Языковой барьер

      — Какие же эти тексты скучные, — удрученно вздохнул Вондер, разрывая довольно долго продержавшуюся тишину. — Конфликты, ссоры, угрозы. Почему нельзя без всего этого?       — Политика, — кратко бросил Пиперс, отпивая кофе и быстро скользя глазами по записям прошлых выступлений лидеров. Скоро состоится еще одна их встреча, которую команде придется переводить вживую, и сейчас коллеги пытались собрать как можно больше информации о них, чтобы понять чего ожидать. Такая подготовка была им не в новинку, и уже типичным местом для этого был дом МакБрайера.       — Но, соглашусь, это неуместно. Им бы объединиться…       — Вот именно! — тут же активно поддакнул Вондер.       — …и вместе уничтожить Доминатора, — закончил переводчик, все так же равнодушно перечитывая текст.       — Тьфу, вот Вы все об одном, — обиженно надулся МакБрайер и откинулся на спинку стула. — А как же переговоры? Мы ведь должны быть за то, чтобы пробивать языковые барьеры, а не обычные барьеры и оружием.       — Мы и так этим занимаемся. Это наша работа. Да и я не про оружие. Столько вариантов ведь… — Пиперс прищурился, будто перебирая в уме все, несомненно, невероятные возможности.       — Да какая разница, — уронил голову на стол Вондер. — Все равно ведь люди страдают, одно насилие.       Пиперс наконец оторвал взгляд от бумаг и вздохнул.       — Выше нос, МакБрайер, — переводчик похлопал коллегу по плечу. — Не могут они вечно друг на друга скалиться, объединятся, куда денутся. А там уж куда Доминатору, которую скоро свой же народ с поста спихнет — не тупые же они машины, чтобы одобрять даже такие ее действия, в самом деле. Мигом покладистей станет.        — Правда? — с надеждой приподнял голову Вондер.       Нет. Потому что Сильвия Уинчелл пусть и умна, но Хейтера Фергюсона она ненавидит всем сердцем, и не мудрено, когда у того в каждом слове и жесте чистая провокация впридачу к абсолютному отсутствию какого-либо уважения. А Уинчелл известна далеко не благодаря своему самообладанию. Как ни стараются их подчиненные — на каждой встрече одно и то же, какой уж тут мирный диалог? А когда те опомнятся — будет поздно, и Доминатору, с ее будто запрограммированными подчиненными, среди которых бунтом даже и не пахнет, придется дать настоящий общий отпор. И там отсутствие пострадавших и насилия даже рядом не валяется.       Вот только Вондеру пока думать об этом совсем необязательно.       — Правда. А теперь сосредоточься на работе, иначе с поста вылетим мы оба.       Пиперс уже было снова отпил из кружки, но оказалось, что отпивать там толком и нечего.       — Ой, у Вас кофе закончился, давайте я еще налью, — с необыкновенным даже для него энтузиазмом, Вондер выхватил у напарника кружку и, не дождавшись ответа, чуть ли не бегом отправился на кухню.       Пиперс хмыкнул и снова перевел взгляд на бумаги, неосознанно прислушиваясь к активному шебуршанию коллеги на другом конце квартиры. Вондер обычно становился невероятно усидчивым, погружаясь в работу, но, видимо, перерыв от прочтения того, как главы государств бросаются «любезностями» друг в друга, ему сейчас был просто необходим.       «К слову о перерыве» — Пиперс словно только сейчас обратил внимание на то, как неприятно саднят уставшие глаза и тяжелеет от огромного количества информации голова, и тоже отложил в сторону бумаги. Сколько они так сидят, погруженные в чтение, лишь изредка перебрасываясь замечаниями? Три часа? Четыре?       Посмотрев на наручные часы, Пиперс выяснил, что вторая догадка была ближе к правде. С кухни все еще раздавались шумы суетящегося МакБрайера, так что Пиперс встал с кресла, с удовольствием разминая затекшие мышцы, и решил детальнее осмотреть комнату. А в ней было на что поглядеть.       Небольшая комнатка была увешана ловцами снов, какими-то яркими самодельными украшениями из бисера, а опираясь на шкаф стояло цветастое банджо. «Флертов хиппи» — проскальзывало у переводчика в мыслях, но все это настолько вписывалось в образ Вондера, со всеми его высказываниями про «мир во всем мире», что не казалось каким-то чуждым. Но чего в комнате было действительно много, так это фотографий. Из разных мест, с разными людьми. По признанию самого Вондера, это и была основная причина для выбора его профессии — путешествия по миру и возможность общаться с людьми со всего земного шара. А вот сувениров, которые более чем могли вписаться в амплуа туриста, не наблюдалось, и Пиперс все голову ломал, почему МакБрайер их так не любит.       Особенно это озадачивало, учитывая, что Вондер в основном не любил какие-то серьезные вещи, вроде войн или браконьерства, а тут в этом же ряду такая безделушка.       Странный он был, все-таки, но Пиперс понимал, что другого напарника ему уже не нужно. Пусть тот зачастую был чересчур взбаламошным, сующим везде нос и светил раздражающе лучезарной улыбкой даже на всеми богами проклятых понедельниках, кто, как не он, со своей манерой относится с простотой к миру скрасит тяжелые будни? Кто, только войдя в офис, чуть не опрокинув стоящее на краю стола кофе и чуть не ткнув Пиперсу пальцем в глаз, указывая на синяк под ним, возмутится: «Ты что, опять сегодня не спал?!», забыв свое уважительное обращение на «Вы»? Кто, в конце концов, будет каламбурить в любой ситуации, задействуя каждый язык, который он знает? А уж про то, как уютно готовиться к работе не в собственной пустой квартире, а в заставленной комнате Вондера, слушая его сосредоточенное бормотание, и говорить нечего.       И пусть половина из того, что доносится изо рта Пиперса — это явный сарказм или недовольное бурчание, Вондер же знает, что он так о нем думает, правда?       Пиперс хмурится, а по коридору тем временем раздаются осторожные шаги, и в комнату входит Вондер, стараясь не разлить кофе из почти переполненной кружки.       — Voilà! (Готово!), — улыбается МакБрайер и протягивает напиток.       — Merci (Спасибо), — отстраненно отвечает Пиперс, задумчиво глядя на Вондера.       Французский у его коллеги был, наверное, самым часто используемым языком, и как потом узнал Пиперс — самым любимым. На вопрос «почему» тот многозначительно водил бровями: «Ну как почему, Monsieur Peepers, язык любви же». А затем, вдоволь похихикав над скривившимся Пиперсом, добавлял: «Ну, и звучит красиво».       Тем временем Вондер со вздохом садится обратно за бумаги, а Пиперс неспешно делает глоток. Кофе, по его личным стандартам — идеальный, МакБрайер и этому наловчился за все время их совместной работы. И Пиперс уже даже не спрашивал, что турка и кофейные зерна делают в доме у того, кто кофе вообще не пьет.        — Может, прогуляемся? — выдавливает из себя Пиперс, уперев взгляд в кружку. — Все равно заканчивать скоро собирались, а у меня уже каша в голове.       Вондер с готовностью вскидывает голову, и Пиперс даже не смотря на него, знает, что улыбка у него чуть ли не до ушей.       — Прогулка звучит прекрасно! Да и погода, тем более, меняется.       Пиперс выглядывает в окно и пожимает плечами. Обычный вечер. А МакБрайер тем временем уже взбудораженно перебирает возможные места.       — Может на набережную? Ее совсем недавно перестроили, Вы видели? Или в парк? Ох, а Вы были в той новой пончиковой в двух улицах отсюда?       Пиперс путешествует много, но едва знает свой родной город, Вондер же осведомлен здесь о каждом закоулке, поэтому он оставляет выбор за МакБрайером и проходит к входной двери. Вондер быстро подскакивает вслед за ним, и Пиперс усмехается, слушая такую знакомую беспрерывную болтовню коллеги.       Все-таки его напарник — это что-то, но определенно что-то хорошее.