Взрослая лига

- Ну что, Юрочка, можно тебя поздравить: скоро дебют во взрослой лиге! – хлопнув Плисецкого по плечу, торжественно объявил Виктор. - Ага, - мрачно отозвался Плисецкий, стряхнув руку Никифорова, - буду надирать зады старперам, вроде тебя. - Это ты полегче, Юрочка.- Виктор назидательно оттопырил указательный палец. - Не говори «гоп», пока не… Никифорова перебил громкий хлопок двери. Плисецкий вздрогнул от резкого звука и повернул голову в сторону входа. К бортику, где стоял Плисецкий вместе с Виктором, приближался нахмуренный Яков. - Марш домой. Завтра в шесть утра чтоб были здесь. Едем в деревню. Плисецкий не понял, в чем заключается связь между деревней и катком, и открыл рот, собираясь уточнить у тренера, что все это значит. Но его опередил Никифоров. - В деревню? – удивленно переспросил Виктор. Его губы растянулись в улыбке. – На твоей даче малину собирать некому? - Виктор! – Яков повысил голос. Никифоров моментально отогнал игривое настроение и переглянулся с притихшим Плисецким. Насколько знал Плисецкий, когда Яков начинал называть своих учеников полными именами, это означало, что случилось что-то серьезное. Помнится, «Юрием» Плисецкий был, когда Фельцман сообщал ему о том, что дедушку увезли на скорой. Плисецкий подобрался, вслушиваясь в отрывистую речь тренера. - Похороны. У Милы бабушка умерла. Собираемся завтра здесь, - пояснил Яков. Плисецкий на несколько секунд застыл в ступоре. В голове вихрем заметались вопросы «что случилось?», «когда?». Но Плисецкий, придя в себя, от них отмахнулся, сосредоточившись на мысли – найти Милу и поговорить с ней. Далее последовал закономерный вопрос – о чем поговорить? Плисецкому никогда не приходилось сталкиваться с подобными ситуациями. Как себя вести? Что говорить? Может, сказать: «Мне очень жаль. Все будет хорошо»? Нет, банально. Нужно как-то по-другому выразить свои соболезнования. Тогда: «Она была хорошим человеком»? Не пойдет, фальшиво. Плисецкий видел бабушку Милы всего лишь раз в жизни – и то мельком, фактически знал только имя – Алевтина Васильевна. Да и сама Мила редко о ней рассказывала. Этот вариант исключается. В таком случае, быть может: «Не плачь. Скоро увидитесь»? Точно нет. Тут вообще без комментариев. К тому же Плисецкий знать толком не знал эту женщину, следовательно, особых чувств к ней не питал, и смерть ее практически ничего не затронула в его душе. Она просто умерла - и все. Разве что Милу было действительно жаль. Вообще, Плисецкий мог назвать Бабичеву своим другом с большой натяжкой. Однако знакомы они были давно; тренировались вместе. Мила любила выбешивать Плисецкого, называя пубертёнком. Еще она обладала искрометным чувством юмора и, в принципе, с ней было легко. На этом, собственно говоря, и заканчивались характеристики, которыми наделял девушку Плисецкий. На том заканчивались и его чувства к ней, в основном трансформировавшиеся из раздражения в легкость, и наоборот. Всяко лучше, чем ничего, которое Плисецкий испытывал к усопшей. И все же что сказать? Из раздумий Плисецкого выдернул обеспокоенный голос Виктора, по всей видимости, заметившего перемену в его лице: - Юр, все нормально? - Замечательно, - огрызнулся Плисецкий и отъехал от бортика к центру катка. - Яков сказал домой идти, - нахмурившись, напомнил Виктор. Плисецкого будто по нервам хлестнуло. Он терпеть не мог, когда ему говорили вещи, которые он и так знает. И вообще, в последнее время его сильно раздражал Виктор, и Мила, и Гоша, и Яков. И чего уж точно не ожидал от себя Плисецкий, так это того, что его будет выводить из себя дедушка. Не так часто, как все остальные, тем не менее! А сейчас мало того что Плисецкого нервировала собственная несостоятельность в ситуации с Милой, так еще и Виктор вмешивается со своими бесполезными напоминаниями. Плисецкий мгновенно повернулся к Никифорову и прожёг того яростным взглядом. - Никифоров, усохни, ради бога! – На последнем слове голос ушел в фальцет. Плисецкий прикрыл глаза и раздражённо выдохнул. Черт бы побрал проклятую ломку голоса! Кое-как подавив поднимающуюся волну гнева, он развернулся, намереваясь отработать тройной тулуп. Мысли о драме в жизни Милы отошли на второй план, уступив место переживаниям по поводу предстоящего дебюта. *** Сидя на заднем сидении рядом с совершенно бодрой Лилией, Плисецкий тихо закипал от ярости. Ему пришлось встать в половину четвёртого утра, чтобы собраться и успеть доехать до «Юбилейного» к назначенному времени. Как следствие, он не выспался. Неимоверно бесила заспанная рожа Никифорова, отражающаяся в зеркале заднего вида, и сопение Якова, который давно бросил попытки побороть хронический гайморит. Ко всему прочему дорога, по которой они ехали, была в ужасном состоянии: ухабистая, асфальта практически нет. Бесконечная тряска и черепашья скорость привели к тому, что Плисецкого укачало. Ко всем прелестям этой поездки прибавилось еще и головокружение. И когда машина наконец подъехала к ржавым воротам, Плисецкий был готов рвать и метать. Двор оказался запущенным, густо заросшим сорняками. В зарослях колючих растений угадывалась тропинка, образованная примятой травой и ведущая к полуразвалившемуся дому. Возле крыльца тихо переговаривались между собой две женщины, в одной из которых Плисецкий узнал сестру Милы. Проходя мимо них, Плисецкий слегка кивнул в знак приветствия и вошёл в дом. В тесной комнатушке скамейки и стулья были расставлены вдоль стен. Плисецкий прошмыгнул в самый тёмный угол и сидел там, пока не привезли тело. Наблюдая за людьми, сидящими в комнате, Плисецкий отметил про себя одну удивительную вещь: среди присутствующих не было людей пожилого возраста, ровесников бабушки Милы. Все в основном были молодыми, может, чуть старше среднего возраста. Впоследствии оказалось, что это друзья Милы и ее родителей. Плисецкий вслушался в голос матери Милы, доносящийся из противоположного угла, у двери. Она рассказывала одной из сидящих рядом женщин, как Алевтина Васильевна, несколько недель назад провожая в последний путь единственную оставшуюся в живых подругу, говорила, что скоро придёт и ее черед. Слова женщины отдались эхом в душе. Человек, получается, чувствует приближение смерти? А как именно понять, что скоро умрёшь? Плисецкому, честно говоря, не очень-то хотелось узнать, каково это. Тем не менее он продолжил с любопытством прислушиваться к разговору, надеясь уловить больше подробностей. В комнату заглянула Мила и тихо позвала маму на улицу. Ее глаза были скрыты солнечными очками. Плисецкий не смог разглядеть ее лицо. Плисецкий ощущал дискомфорт. На него давили стены маленького помещения. Угнетал полумрак, создававший атмосферу погребального склепа. Тяжёлое молчание присутствующих, временами прерываемое тихими всхлипами, пригибало к полу и вызывало острое желание сжаться до размеров микроскопической точки. Вся обстановка нервировала, заставляла пальцы подрагивать. Апогеем стала тупая боль в голове. Плисецкий чувствовал, как у него начинают болеть мозги. Хотелось поскорее вернуться домой и лечь спать. Через полчаса из городского морга привезли тело. Плисецкий поднялся и направился вслед за Виктором на улицу. Летние солнечные лучи безжалостно обжигали нежную кожу Плисецкого, привыкшего к прохладе катка, и он чуть пригнулся, спрятавшись в тени стоящего справа Виктора. Но это не помогло. Если голова была худо-бедно скрыта от солнца, то ноги жгло нещадно. Кажется, было весьма опрометчиво надевать джинсы, вместо шорт. Под плотной тканью постепенно поднималась температура. Плисецкий удивился, ощущая, как начинают потеть ляжки. Над процессией грозовой тучей нависало безмолвие. Даже будучи не особо сведущим в подобных вопросах, Плисецкий догадывался, что похороны проходят как-то не по-христиански. Отсутствовал священник, или пастор (Плисецкий не особо в этом разбирался). Не было отпевания и той пафосной торжественности, которую Плисецкий ожидал увидеть. Впереди обзор закрывала массивная фигура Якова. По левую сторону от мужчины стояла долговязая Лилия. С правой стороны от Фельцмана, перед Виктором, переминался с ноги на ногу широкоплечий, высокий Гоша. Вокруг стояли другие люди, среди которых Плисецкий оказался самым низким. Таким образом, не представлялось совершенно никакой возможности непосредственно увидеть разворачивающееся действо. Лишь откуда-то слева доносились редкие приглушенные всхлипы. Плисецкий чуть расслабился, когда понял, что ему не придется смотреть на умершую женщину. Наконец отпустила головная боль. Легкие наполнились свежим деревенский воздухом, который показался Плисецкому самым настоящим благословением. Внезапно стоящий рядом Виктор шмыгнул носом. Плисецкий резко вскинул голову, надеясь застать слезы на лице Никифорова. И потом, когда Виктору снова приспичит поиграть на его нервах, с садистским наслаждением вспоминать трогательную моську Никифорова, потешая свое самолюбие. Потому что слезы – это слабость. Вопреки ожиданиям Виктор не плакал. Лицо его выражало сосредоточенность: между нахмуренными бровями пролегла едва заметна складочка, нижняя губа была напряжена и поджата. Плисецкий разочарованно вздохнул и отвернулся, принявшись разглядывать спину Якова. Совершенно неожиданно для успокоившегося Плисецкого Яков решил покинуть свое место и направился к рыдающей Миле. Прямо перед Плисецким в гробу лежала женщина. Гроб, обитый имитацией бархата алого цвета, располагался на четырёх табуретках. Белое кружевное полотнище укрывало практически все тело, открытой оставалась лишь голова. Плисецкий широко распахнул глаза, вцепившись взглядом в морщинистое лицо. Оно, как бы отлитое из воска, выражало…ничего. То самое «ничего», которое Плисецкий чувствовал к этой женщине. Было жутко видеть отражение своих чувств на лике мертвеца. Лица усопших называют умиротворёнными? Тогда уголки губ должны быть слегка приподнятыми в облегченной полуулыбке, и морщина над переносицей должна разгладиться. Покойница же будто надела маску, пугающую отсутствием каких бы то ни было эмоций. При свете солнца эта маска будто сияла, едва заметно переливаясь зеленовато-серыми оттенками. Кожа на руках, лежащих поверх белых кружев, также приобрела этот неестественный перелив. Жизнь, покидая тело обезобразила его до неузнаваемости. Словно никогда и не жила эта женщина, не дышала, не смеялась; словно всегда лежала в гробу с пустым выражением лица. К горлу подкатил ком. Плисецкий с силой сжал челюсти и тяжело сглотнул. - Знаешь, Юр, мне иногда кажется, что люди не должны умирать, - тихо сказал Виктор. – Как-то это все неестественно. По-другому должно быть. Не в силах оторвать взгляд от усопшей Плисецкий только кивнул. Глаза обожгло огнём, и огонь этот побежал по щекам. Плисецкий принялся лихорадочно вытирать слезы. Но они продолжали течь. *** Могила была уже выкопана. Порыв обжигающего ветра подхватил пыль с вершин небольших насыпей, обрамляющих края ямы, и бросил ее в лица пришедшим. Плисецкий лишь слегка прикрыл ладонью нос, закрываясь от пыли, и вновь сосредоточил взгляд на лежащем в гробу теле. А ведь всех это ждёт - кого-то раньше, кого-то позже, думал Плисецкий, глядя, как отец Милы забивает гвоздь в крышку гроба. Вспомнился мальчик, мимо могильной плиты которого проходил Плисецкий. Судя по датам, мальчишке было шесть лет. Поражала вовсе не неизбежность смерти, но то, что нет различий между старым и молодым – конец может прийти и в детстве, и в глубокой старости. Оказывается, жизнь невероятно коротка: любой вздох может стать последним. Очевидно, есть смысл наслаждаться каждым моментом. Банально, конечно, но это так. И раз уж смертельная угроза нависает над всеми, то, наверное, стоит ценить окружающих. Кто знает, чья очередь будет следующей. Момент упущен, а ты не успел самое главное сделать. Или сказать. Плисецкий судорожно выдохнул. В памяти всплыли истерики, которыми сопровождалось все его детство. Перед глазами появилось лицо дедушки, когда он, будучи восьмилетним сопляком, психанув, намеренно вылил на пол из чашки суп, которым дед хотел его покормить. Тогда в глазах деда что-то промелькнуло. И лишь теперь Плисецкий понял, что это была обида. На глаза навернулись злые слезы. От осознания того, что все это время Плисецкий вёл себя как свинья, отчаянно захотелось исчезнуть и никогда больше не существовать в памяти деда. Уйдя в свои мысли, Плисецкий пропустил момент, когда гроб опустили в яму и закопали. Очнулся он лишь тогда, когда Виктор, приобняв его за плечи, повёл в сторону выхода. Плисецкий не сопротивлялся. *** Вернулся домой Плисецкий ближе к вечеру. В квартире вкусно пахло: дедушка решил порадовать его любимыми пирожками. У Плисецкого дыхание перехватило, и в горле вновь образовался комок, когда он вдохнул этот аромат. Дед отправил Плисецкого мыть руки, а сам пошёл накрывать на стол. На кухню Плисецкий вошёл нервничая. Усевшись на табуретку и спрятав дрожащие ладони, он принялся наблюдать за дедом. Тот кинул в чай две ложки сахара, размешал неспешными движениями и поставил перед Плисецким дымящуюся кружку. Плисецкий вновь пережил небольшое потрясение: дед до сих пор помнит, сколько ложек нужно положить. А ведь Плисецкий из-за спортивных диет давно пьет несладкий чай. Желая скрыть нарастающее волнение, Плисецкий схватил пирожок и почти целиком запихал его в рот. Дед недоумённо посмотрел на Плисецкого и спросил: - Ты чего это, Юрка? Плисецкому с большим трудом удалось проглотить кусок. Горло неприятно саднило. Прокашлявшись, Плисецкий тихо сказал: - Прости…за все.