопаешь по спине — так нужно. Это нормально. Это, в конце концов, чертовски нормально, когда люди нужны друг другу. И ты вновь думаешь — о том, о чём думал до посадки на рейс.

Может, ты наконец-то купил счастливый билет?