Еще раз с чувством

      В его глазах – непонимание и детское наивное желание отмотать время назад, чтобы не слышать этих слов. Слезы готовы брызнуть из глаз, в которых застыл немой вопрос: «Почему?»       – Пожалуйста, – хрипло шепчет он. Даже не сразу осознает, что его губы двигаются. – Пожалуйста, – сам не понимает, зачем повторяет это, ведь знает, что все уже решено. – Пожалуйста… – закусывает губу сильно, до капель крови. Смотрит в голубые глаза напротив и видит там лишь безмолвную ледяную пустыню. Надо же, а раньше и не замечал, что цвет, обычно напоминающий теплое море, может быть таким холодным.       – Я принял решение, Саймон. Завтра же я отправляюсь в Идрис, родители уже ждут меня, – голос Алека срывается. Хотя, возможно, просто кажется. – Так будет лучше.       Льюис сжимает руки в кулаки и буравит взглядом землю под ногами. Боится снова посмотреть на Лайтвуда и обжечься бескрайним холодом.       Не видеть, не смотреть, не представлять.       – Кому лучше будет? – почти неслышно выдыхает он и чувствует, как в висках бьется пульс. Он слишком громкий, и хочется закричать, чтобы заглушить этот звук, но изо рта вылетает только полушепот. – Изабель, которая останется без брата? Джейсу, который потеряет парабатая? Ты же хочешь всю связь с Институтом порвать, полностью. Жизнь с чистого листа, да? – нервный смешок срывается с губ Саймона. – Новая должность, новые друзья, жена, которую подобрали заботливые родители? Кому от этого лучше будет? Тебе? Или, может быть, мне? – он поднимает глаза от земли, вглядывается в родное лицо и осознает, что проиграл. Льюис чувствует, что слезы прочерчивают ровные дорожки на его щеках, но не обращает на это внимания. Лишь резко срывается с места и подлетает к Алеку.       – Пожалуйста, скажи, что это неправда, что ты не покидаешь Нью-Йорк, – Саймон говорит быстро, глотая половину слов. – Не уезжай. Ты нужен здесь. Ты нужен Иззи, Джейсу, Институту. Ты мне нужен. Я люблю тебя, помнишь?       На секунду равнодушие из голубых глаз пропадает.

***

      Саймон приходит к Алеку впервые после того, как Джейс объявляет Клэри своей девушкой. Льюис словно знает, кто именно его поймет и не осудит. Заходит к нефилиму в комнату и замирает на пороге. А Лайтвуд впервые не огрызается и не кидает насмешливо-уничтожающий взгляд. Просто несколько секунд смотрит с какой-то грустью и кивает на стул в углу. В ту ночь Саймон узнает, что переживать горе и просто молчать в компании Александра Лайтвуда на удивление уютно.       Саймон впервые ловит взгляд Алека на себе, когда уже неделю не может прекратить пялиться на него. Смотрит украдкой, но, поймав суровый прищур Лайтвуда, догадывается, что его внимание не осталось незамеченным. Тот даже колкого замечания не бросает. Саймон узнает, что Алек может не быть саркастичной задницей (какое открытие!).       Саймон впервые целует Алека, когда градус алкоголя в крови (обычной человеческой примитивной крови. Саймон ненавидит слово «примитивный») настолько высок, что перед глазами танцуют звездочки. Он поссорился с Клэри, потому что, видите ли, снова не понимает всей этой «великой миссии сумеречных охотников». Но напиваться и приходить к Институту просить прощения у подруги – плохая идея. Потому что Лайтвуд там. Стоит и подпирает спиной дерево, как будто ждет чего-то (или кого-то). Льюис сам не соображает, каким образом он оказывается к нефилиму так близко, что впечататься в чужие губы не составляет труда. В ту ночь Саймон узнает, как сильно Алек Лайтвуд может ударить. И как он может извиняться, губами нежно касаясь ссадины на скуле.       Саймон впервые проводит ночь с Алеком, когда Джейс и Клэри узнают, что они не брат и сестра. Все снова счастливы, а Льюис сбегает с этого праздника жизни и быстрым шагом идет к знакомой двери. Он знает, что должен быть там. Он знает, ведь сегодня ему не было больно при взгляде на то, как Клэри самозабвенно целуется с другим. Льюис с широкой улыбкой открывает дверь и попадает в до боли крепкие объятия: глупым легким не объяснить, что Алек не пытается лишить его кислорода и убить. Просто не в силах скрыть того, как сильно он боялся, что Саймон не придет. В ту ночь Саймон узнает, что Александр Лайтвуд может быть смущенным и страстным одновременно.

***

      Лед в голубых глазах начинает таять, и Саймон хватается за это, как за последнюю соломинку.       – Я люблю тебя, слышишь? Люблю, – Льюис понимает, что его не обнимают в ответ, но все равно прижимается ближе. – Люблю. Только не уезжай.       Жесткие сильные руки отцепляют его от груди и вынуждают сделать шаг назад.       Саймон как будто наяву видит злой взгляд Роберта и хлесткую пощечину, которую он отвесил сыну. Видит разочарование в глазах Маризы и гримасу отвращения на ее безупречном лице.       Идеально очерченные губы Алека кривятся:       – Я тебя… не люблю, примитивный.       В душе Саймона что-то резко обрывается с противным хлюпающим звуком.